– Или нас хлопнет кто-нибудь другой, – нервно хохотнул Здор, но никто его шутки не поддержал.
– Может, дать бой? – предложил Мандрыка.
– Кому? – спросил Выговский.
– Надо узнать, кто были те пятеро... В гостинице «Россия». И от них плясать.
– Личности не установлены. Хвост тянется к железной дороге.
– Я поговорил со Славой Горожаниным... Он не знает, кто это мог быть.
– Не знает или не хочет знать? – спросил Здор.
– Он бы сказал. Как они взорвали Агапова, так они могут взорвать и его... Ему нет смысла таиться.
– Может, припугнули?
– Значит, хорошо припугнули.
– А может, отдать им эти пять миллионов? – предложил Мандрыка. – И пусть они горят синим пламенем.
– Да отдал бы я им эти деньги! – со стоном произнес Выговский. – Нельзя, Вася! Завтра потребуют еще столько же. И мы будем до конца дней своих работать на эту банду! Стоит им дать миллион – и мы на крючке! Они счастливы, что потеряли своих пятерых! У них за спиной крылья справедливости и возмездия! Им все можно, понял? Теперь им все можно!
Снова зазвенел телефон, и Выговский, подняв трубку, некоторое время молча слушал.
– Да, я хорошо слышу... Да... Когда? Понял. А подробности? Понял.
Разговор продолжался минут десять, и за все это время Выговский не меньше десятка раз произнес это «понял». И с каждым разом произносил это слово все тише, все безнадежнее. Положив трубку, посмотрел на своих соратников.
– С чем я вас и поздравляю, – сказал он.
– Спасибо! – брякнул Здор.
– Докладываю... Только что, в эти самые минуты, в своем кабинете расстрелян Слава Горожанинов.
Ни Мандрыка, ни Здор не произнесли ни звука. В каком-то оцепенении сидели в креслах и молча смотрели на Выговского. А тот точно с таким же выражением смотрел на них.
– Кто позвонил? – спросил Мандрыка, обретя наконец способность что-то произносить.
– Секретарша.
– Она же – его жена, – пробормотал Здор.
– Да.
– Как держится?
– Лучше, чем можно было ожидать. Истерика начнется позже.
– Что она рассказала?
– Пришел какой-то тип... Не то электрик, не то телефонный мастер. Моток проволоки на плече, в руке сумка. Говорит, что начальник вызывал. Его, конечно, пропустили. Через несколько секунд раздались выстрелы. Она сразу и не поняла, что это выстрелы. Мужик вышел, на прощание рукой махнул. Дескать, счастливо оставаться. Когда она вошла в кабинет, Слава уже был мертвый. Три пули в груди.
– В голову не стрелял? – уточнил Здор.
– Не было надобности.
– А этот тип...
– Говорит, что где-то его видела, он вроде бы ей знаком... Но сейчас ничего вспомнить не может.
– А дальше куда он делся? – спросил Мандрыка.
– Смотри последние известия, – Выговский кивнул в сторону телевизора. – Доложат со всеми подробностями, покажут, куда вошла каждая пуля, откуда каждая пуля вышла, как рыдает вдова, как безутешны осиротевшие дети. И утром покажут, и вечером, и в обед, и в ночном выпуске. Труп нашего Славы неделю будут по всем программам мурыжить. Вскрытие заснимут, какие органы как повреждены, в результате какой именно пули смерть наступила... Как воронье, на трупы слетаются, а потом неделями от этого кровавого пиршества оторваться не могут, все доклевывают, доклевывают. До последней капли крови. Кто-то за эти передачи хорошо платит.
– Известно кто! – хмыкнул Здор.
– Зачем вот только? – спросил Мандрыка.
– Как зачем? – удивился Выговский. – Народ запугать, ужас разрушения, тлена и смерти внушить людям. Чтоб боялись жить, боялись детей рожать, чтоб знали, в какой страшной стране живут, и стремились разбежаться по странам сытым и счастливым.
– Стрелять их надо, – буркнул Здор.
– Кого? – спросил Мандрыка.
– Всех этих трупоедов!
– И до них дело дойдет.
– Не дойдет, – усмехнулся Выговский. – Разбегутся в те самые страны, куда они всех так настойчиво зазывают. Уж виллы куплены, счета открыты, яхты на теплых волнах парусами играют... Помнишь, Вася, недавно передача была в последних известиях... Патология новорожденных. Как без ног, без рук младенцы рождаются, откуда у кого какая кишка торчит, какая жижица вытекает из головы, какого цвета эта жижица... Подобное во всех странах случается. Но там знают – это медицинская, специальная тема. У нас же показывают в последних известиях, вечером, когда страна у телевизоров замерла. Трупоеды называют это свободой слова.
