Не прошло и пяти минут, как они дошли до шоссе, где ждал довольно большой отряд пленных, выстроенных в шеренги по четыре для марша. Присоединив к ним двух новых, один из солдат, захвативших Черешняков в плен, крикнул:
— Готово!
— Шагом марш! — раздалась команда в голове колонны.
Колонна двинулась. Немец, шедший рядом с Черешня-ками в шеренге, повернул голову к старику и тихо спросил:
— Вас только что схватили, господин унтер-офицер?
— А пошел ты, — ответил Черешняк и показал немцу язык.
Колонна миновала дорожный знак с надписью на русском и польском языках: «Гданьск, 63».
— Уже близко, — вздохнул старый. — Только этот ан-цуг мне не нравится. — И он сорвал с груди подпоротого орла.
После вечера с помолвкой время для экипажа «Рыжего» тянулось бесконечно долго. Генерал обещал, что направит их в штаб 1-й армии следом за четырьмя ранее отправленными туда танками, но последнее время был очень занят чем-то, и танкистам не удавалось его нигде увидеть.
А тем временем, как это бывает в тыловых гарнизонах, их назначали то на работы в машинном парке, то в караул, а чаще всего, принимая во внимание наличие Шарика, охранять работавших на улицах города пленных немцев. Служба эта была не тяжелая, зато малоинтересная. Сиди на руинах разрушенного дома и подставляй лицо солнцу. Густлик со скуки посвистывал и напевал. Григорий морщил лоб и в десятый раз рассказывал Янеку:
— Я пригласил Аню, но объявили белый вальс и они с Ханей поменялись. А я сразу не сообразил, что мне делать.
— Какая тебе разница? Бросайся на колени перед той, что будет идти с левой, ближе к сердцу, стороны, — посоветовал Густлик. — Раз не можешь их различить, значит, тебе все равно, какую из них любить.
— Нет, мне не все равно. Я люблю одну, а не другую.
— Она тебе дала ленточку.
— Тебе другая тоже дала. И обе одинаково голубые.
— Пометь ты свою возлюбленную как-нибудь и замолчи наконец, — разозлился Янек.
— Как ты можешь так говорить? — поразился грузин.
— Не сердись. — Кос обнял его за плечи. — Просто не могу я так больше... Маруся, девушка, на фронте, а мы, здоровые лбы, заняты этим дурацким делом. — И он пнул ногой остатки стены.
Куски кирпича полетели вниз по груде битого камня. Работавшие на расчистке улицы немцы подняли головы и приостановили работу, удивленные.
Из разбитых ворот вышла худая женщина в черном платье, подошла к одному из пленных и, не отдавая себе отчета в том, что это немец, заговорила с ним:
— Извините, но у меня пропал сын, Маречек. Может быть, вы видели?
И сразу же пошла прочь.
— Цу арбайт, шнель!1 (Работать, быстро! (нем. ) — крикнул Янек, кладя руку на автомат, и немцы вновь взялись за работу.
Вдоль улицы приближалась новая маленькая колонна пленных немцев под охраной советского солдата. Янек и его друзья даже не взглянули в их сторону, но, когда немцы уже прошли мимо них, из колонны раздался голос:
— Панове!
Густлик оборвал песню, все встали и с удивлением посмотрели в ту сторону.
— Черт возьми, да ведь это Черешняк! — первым узнал старика Елень и стремительно побежал вниз, а за ним и весь экипаж.
— Постой! — остановил грузин отряд.
— Что случилось, пан Черешняк?
— Ошибка вышла. Выручите нас с сыном, ради бога.
— Это поляки, — сказал Янек солдату по-русски. — Наши друзья. Отпустите их.
— Пленные, а не друзья, — ответил тот. — Нельзя.
— Не отпустишь?
— Нет, — резко ответил солдат.
— Погоди, — вмешался Густлик в назревавший конфликт. — Давай махнемся. Двух дашь, двух возьмешь. Закуривай, — угостил он солдата трофейными папиросами.
— А хороших дашь?
— Не хуже этих твоих.
Густлик выбрал из «собственных» немцев двух самых крупных и приказал им встать в строй. Группа со строгим солдатом двинулась дальше, а Черешняков Елень провел на верх осыпи и усадил там.
Он вытащил из кармана кусок хлеба, разломил его пополам и протянул отцу и сыну. И некоторое время смотрел, как они с жадностью едят.
— А теперь рассказывайте по порядку, как было дело, но только истинную правду.
— Истинную правду?
— Как у приходского священника на исповеди.
— А по правде было так... — начал Черешняк, со смаком пережевывая кусок черного хлеба.
