– Вы думаете, что она способна расстроить наш брак?
– Нет, на это она не решится, но… но она способна убить тебя на другое же утро после свадьбы! Впрочем,- задумчиво прибавила она,- у всякого человека имеется своя судьба, и не во власти других людей изменить эту судьбу! – Она опять задумалась и потом прибавила: – Все равно, ты будешь королем Франции, сын мой!
Генрих вздрогнул. Словно испугавшись, что она зашла слишком далеко, королева Жанна поспешно прибавила:
– Ну, ступай к себе, сынок, дай мне лечь! Завтра я дам тебе знать, когда проснусь!
Она протянула молодым людям руку для поцелуя и отпустила их.
***
– Я задыхаюсь здесь, пойдем! – лихорадочно шепнула королева Екатерина своему фавориту, когда Жанна д'Альбрэ закончила свои рассуждения.
Они тем же путем спустились вниз.
– Слушай! – сказала Екатерина, когда они очутились в погребе.- Я должна сказать тебе нечто очень важное. Но это слишком важно, чтобы говорить здесь. Пойдем со мной! На берегу Сены нас никто не может подслушать!
Королева взяла руку парфюмера и пошла с ним по направлению к Лувру. Рене чувствовал, что в душе Екатерины кипит целый ад, и заранее радовался тем сообщениям, которые собиралась сделать ему королева. Ее бешенство, волнение и таинственность доказывали, что речь будет идти о жизни и смерти, а чем больше преступлений свяжет их обоих, тем крепче и неприступнее будет его положение фаворита!
Они молча дошли до Сены и спустились по откосу к самой воде.
Там королева уселась на вытащенную из реки и опрокинутую лодку и промолвила:
– Рене! Я вижу, что пошла неправильным путем! Брак Маргариты с Генрихом Наваррским – страшная ошибка!
– Но ведь эту ошибку еще можно исправить! Брак еще не совершен!
– Нет, поздно, Рене, слишком поздно! Этого брака хочет король, Маргарита полюбила жениха, и мне не справиться с ними обоими. А между тем Бурбоны несравненно опаснее Гизов! Ты слышал, она прямо заявила сыну, что он будет королем Франции!
– Она просто сумасшедшая!
– Нет, Рене, наоборот: она умна, хитра и настойчива!
– Но ведь король еще жив, как живы польский король и герцог Франсуа!
– А кто может поручиться, что Бурбоны не позаботятся об их скорой кончине?
– О, государыня! Я и сам ненавижу этого Генриха Наваррского, но все-таки разве можно допустить, чтобы он…
– Он – нет, но его мать… Она способна на все! И пока она жива, я не могу чувствовать себя спокойной… Рене начал понимать, в чем дело.
– Но прикажите только, государыня,- сказал он,- и все будет сделано!
– Мне нечего приказывать, я хочу только напомнить тебе коечто. Ты помнишь, что я клятвенно поручилась за то, что ты не тронешь волоса на голове и ничем не нарушишь покоя самого принца, Пибрака, Ноэ и Сарры Лорьо. Но Генрих Наваррский оказался недостаточно предусмотрительным и позабыл включить в этот список одну особу, ему очень близкую…
– Понимаю! – сказал Рене.
– А если понимаешь, то ни слова больше! Поступай как найдешь нужным. Только я хочу дать тебе хороший совет: помни, что кинжал – оружие грубое…
– О, что касается этого… Я недавно открыл еще новый яд, который отличается…
– Это уж твое дело! До свиданья! – резко сказала королева и ушла.
Рене посидел еще некоторое время на берегу, затем встал и пошел домой. Когда он проходил мимо фонаря, одиноко стоявшею около луврской стены, из тени вынырнула какая-то фигура и сказала парфюмеру:
– Благородный господин, сжальтесь над бедной девушкой, которая ничего не ела целый день!
Рене присмотрелся и увидал высокую, очень красивую девушку, одетую в живописные лохмотья.
Как известно, Рене не отличался добротой, но нищим он почти всегда подавал, так как считал это очень важным для урегулирования счетов с Богом. Поэтому и теперь он сунул руку в карман, достал какую-то монетку и, подавая деньги девушке, сказал:
– Вот возьми и помолись Богу за Рене Флорентийца!
– Так вы – сам Рене Флорентинец? – спросила девушка.Парфюмер королевы?
– Существует только один Рене на свете! – гордо ответил итальянец.
– Ну так пусть он умрет! – крикнула нищая и, быстрым движением достав из-за пазухи кинжал, направила его на парфюмера.- Я уже целых две недели поджидаю тебя!
Рене не успел обнажить оружие, как кинжал нищей поразил его прямо в грудь.
IX
Когда королева Жанна отпустила принца Генриха и Ноэ, молодые люди направились через зал к выходу.
– Однако,- спросил Ноэ, рассеянно следовавший за Генрихом,- куда же, собственно, мы идем? Ведь нам приготовили комнаты здесь!
