— Ну, пойдем, — и Пьер большими шагами пошел с ней[1636] на крыльцо.
Аксюша, не переставая, говорила, рассказывала про то, как она живет с старухой матерью, с дочерью и мужем, о том, что муж большого ума человек, но ослаб и к вину склонен, что у нее знакомые благородные есть, что она к княжне Грузинской вхожа и что она всей душой рада, но что боится, как бы графу не показалось низко у нее жить.
— Только муж твой не рассказал бы, — сказал Пьер.
— Муж-то, Тимофеич, — смеясь, сказала она. — Он теперь, как ребенок малый, что я велю, то и будет. Ослаб человек, а большого ума. И генерал ихний говорил, что кабы он не пил так, этому человеку цены нет, и я бы с ним, говорит, в жизнь не расстался, а теперь ослаб.
Что же, ваше сиятельство, неужели правда, что так Москву и отдадут? Мы читали указ, так там сказано.
— Да, отдадут, — сказал Пьер.[1637]
— А я так сужу, ваше сиятельство, мое дело женское, что француз — всё одно люди, и только с ним обойтись, он и ничего. Всё обхожденье делу, потому что ежли грубость и необразованье... А благородные люди везде есть. Я и Листрату Евстигнеичу говорю. Вы, может, думаете, что я чего добиваюсь. Я ничем не нуждаюсь, а благодарю бога и вам желаю.[1638]
В середине разговора Аксиньи Ларивоновны вошел старичок в калошах на босу ногу и, строго оглядев Пьера, едва удостоил его поклона.
— Тимофеич, ваше сиятельство, — с робкой улыбкой сказала Аксинья Ларивоновна.[1639]
Тимофеич прокашлялся.
— Обедать пора, — сказал он строго и пошел в дверь.
— Большого ума был, — сказала Аксинья Ларивоновна, — а теперь ослаб, совсем ослаб.
* № 208 (рук. № 94. T. III, ч. 3, гл. XVIII).[1640]
Новая глава[1641]Выходя с заднего крыльца, первое лицо, которое встретилось Пьеру, была худая, красивая и румяная 30-летняя женщина,[1642] одетая в розовое платье, с шелковым лиловым платочком на голове; взглянув на Пьера смеющимися черными глазами, женщина эта проговорила: — Здравствуйте, Петр Кирилыч, — и закрылась платочком. Это движенье руки, этот взгляд, эта улыбка, эти звуки голоса — всё вдруг воскресило в Пьере одно из лучших воспоминаний его молодости. Живо вспомнился Пьеру его первый приезд из-за границы к отцу в этот самый дом, из которого он бежал теперь. Живо вспомнилось ему это же лицо, эти же глаза, но тогда свежие,[1643] молодые, 16-тилетние и представлявшиеся Пьеру верхом красоты и поэзии. 16-тилетняя Аксюша была тогда только что привезена из деревни. Пьер встретил ее в коридоре и влюбился в нее. Он не понимал тогда, зачем была привезена эта Аксюша и какое было ее назначение в доме. Она числилась горничной княжны, но у нее была отдельная комната, и она ничего не делала. Пьер один раз провел всю ночь (это было весной) под окном ее комнаты. Она высунулась в окно, окликнула его и, узнав, что он тут только для того, чтобы ее видеть, позвала его в свою комнату.[1644] Войдя потихоньку в комнату Аксюши, Пьер, не помня себя от восторга, бросился к ней и, обнимая ее, стал уверять в своей любви. Совершенно неожиданно Аксюша оттолкнула его и заплакала.
— И вы тоже? — сказала она. И она рассказала Пьеру всё свое горе. Ее привезли из деревни к барину, она боялась его, она бежать хотела, ее поймали и воротили... Пьер тотчас ушел от нее и на другой день — неслыханная смелость — стал говорить своему отцу об Аксюше, прося, чтобы ее отпустили в деревню. Граф ударил сына и выгнал его вон из Москвы. Аксюша[1645] осталась в Москве и после болезни и смерти старого графа была в близких сношениях со многими богатыми молодыми людьми в Москве, нажила себе маленькое состояние, домик на Пресне и вышла замуж [за] отставного повытчика, старого и пьяного человека. В продолжение 12 лет, прошедших с того времени, Пьер раз 10 встречал Аксинью Ларивоновну (как ее звали теперь), и хотя разговор их ограничивался самыми простыми приветствиями, они чувствовали оба, что были чем-то тесно и честно связаны между собой. Хотя ни он, ни она никогда не вспоминали не увенчавшуюся успехом попытку Пьера, они оба чувствовали, что в одну из самых хороших минут своей жизни они сошлись в одном хорошем чувстве. И от этого-то, когда Пьер говаривал Аксинье, встречая в своем доме, куда она хаживала к своим родным: — Ну, как поживаешь, Аксюша? — и она отвечала: — Помаленьку, Петр Кирилыч, как вас бог милует?