Они так заслушались рассказом Черешняка, что даже не заметили, как узким коридором среди груд щебня, по расчищенной уже мостовой подъехал грузовик с Вихурой за рулем. Лидка стояла в кузове, держась одной рукой за кабину шофера, а другой издали махала экипажу.
— Наши уже установили дружеские отношения с немцами, — поморщился генерал, сидевший около водителя.
И только когда Вихура загудел и машина остановилась, экипаж сорвался со своих мест.
— Смирно! — Янек подошел, чтобы доложить, но генерал остановил его энергичным движением руки.
— Ваш рапорт рассмотрен, и вопрос решен положительно. Завтра утром отправляетесь на фронт. «Рыжий», машина Вихуры, а на ней штабная радиостанция с радисткой. — Генерал показал на Лидку. — Вы только должны подобрать себе четвертого в экипаж. Коса назначаю командиром, он доставит всю группу в штаб Первой армии.
— Ура-а-а-а! — разом крикнули все трое.
— Мне только не нравится, что вы так быстро сумели забыть о войне. За прошедшую ночь пять раз стреляли в Гданьске, было два нападения на пригородных шоссе, в лесах полно недобитых немцев из рассеянных частей вермахта, в развалинах парашютисты, а вы тут болтаете с немцами.
Танкисты улыбнулись, а старый крестьянин сделал шаг вперед:
— Черешняка не узнаете, пан генерал?
— В самом деле! А почему вы в таком виде?
— Благослови вас Господь, — крестьянин стиснул руку командиру. — Не одежда делает человека. Ее сменить можно. А я вот сына в армию привел.
— Большой путь проделали. А почему бы вам на месте не сделать это?
— Хотелось, чтобы в хорошие руки попал, пан генерал. Двое у меня их было. Одного немцы убили, только этот остался. — Потянув командира за рукав, он отвел его немного в сторону и начал что-то ему объяснять.
— Это ты захотел к нам? — спросил Янек Томаша.
— Нет. Отец так велит.
Члены экипажа стояли напротив Томаша и испытующе рассматривали его. Томаш тоже смотрел на них.
— Щербатый, — заявил Григорий.
— Нет, — возразил ему Янек. — Это у него специально, чтобы лучше было свистеть.
— По-моему, слабоват он, — сказал Густлик.
Насмешки рассердили новенького. Резким движением он сбросил немецкий мундир и швырнул его на землю. Затем стащил с себя рубаху и стоял теперь перед ними с взлохмаченными волосами, полуголый, демонстрируя свои мышцы. Густлик слегка коснулся его плеча.
— Снаряд поднимет.
Шарик, бегавший среди развалин по своим делам, вернулся, радостным лаем приветствовал генерала, подбежал к экипажу, но, учуяв Томаша, заворчал и взъерошил шерсть.
— Собака на него ворчит, — констатировал Саакашвили.
Томаш присел, улыбнулся и протянул ладонь. Шарик, успокоившись, замахал хвостом, потерся о руку новенького.
— Может, и хороший человек, — сказал грузин.
— А что ты умеешь? — спросил Янек.
— На гармошке немного играю, стреляю...
— Даже стреляешь? — рассмеялся Густлик.
Он подошел к новенькому, пощупал мышцы. Постучал по груди, как это делают доктора, но только сильнее. Томаш не понял шутки и, решив, что это драка, со всего маху ударил силезца. Тот пошатнулся и занес кулак для ответного удара.
— Густлик, оставь, — тихо приказал Янек, бросив взгляд в сторону генерала.
— Собираетесь драться? — спросил у Коса подошедший Вихура. — Правильно. В экипаж к вам он не годится, потому что стреляет лучше тебя.
— Не умничай, — оборвал его Янек и взглянул на Томаша со злостью и в то же время с интересом.
А невдалеке старый Черешняк объяснял командиру бригады:
— Чужому бы я не сказал, а пану генералу, как отцу родному... За то время, что Гитлер у нас правил, немцы отобрали у нас кобылу в яблоках, коровенку, три свиньи, хороший топор, четыре заступа.
— Пан Черешняк...
— И если бы сыну попались...
— Ну подумайте сами, как они ему попадутся, как он узнает ваш топор или заступ в такой большой стране, как Германия?
— Ну если этот ему не попадется, а встретится похожий...
Генерал остановил его жестом и, повернувшись в сторону экипажа, спросил:
— Возьмете четвертым этого малого?
— Да не такой уж он малый... — пробурчал Елень.
— Томаш звать его, — добавил старый.
Янек взглянул на Густлика, затем на Григория. Те пожали плечами.
— Играет на гармошке, — пробурчал грузин.
— Чего не умеет, научите. Экипаж должен быть укомплектован.
— Возьмем, гражданин генерал, — согласился Янек, искоса взглянув на Вихуру.
— Ладно, берем его, — заявил генерал Черешняку.
