Вера молчала, он подождал и попробовал еще раз:
— Не хочешь сказать что-нибудь другое?
Вера начала точить карандаш. Министр усмехнулся:
— Ладно. Я это заслужил.
Она закончила точить карандаш и взяла следующий, министр продолжил:
— Я все заслужил, что со мной происходит. Я сволочь, Вера. Я подавал такие надежды, а теперь я ноль. Я даже не могу дать своей женщине достойный статус. И не могу заставить ее принять недостойный. Точнее, могу, но… тогда я вообще стану наигнуснейшей тварью, я не хочу так жить. На меня все смотрят, ждут… а я ноль. Если я похороню дом Хань, мать переедет в мой, а я не хочу с ней жить. Если я ее убью, у меня не будет женщины в доме, вообще. Где выход, Вера?
— Иногда, лучший выход — это в окно, — буркнула она, берясь за следующий карандаш. Министр фыркнул:
— Не дождутся. Уж сколько дивных глупостей в цыньянской культуре, но самоубийство из них — самая идиотская. Я буду жить. И пусть сдохнут все, кому это не нравится. Без дома, значит без дома, я буду жить как получится. Будешь жить со мной без дома?
— Да вы мне и с домом не нужны.
"Дзынь."
Министр рассмеялся, самодовольно сказал:
— Ты все еще меня любишь, Вера. Как же тебя так неудачно угораздило? Не по-вез-ло. А могла бы влюбиться в какого-нибудь Рональда, и жить, горя не знать. Или в Неждана.
Он смеялся, она точила карандаш, он осторожно сел, чтобы ее видеть, и с бездной гордости заявил:
— Я его все-таки перепил. Они там почему-то уверены, что цыньянцы плохо переносят алкоголь. Я же обычно не пью, они думали, это из-за этого. Того, в смысле. Что не переносят. Тот случай с мечом и пляжем Бесноватых уже все забыли, почти сказка. Ну ниче, повторим, если надо.
Вера оторвалась от заточки карандаша и посмотрела на министра, аж светящегося от самодовольства:
— Вы пили с Нежданом?
— Да. Вдвоем. Он меня позвал, я пришел. Мы выпили все, что я принес, и почти все, что у него было в доме.
Вере поплохело, она спросила:
— Он жив?
Министр злорадно рассмеялся и улегся поудобнее, махнул рукой:
— А хрен знает, завтра в отчетах прочитаем. Надеюсь, он сдох. Охренительный способ убийства — вообще не подкопаешься, сам пил, никто в рот не заливал.
— На чем вы с ним остановились?
— Он свалился. Его унесли. Я ногами ушел. Ждан сказал, что я тварь потусторонняя узкоглазая. Ха, тоже мне, новость! Желал мне сдохнуть. Я сказал ему, что он размечтался. Предложил через Игрень вдвоем сплавать, если у него есть ко мне претензии, и на том берегу обсудить. Он отказался. Слабак.
Вера опять взяла карандаш и стала медленно точить. Министр полежал на одном боку, на другом, потом позвал:
— Вера? Ну Вера! Ну принеси подушку.
— Фиг вам. Страдайте.
— Ну Вера… Я тебе колечко куплю.
— Идите в пень.
— Два куплю.
— В два пня идите.
— Шпильку для волос куплю, с жемчугом.
— Думаете, вам пойдет?
— Что пойдет?
— Со шпилькой ходить?
— Где?
— Там, куда я вам предложу ее засунуть.
Он фыркнул и укоризненно вздохнул:
— Жестоко, Вера, и бессердечно. Ну принеси подушку.
— И что мне за это будет?
— Я буду хорошим.
— Каким именно?
— Буду… делать все, что надо.
— Подождите минуточку, — она взяла телефон, включила камеру и встала, чтобы удобнее было снимать.
— Перечислите, пожалуйста, что вы будете делать за подушку?
— Буду все… хорошим буду. Честно.
— В чем это будет проявляться?
— Буду делать, что скажешь. Буду как Барт. Нихрена не умеет, а везде лезет. Буду все портить, со старательным видом и невинными глазами.
— Что именно вы будете портить?
— Буду еду готовить.
— Ого.
— Да, буду, я умею. И посуду потом мыть буду. Я не умею, но это не сложно, я видел много раз. Я смогу.
— Врете вы все.
— Честно буду! И стирать буду, убирать, делать всякое… что там еще надо делать? Все буду. Я буду хорошим. Я же котик, Вера, ну посмотри на меня — неужели я недостаточно… это… котячен для подушки? Ну принеси.
— Ладно, я принесу вам подушку. Хотя вы завтра обо всем забудете и нихрена не сделаете, как обычно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он широко улыбнулся и потянулся.
— Ты меня все равно простишь. Ты добрая. И любишь меня. Так круто, можно быть сволочью, а тебя все равно любят. Давай неси подушку.
Вера положила телефон и пошла за подушкой. Когда вернулась, министр спал. Поначалу показалось, что он не дышит, но подойдя ближе, она прислушалась и поняла, что все нормально. Приподняла его за воротник и уложила на подушку, включила рамку портала, в нее тут же вошел Эрик, осмотрел картину и спросил:
— Все нормально?
Вера флегматично пожала плечами:
— Ну, если это можно так назвать.
— Ты в порядке? — он осмотрел ее, как будто искал следы боя, она усмехнулась:
— Ты за меня переживал?
— Да. Я его таким пьяным никогда не видел.
— Так что ж ты его сюда пустил тогда?
— Его сложно не пустить.
— Не похоже, чтобы ты сильно пытался его остановить, — она окинула Эрика таким же взглядом, которым он только что изучал ее, он молча отвел глаза. — Иди скажи Доку, пусть присылает распоряжения, и что он там захочет прислать.
— Хорошо.
Эрик поклонился и вышел, Вера села за стол и опять занялась бумагами.
* * *
Министр проснулся слегка опухшим, но вполне бодрым, Вера протянула ему кружку, которую передал Док, он нюхнул и поморщился:
— Я не хочу.
— Я вас не спрашиваю.
Он скривился, но взял. Выпил, задумчиво помолчал и сказал:
— Какая все-таки качественная на севере водка, от карнской я бы еще дня три не встал, а северскую сколько ни выпей, утром как новый. Даже голова не болит. Вчера же все нормально было?
Вера достала телефон и включила видео, молча полюбовалась постепенно скучнеющим лицом министра, убрала телефон и указала на полную раковину посуды:
— Вы знаете, что делать. Вперед.
Конец