— Господи, — сдавленно пробормотал Андреас, склоняясь над телом. Он взял безжизненную руку мальчика и прижал к губам, гася рвущийся из горла крик. — Пресвятая Дева Мария… за что? Почему их, не меня?!
— Он сказал, ты поймешь почему.
Андреас закрыл глаза, услышав безжизненный голос Хелен. Она говорила неестественно медленно, как деревянная кукла.
Без души и сердца.
Ему не нужно было оборачиваться и смотреть ей в глаза, он знал — они пустые. Пустые, потому что все ее человеческое существо выпили практически до дна, до смертельного холода.
Она больше не была его возлюбленной, его другом. Она стала миньоном.
— Кто он? — спросил Андреас, выпуская руку мальчика. — Кто твой хозяин?
— Ты должен знать, Андреас. В конце концов, ты сам послал меня к нему.
«Сукин сын».
Андреас до боли стиснул зубы:
— Вильгельм Рот. Это он приказал тебе явиться сюда и устроить кровавую расправу. Чтобы уничтожить меня, он использовал тебя.
Хелен промолчала. Ее безмолвие только подтвердило догадку Андреаса. Как ни больно ему было смотреть в глаза своей бывшей возлюбленной, видеть вместо женщины, которую он любил, лишь пустую скорлупу, он должен был это сделать, чтобы окончательно во всем убедиться.
Он поднялся и медленно повернулся к Хелен:
— О господи, Хелен…
Ее лицо и одежда были в засохших пятнах крови. Она вся была в крови его родственников. Должно быть, бесчувственным и хладнокровным свидетелем находилась в эпицентре бойни.
Хелен молча смотрела на него, слегка наклонив голову набок. Ее некогда лучистые и умные глаза сейчас были холодными и пустыми, как у акулы. В опущенной руке она сжимала большой кухонный нож. Широкое лезвие поблескивало в электрическом свете хрустальной люстры гостиной.
— Прости, — тихо произнес Андреас, сердце у него сжалось. — Я не знал… Когда я получил от тебя письмо с именем Рота, я пытался предостеречь тебя. Пытался до тебя дозвониться…
Он говорил, отлично понимая, что все слова, все объяснения бессмысленны. Сейчас бессмысленны.
— Хелен, просто знай, что мне очень жаль. — Он сглотнул подступивший к горлу комок. — Знай, что ты много значила для меня. Я любил т…
С истошным воплем миньон бросился на него.
Андреас почувствовал, как лезвие полоснуло по груди и руке, полоснуло глубоко. Не обращая внимания на боль, на запах собственной крови, ударивший в нос, он схватил миньона Рота за руку и вывернул ее. Миньон завопил, задергался, но он схватил вторую руку и скрутил обе за спиной. Миньон кричал и ругался, обзывал гнусными словами, плевался в ярости.
— Тсс, — выдохнул Андреас в самое ухо Хелен. — Тсс… тихо, успокойся.
Но, как демон, вырвавшийся из ада, Хелен визжала и извивалась, требовала ее отпустить.
«Нет, — поправил себя Андреас, — не Хелен». Это была не та женщина, которую он знал и любил. Та исчезла, он ее потерял в тот самый момент, когда она привела в его дом убийц Рота. Честно говоря, она не принадлежала ему по многим причинам. Но, видит Бог, такого конца она не заслуживала. Как и те, чей кровью был залит его дом.
— Вот так, хорошо, — пробормотал Андреас и провел рукой по ее щеке, холодной, забрызганной кровью. — Все кончилась, дорогая.
Миньон судорожно дернулся и завопил:
— Скотина! Отпусти меня!
— Отпущу. — Андреас выхватил из ее руки кухонный нож. — Все кончилось. И я тебя отпущу. — Сердце у него сжалось, когда острие ножа уперлось ей в мягкую грудь. — Прости меня, Хелен…
Крепко прижимая ее к себе, он протолкнул нож вглубь груди. Она умерла, не издав ни звука, только выдохнула — долго, медленно, — обмякла и повисла на его руках тряпичной куклой. Осторожно, с затаенной нежностью Андреас опустил ее тело на пол. Нож выпал из его разжавшейся руки и упал рядом с ней. На лезвии алела, смешавшись, его и ее кровь.
Долгим взглядом Андреас обвел то, что некогда было его счастливым домом. Дом был разрушен и опустошен. Он скользил взглядом, вбирая в себя каждую каплю пролитой здесь крови, каждую жизнь, безвременно оборвавшуюся из-за его беспечности. Это его поражение, его крах. Он должен все запомнить, потому что с рассветом все исчезнет.
Он не может позволить, чтобы от этой ужасной картины смерти хоть что-то осталось.
Он не может позволить, чтобы души мыкались неприкаянными.
Андреас развернулся и вышел из гостиной. В гнетущей тишине дома, ставшего мрачным склепом, гулким эхом отдавался только звук его шагов. Он долго и медленно спускался по лестнице, вышел к лужайке, тиски боли и утраты больше не сжимали грудь, ее заполнил холод.
Ледяной холод.
Его новое состояние, чтобы воздать должное Вильгельму Роту и его наемным убийцам.
Андреас постоял немного, глядя на залитую лунным светом лужайку, повернулся к дому, посмотрел на его мрачный силуэт, погруженный в жуткую тишину. Губы зашептали слова молитвы, старой, почти им забытой.
Не то чтобы он искал в ней спасение или прощение, сейчас, как никогда в жизни, он был опустошен и по-настоящему одинок.
Уронив голову на грудь, Андреас призвал свой ужасный дар. Жар заклубился в животе, сгущаясь в плотный шар. Шар рос и увеличивался в размерах, и тело уже не было способно терпеть его обжигающую ярость, но он продолжал удерживать его, пока шар не метнулся в грудную клетку, ударяясь о ребра, обдав дымом и пеплом горло, взорвался, наполнив его тело ослепительно-белым сиянием. Он зашатался, усилием воли удерживая баланс и ожидая, когда наступит момент абсолютной готовности.
Наконец с горестным ревом он дал выход собравшейся в нем энергии.
Сияющая сфера, вращаясь и оставляя за собой сверкающий хвост, как реактивный снаряд, прямой наводкой полетела к открытой двери дома. В следующую секунду шар взорвался, осветив окрестности фейерверком ужасающей красоты.
Взрывной волной Андреаса отбросило от дома.
Он упал на траву и лежал, с бесстрастным удовлетворением наблюдая, как пламя, выбрасывая снопы искр и клубы дыма, жадно пожирает по кусочкам то, что было его жизнью.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
— Все вещи в машине, можем трогаться, Рената. Ты готова?
Рената, стоявшая перед домом на гравийной подъездной дорожке, обернулась к подошедшему сзади Николаю:
— Готова. Здесь мне больше делать нечего.
Он обнял ее за плечи, даруя тепло тела и силу:
— Я только что говорил с Гидеоном. Группа поддержки во главе с Тиганом и Рио будет на условленном месте встречи через час.
— Отлично.
Рената прижалась к нему, радуясь еще одному мгновению близости и возможности впитать его силу и… любовь. В их шатре из виноградных лоз Николай не выпускал ее из объятий до самых сумерек, своим телом стирая в пыль все ее страхи, унося прочь от ужасной реальности, которая свела их вместе и которая, прячась под покровом ночи и предвещая опасность, ждала их впереди в облике Эдгара Фабьена.