– Велика важность! – ответил принц.- Надо подышать свежим воздухом!
– Уж не собираетесь ли вы дышать этим воздухом в… Лувре? – спросил Ноэ улыбаясь.- Может быть, вы боитесь, что принцесса Маргарита никак не может заснуть, и хотите рассказать ей сказочку?
– Нет,- ответил принц,- я и не думаю об этом!
– Как? – удивленно воскликнул Ноэ.- Разве вы больше не любите принцессу?
– Как тебе сказать?.. Люблю, пожалуй, но в последние дни моя любовь стала более… рассудительной! Помнишь, что я говорил тебе когда-то о графине де Граммон и сказках моей бабки Маргариты Наваррской?
– А, помню и понимаю теперь! Вам уже не нужно соблюдать тайну, беречься, прятаться, и ваша любовь…- Ноэ сделал многозначительный знак рукой.- Зато,- продолжал он,- я знаю также, куда ваше высочество намеревается направить свои августейшие стопы! Наверное, улица Претр-Сен-Жермен и в особенности дом кондитера Жоделя привлекают вас в данный момент!
– Ты прав! Пойдем! Ты постоишь на часах, пока я займусь приятными разговорами!
Принц взял Ноэ под руку, и молодые люди направились к дому кондитера Жоделя.
Их путь лежал мимо кабачка Маликана, и, когда они проходили около запертых дверей кабачка, Ноэ мечтательно взглянул на них и глубоко вздохнул.
– Чего ты вздыхаешь? – спросил Генрих,
– Я подумал, что Маликан ужасный остолоп!
– Что такое? – удивленно спросил Генрих.- Ты ругаешь человека, который так искренне предан нам?
– Не "нам", а только вам!
– Полно, Ноэ, и тебе тоже!
– Ну, это, так сказать, "рикошетом".
– Да что он сделал тебе?
– Ничего.
– За что же ты ругаешь его?
– За то, что с его стороны крайне дурно быть дядей Миетты!
– Это дурно, по-твоему?
– А еще бы! У Миетты такие маленькие ножки, такие крошечные ручки, она так хороша и изящна, что могла бы свободно быть девушкой из аристократической семьи!
– Но ты и так любишь ее!
– Да, но будь у нее хоть малейшая родословная, я сейчас же сделал бы ее графиней де Ноэ!
– Ну так пусть это не стесняет тебя, дружище Амори! Как только я стану наваррским королем, я засыплю Маликана патентами на всяческие титулы!
– Для меня такая аристократия слишком свежа, принц! – ответил Ноэ, пожимая плечами.
Он снова вздохнул и молчаливо пошел далее. У начала улицы Претр принц оставил Ноэ стоять на страже, а сам пошел далее, к дому Жоделя. Казалось, что в этом доме все спало: ни луча, ни искорки света не виднелось оттуда.
"Гм… когда кондитеры спят, влюбленные бодрствуют!" – подумал принц и принялся напевать вполголоса одну из модных тогда песенок.
Пропев куплета два, он замолчал и прислушался. Через минуту после этого одно из окон нижнего этажа чуть-чуть приоткрылось. Генрих подошел ближе и совсем тихим голосом пропел третий куплет. Тогда окно открылось совсем.
– Это вы… Анри? – спросил чей-то взволнованный голос.
– Это я, дорогая моя Сарра! – ответил принц и подошел совсем близко, так что рука Сарры могла коснуться его руки.
– С вами ничего не случилось? – дрожащим голосом спросила красотка-еврейка.
– Ровно ничего. Но почему вдруг этот вопрос, милочка?
– Но ведь так поздно… Прежде вы приходили раньше…
– Что же делать? Сегодня приехала моя мать!
– Королева Жанна? – вскрикнула Сарра.- Значит, мы спасены теперь.
– Конечно спасены, особенно после того, как вам нечего бояться Рене!
– Но вы?
– О, что касается меня, то ведь я имею клятвенное обещание королевы. А потом…
– А потом,- грустно сказала Сарра,- вы женитесь на принцессе Маргарите!
– Сарра, дорогая моя Сарра, не говорите мне о Маргарите! Я люблю только вас одну!
– Нет,- ответила красотка-еврейка,- не меня следует вам любить!
– Полно!
– Дорогой принц, надо любить женщину, в руках которой ваша судьба! Надо любить ту, которая может приблизить вас к французскому трону!
– Сарра!
– Вы великодушны, милый принц, вы храбры, благородны, и я твердо верю, что вы будете королем, и великим королем к тому же. Ну а у королей свои обязанности: они не располагают собой, не смеют отдаваться лишь сердечным влечениям! А тут еще вдобавок у вас имеется полное влечение к вашей будущей жене, так к чему же…
– Но уверяю вас, дорогая Сарра, что я люблю только вас одну!