– А цель? – спросил Мандрыка.
– Чтоб люди боялись детей рожать. Девочка с мальчиком, поженившись и увидев эту передачу... Они не только на разных подушках будут спать, они на разные улицы разбегутся, чтоб только с ними такого не случилось. И вот результат – в стране каждый год на миллион меньше населения. Такая работа больших денег стоит. И трупоеды эти деньги получают.
Произошло так, как и предсказывал Выговский. В вечерних новостях убийство Горожанинова показали во всех подробностях – как лежал Слава, разметавшись на залитом кровью ковре, показали три входных отверстия в груди, три выходных отверстия в спине, бьющейся в истерике женой полюбовались, сумев просунуть объектив камеры между ладонями, чтоб страна видела вдовьи слезы, чтоб миллионы видели ее обезумевший от горя взгляд. И как выносили труп в черном пакете, как анатом перед вскрытием пальцы совал в пулевые отверстия, показывая любознательному корреспонденту изменения, происшедшие с телом после смерти. Радостно сверкая глазками от возбуждения, корреспондент все это старательно заснял и, ничего не скрывая, не утаивая, показал стране.
Хорошая передача получилась, с обстоятельным текстом, крупными планами, психологическими подробностями. Даже детишек Славиных заснял усердный корреспондент, двух детишек, зажавшихся в угол от всех этих объективов, осветительной аппаратуры, от дяди, который совал объектив камеры прямо в лицо, чтоб десятки миллионов людей видели, какие печальные и заплаканные глазки у горожанинских детишек...
Но самое удивительное сообщили в конце – убийцу задержали.
Надо было такому случиться, что как раз в тот момент, когда он в халате электрика выбегал из управления железной дороги и впрыгивал в поджидавшую его во дворе машину, в ворота въезжал грузовик. Люди, выбежавшие вслед за убийцей, стали махать водителю руками: остановись, дескать, не проезжай дальше. Водитель ничего не понял, неудачно переключил скорость, и мотор заглох. Набежавшие люди выволокли из машины и убийцу, и водителя.
Вскорости выяснилось, что водитель вообще посторонний человек и убийца просто подхватил его на улице и попросил подвезти.
Тот подвез.
Выходя из машины, убийца попросил его не выключать мотор, дескать, спешу, опаздываю, в общем, как смог, припудрил мозги...
И ничего из этого не получилось, потому что грузовик...
Показали и грузовик в воротах, и перепуганного водителя, который уже и не рад был, что оказался замешанным в этой истории.
Но самое потрясающее произошло в конце передачи.
Раздался телефонный звонок – звонил начальник лагеря Усошин Николай Иванович.
– Я знаю убийцу, – сказал он. – И знаю, на кого работает.
– Откуда, Коля? – спросил Выговский.
– Он сидел у меня.
– Долго?
– Лет пять сидел. Мы за это время хорошо с ним познакомились. С разных сторон. Неплохой, в общем, парень, но озабоченный какой-то. Видно, жизнь его крепко прижала, если взялся за такой заказ. Не для него эта работа, потому и попался.
– Это все хорошо, – протянул Выговский. – Это все хорошо, – повторил он с безнадежностью в голосе. – Нам бы знать, кто его послал, кто заказчик.
– Я знаю, – чуть слышно обронил в трубку Усошин.
– Да?!
– Этот человек хлопотал о нем, когда Олежка у меня сидел.
– Олежка – это кто?
– Убийца.
– А кто хлопотал?
– Есть такой человек, – уклонился Усошин от ответа. – Слава тоже его знал.
– Они вместе работали?
– Скажем так – соприкасались.
– Он из ваших краев?
– Нет, – ответил Усошин. – И не будем об этом по телефону. Я разберусь. Может, удастся Олежку повидать... Обещали ребята. Если будут новости, позвоню. Вы как там?
– Держимся.
– Что-то крутые времена у нас настали, а, Игорь?
– Похоже на то.
– Не пора линять?
– Чуть попозже, Коля, чуть попозже. Ты же за колючей проволокой, тебе спокойнее.
– О вас пекусь, – усмехнулся Усошин и положил трубку.
Над Коктебелем уже почти неделю проносились тяжелые, низкие тучи. Море стало бурым, недовольным, глинисто-рыжим. Исчезли ночные огни на горизонте, там уже не появлялись ни яхты, ни катера, ни рыбацкие посудины. И луна во взбудораженных волнах отражалась какая-то рваная, истерзанная.
Лужа у входа на территорию Дома творчества писателей уже не просыхала, не просачивалась ни в какие щели – все было пропитано водой. Лужа даже разрасталась, становилась все глубже, и пользоваться этим входом мало кто решался – пробирались мощеными тропинками через мостик у чайного домика, мимо кафешки «Икс».