— Слава богу.
— Слава богу — лучше всего... — когда она говорила эти простые слова, глаза их встречались, и в этом взгляде говорилось другое:
«Знаю, знаю, что ты — хороший человек, помню: душа-человек», говорил ее взгляд.
«Знаю, помню, какую чистую радость борьбы и торжества над собой ты доставила мне, знаю, как в душе твоей, чем бы она ни была засорена теперь, живы были чистейшая любовь к добродетели», говорил он.
Теперь, когда 2-го сентября Аксинья Ларивоновна пришла из своего дома проведать своячен, как она называла дам Безухова, и узнать, нельзя ли чем воспользоваться, и когда Пьер встретил ее — это помимо их светского положения внутреннее близкое отношение между собой выразилось сильнее, чем когда-нибудь. Как будто увидав поднявшегося, давно оплаканного, любимого мертвеца, они с радостным удивлением остановились друг против друга.
В том настроении, в котором он находился, для Пьера не было человека, которого ему было радостнее видеть, чем Аксинью Ларивоновну. Он поражен был тем счастием, которое посылало ее именно теперь. Она первая начала говорить.
— А вот прибежала своячен проведать, — сказала она. — Что же не едете, ваше сиятельство?
— А ты? — спросил Пьер.
— Как ехать-то, Петр Кирилыч, с моим дураком (она так всегда называла мужа), разве с ним сговоришь. — Она засмеялась. — Мушкетон достал и так пьян — страсть, перебью всех один, да и всё. Да что, Петр Кирилыч, бог не выдаст — свинья не съест. Видно, по грехам нашим.
— Да, да, да, да, да, да, — вдруг, схватив ее за руку и блестя глазами, заговорил Пьер. — Да, да, да, да. Поди сюда, Аксинья. — Он ввел ее в пустые сени. — Послушай, Аксюша, сделай мне дружбу. Я останусь. Я должен остаться. Я видел во сне, что ко мне пришел старец и сказал... нет, что говорить...
Аксинья умными, ласково улыбающимися глазами смотрела на Пьера.
— Я останусь, но, понимаешь, в своем доме мне нельзя оставаться под своим именем... Возьми меня к себе...
— Всё такие же вы чудаки, — качая головой, сказала Аксинья, но на лице ее не было улыбки, и Пьер знал, что по той нравственной связи, которая с давнего времени установилась между ними, она вполне так, как он хотел, понимала его намерение и тот смысл, который он ему приписывал.[1646]
Аксинья принадлежала к[1647] тем характерам, которые быстро понимают и, не рассуждая, быстро действуют по инстинкту.
— Что ж я, вы знаете, — ее взгляд подтверждал ее слова, — я душой, истинной душой рада. Уж коли оставаться, то, известно, не в графском сане: срама одного что? Я выйду за угол, подожду вас.
— Я сейчас приду, — сказал Пьер встретившемуся ему на заднем крыльце лакею, и вышел вслед за Аксиньей из ворот на улицу, в переулок,[1648] и через полчаса Пьер был у Аксиньи Ларивоновны в ее доме на Пресне. Аксинья Ларивоновна отвела Пьеру две комнатки, которые занимали выехавшие жильцы, и Пьер поселился в них.[1649] Приятное чувство того, что он сжег свои корабли,[1650] вырвался, наконец, из сетей, опутывавших его со всех сторон, что ему ничего не нужно, кроме маленькой комнатки с еранями <и> короткой постели с стеганым одеялом, детски радовало его. Домашние Аксиньи Ларивоновны состояли из ее мужа, маленького, сгорбленного, униженно кланяющегося человека, всегда пьяного или просящего вина, ее самой, кухарки — старой мрачной бабы Арины и мальчика, исполнявшего должность дворника.
3-го [?] числа Пьер не выходил, напился чаю с Аксиньей Ларивоновной,[1651] наряжался в кафтан, который ему достала и перешивала по его росту. На другой день он пошел в своем новом костюме пошел[1652] ходить по Москве и встретил Ростовых, которых не узнал. В этот вечер Аксинья Ларивоновна сходила в дом Безухого и[1653] достала там нужные Пьеру книги и принесла ему.
№ 209 (рук. № 94. T. III, ч. 3, гл. XVIII).[1654]
XVIII[1655]В последние дни августа, с Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, события действительности и сновидения смешивались в душе Пьера. Сновидения казались ему так же значительны, как действительность, и действительные события так же случайны и странны, как сновидения.
