— Чего ты защищаешь, «защитник»? — Я не удержался от саркастического тона, но мой собеседник не обратил на него никакого внимания.
— Я же сказал — реальность. — Он высунул язык, становясь немного похожим на обезьяну. — Я Защитник Реальности, а это безумно круто. Только я не очень представляю, зачем я тут нужен, вы и без меня хорошо справляетесь с тем, чтобы все угробить, но… Быть может, тут все дело в том, что лиха беда — начало?
Я замер, как хищник, готовящийся к прыжку. Кажется, я начинаю вспоминать, к какому типу можно отнести моего собеседника. Если бы я мог съесть подобное существо, то все мои проблемы решились бы сами собой. Правда, появилась бы куча новых, но… Судя по тому, что я встречал раньше в кодексах,[13] о природе подобных существ известно…
Да ничего не известно, на самом деле. Просто было упомянуто несколько случаев, когда с ними происходили столкновения. Так появилась Дикая пустошь, топи Нейранайи и пустыня Надежды. Кажется, теперь я понимаю, почему не вспомнил этого раньше: лезть на оборону, способную перемолоть двадцать штук «защитников» подряд, — это один из самых болезненных способов самоубийства. К слову, ребра у меня до сих пор болят. Правда, я живой! Быть может, из-за того, что на двадцать первого «защитника» вместе со мной они не рассчитывали? Вот только если он действительно захочет убить меня, то у меня будет ровно один шанс из тысячи, чтобы успеть первым. Хотя, если отсечь его от источника силы, как я проделал с тем «бессмертным»…
— И скажи тогда, Защитник, в чем подлинный источник твоей силы? — Это уже не основной вопрос, а отсебятина, но правилами это не запрещено. Основные вопросы кончились, а я должен быть уверен в том, что он тот, за кого себя выдает, а не очередное порождение Запретки.
Давно я не видел, чтобы у человека так быстро вставали дыбом волосы без применения электричества. Давно. Еще в другой жизни.
— Правильный вопрос, Джерри. Ты меня не разочаровываешь. Так и тебя, думаю, не разочарует мой ответ. — Его глаза вспыхнули ярким алым светом, в котором растворились зрачки и радужка. Крайн! Из-за кровопотери я точно не успею ударить первым! — Печать Боли. Уверен, что теперь твое желание сожрать меня пропало окончательно и навсегда. Черпать силу из одной из Великих Печатей — это большой соблазн, но ты лучше меня знаешь, что чувствует тот, кто это делает.
По правилам этой игры я не мог перебить отвечающего. Оставалось только слушать. И ждать возможности задать следующий вопрос. Но вот в чем я теперь был уверен, так это в том, что мой собеседник является даже большей жертвой Запретки, чем все ее постоянные обитатели. Я бы предпочел проказу, полный паралич или даже смерть, лишь бы не попадать под власть одной из Великих Печатей.
— Печать Боли… Джерайн, через некоторое время ты будешь прекрасно знать, что чувствует умирающий, я гарантирую это: как пробегает огонь по всем нервам, как организм отчаянно и безнадежно пытается бороться с уже свершившейся смертью. Какие он испытывает судороги, какое расслабление всех мышц, внезапно вышедших из повиновения. И тот момент, когда организм перестает удерживать в себе все, что должен держать в соответствии с приличиями и терпением. О, эти ощущения острее любого оргазма и страшнее самого ужаса. В отличие от нормального человека, я не могу умереть, зато получаю всю гамму ощущений, даже то, чего умирающий не будет чувствовать, поскольку смерть милосердна. Оторви мне руку, и я буду чувствовать, как отмирают нервы, как страдают от отсутствия кислорода мышцы, как кровь вытекает из обрубка, а ее замены не находится. О, кстати, — глаза Защитника внезапно снова стали нормальными, — интересно, а я смогу заставить свою руку двигаться отдельно? Было бы весело! Больно, конечно, но зато смог бы играть с кем-нибудь в ужасающую страшную руку-душителя и ее жертву! Забавно, правда? Отвлекает от дурацких мыслей. Кстати, не хочешь задать вопрос мне? Я буду рад, правда-правда, и даже пообещаю не пытаться тебя убить. Честно-честно!
Хорошая сделка. Дает надежду на благоприятный исход. Вот только какой вопрос он хочет от меня получить? Я ненадолго задумался. Защитник нетерпеливо начал ходить туда-сюда, затем отрастил на левой руке тридцатисантиметровые когти, втянул их обратно в пальцы… Завораживающее зрелище. Как я понимаю, вся рука его — какой-то удивительный механизм. Смертоносный и прекрасный. Да, кажется, он ведь говорил что-то, что его должно заинтересовать! Меня бы точно такой вопрос заинтересовал!
— Когда ты окажешься дома?
— О! Молодец. Спасибо. Не забудь пересказать мне этот ответ, когда я приду в себя, хорошо? Сто тысяч лет. Плюс-минус; быть может, даже сильно минус, ведь дом — это место, где любят и ждут, а один из путей реальности ведет меня в такое место, или же в такие места. Но слишком много вероятностей и альтернатив, есть кусочек будущего, которое можешь изменить ты, или же я, или же твоя драгоценная женщина… Все еще решается, коса смерти уже поднята, но на чью шею опустится лезвие — я не знаю. Но вот цифру в сто тысяч лет ты мне скажи обязательно. Пожалуйста. Если я решусь на первый шаг, то все получится! Все обязательно должно получиться, иначе во всех этих играх нет никакого смысла. — Его речь постепенно превратилась в бессвязное бормотание, а затем и вовсе стихла. Глаза вновь стали обычными, человеческими. Когда я уже почти решился на следующий вопрос, Защитник внезапно повернулся ко мне:
— Джер, открою тебе две маленькие тайны. Первая — со всеми своими проблемами ты можешь разобраться самостоятельно, не привлекая меня к их разрешению. Я тут лишний. Почти. Хотя и могу быть бесценным. Тем более что сейчас ты увидишь вторую тайну. Это то, чего твоя женщина не знала о себе. И то, чего она может никогда не узнать, если я не вмешаюсь в эти события. Только на самом деле выбор должен быть твой.
Я поднял взгляд от его лица и увидел, как поляну заволокло молочно-белым зыбким туманом, глушащим все звуки, даже те, которые, казалось, нельзя заглушить — шум крови в ушах, стук собственного сердца, все еще неуверенно выстукивавшего естественный ритм. Дымка сгустилась, а потом стала расползаться, как мыльная пена в бадье с водой, и сквозь эту «пену» начали проступать нечеткие полупрозрачные фигуры. Вначале — лишь контуры, плавно заполняющиеся поначалу черной и белой красками. Цвета проступали постепенно, но все равно оставались блеклыми и неживыми.
Практически обнаженные мужчина и женщина, сплетенные в любовном объятии, отчаянном, дерзком, бесстыдном. Эльф и сидхе. Черные с синевой волосы ночной коротко, неровно острижены, словно их в спешке обрезали очень острым ножом, голубоватая кожа на спине исчерчена длинными, едва поджившими шрамами от плети, плечи угловатые и худые, как у недавнего подростка, еще только начавшего превращаться в женщину. Ноги исцарапаны, обожжены. Пальцами с обломанными ногтями она отчаянно цеплялась за плечи холеного эльфа, на руке которого блестел печально знакомый перстень-маячок. Неясным, неразборчивым эхом слышались их голоса — мягкий, бархатистый мужской и отрывистый, высокий, надорванный — женский. Естественно, они почти ничего не говорили. Скорее наслаждались близостью и друг другом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
