это хлам» писсуарговорит «выкопай яму«& плавай в ней»послание угрюмого компьютера«вы все гамбургеры»1983 Ян Пробштейн
Автопортрет с Аршилом Горки и Гертрудой Стайн
АГ Я впрямь управляю ночью.
1986 Ян Пробштейн
В темном слове, Хербен[268]
все их огни погасли,их слова стали молчаниями,воспоминаниями,плетущимися по гужевым дорогамна улицу малкинер,бедствием материнского языка –ее слова истощилисьв речи,вернувшись в единственное словослово ребенкавысказанное, порыжевшеена замерзшем прудукак они произносили его,как его перенять мне с твоего голоса& взлелеять в люлькеэто древнее & темное словоте, кто говорили на нем в старину,теперь языки прикусили1989 Ян Пробштейн
Вопль (Dos Geshray)[269]
Земля! не закрой моей крови, и да
не будет места воплю моему.
Иов 16: 18«тренируй вопль», – я сказал(почему я это сказал?)потому что это был его вопль & не мойон нависал между нами яркийв наших чувствах всегда яркий он занималцентральное местозатем еще кто-то пришел и заглянулв глубь его глаз и нашел там памятьо лошадях скачущих галопом быстрее покрашенных красных колесза ними поляки припаслидень пиршества но еврейзапертый в чулане вопилв жилетку воплембез звука потомузакручивался спиралью вокруг миратак яростно что сотрясались камниэто заставило ботинки нагроможденные в дверном проемеразбросать свои гвозди вещи свидетельствуют– закон заявляет это –ботинки и те дорогие предметыкак волосы & зубы действуютсвоим присутствиемя не могу сказать что они разделяют больили выказывают ее даже и фотографиисквозь которые выражения лиц мертвых сияюткостыли в своей груде ножные протезы собойявляют свидетельство очки свидетельствуютчемоданы детские туфельки немецкие туристына сцене установленной в освенциме сталибуквами на ее воротах пылающими до сих порвсе еще написанными прописнымиARBEIT MACHT FREI[270]& сбоку ОТЕЛЬи ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ БАРдух места растворяетсябезразличный к его присутствиютам с другими призракамидядя скорбящийего веки буреют глазвыпучен из крестцаэто человек чье телостало крабьимего нутро вывернуто наружурозовая плоть его детейсвисает с негопо которым скользят колени егонет холокостадля этих есть только kherbn[271] лишьслово которое до сих произносят мертвецыкоторые говорят мой хербен& хербен моих детейэто единственное слово разрешенное стихотвореньемибо это их собственноеслово как прелюдия к воплюоно являетсячерез задний проходкружит вокруг кишоквходит в глотку& вырываетсякриком воплемэто его вопль сотрясает менярыдающего в освенциме& позволяющим стихотворенью излиться наружу.1989 Ян Пробштейн
Одержимый (Der Gilgul)[272]
1он поднимает монетус землиона горит в его рукекак угли она красная& метит его как она метитдругих – тайноон укрылся в лесув мире гвоздейего демон[273] вселился в него2Каждую ночь кто-то вешается. Товарняки без воздуха.Каддиш. «Что они сделают с нами?» Бурые и черныепятна на животах. Так много одежды. Поле захламлено.Десять тысяч трупов в одном месте. Свалены слоями. Япередвигаюсь вдоль поля справа налево – возвращаясь накаждом шагу. Земля надвигается. Деньги. И все же онбольше всего страшится потерять обувь.3земля, жирея отслизи трупов зеленых & розовыхкоторая сочится, как патока, превращаетсяв своего рода салочернеющеевечером поглощаявесь свет1989 Ян Пробштейн
После Освенцима (Нох Аушвиц)
стихотворение уродливо & они его делают еще уродливейгде обитает мощьчто данкен понимал – или нет –слушая в тот вечер как читал другой поэтон сказал «это сама уродливость» & ох так и былотак и было & и заставило мое сердце пропустить ударибо стихотворенье этого не позволяло нетни мгновенная милость ни красота не были помехой томучего бы не потребовал век или стихотвореньедерьмо хлестало на дверь & полсекс искромсан гениталии схвачены когтями собак& уродство которое ты должен быть выстрадатьпозже которое они выстрадалине так как данте виделось это но свозь трубуони вылетели & что другие назвалидорогой в рай крохотные холмики & дырочки теперь& под ними на них между нимиразбитые зеркала чайники сковородки эмалированные чайникивитые подсвечники для субботылоскутки молитвенных покрывал & тел костиего ребенка он сказал прыгаяв грязь в груду костей& слизь хрупкие конечности отделяющиесявсякий раз когда он тянет за одну тайна телавовсе не тайна тела нагие затем теласгнившие лишь кости как он должен воспаритьяростная тяга к красоте должна претвориться в стихотвореньестоль уродливое что может вытащить другие голосакак клекот арто стихотворенье посвященноеуродству должно сопротивлятьсядаже артистизму смерти сцена поставленав треблинке кассовые окошки большие часына указателях написано: поворот на белостокно кричит человек который увидалкипы одежды евреиэто нехорошо это ваше собственное печальное мясовисящее там нищие & в мешках как животныекровь свернулась в гельгрудная клетка сквозь которую взорвался желудочек сердца& заставил его повиснуть вопязубец с ободранной кожей пронзил его языкдругой мошонку он видитрот дыру красную дыруалые останки детской плотиих глаза похожи на замерзшие моллюскитакие сочные что блондин украинец-охранниксжавшись под зонтиком выпрыгивает& всасывает их в себя сквозь железные зубы& в пищевод высираяшарики жира & дерьмастекающие в яму в которой жертва –девочка без языка – смотрит вверх& читает свое вконец сокрушенное сердце1989 Ян Пробштейн
Стихотворение для жестокого большинства
Жестокое большинство явилось!Да здравствует жестокое большинство!Они накажут бедных за то что бедны.Они накажут мертвых за то что мертвы.Ничто не заставит мрак стать светому жестокого большинства.Ничто не заставит их почувствовать голод или ужас.Если бы жестокое большинство приставили ладони к ушам,море омыло бы их.Море помогло бы им забыть об их заблудших детях.Оно бы спело колыбельную для юных & старцев.(Посмотрите, как жестокое большинство приставив ладони к ушам,одной ногой стоит в воде, другой – в облаках.)Любой из них столь велик, что может схватить тучудвумя пальцамии выжать из нее каплю пота перед отходом ко сну.Он маленький божок, но не поэт.(Смотри как вдзымается его тело.)Жестокое большинство любит толпы & пикники.Жестокое большинство заполняет парки флажками.Жестокое большинство празднует свои дни рождения.Да здравствует жестокое большинство вновь!Жестокое большинство плачет о своих нерождённых детях,они плачут о детях, которых не понесут.Жестокое большинство переполнено печалью.(Тогда почему жестокое большинство всегда смеется?Потому ли что ночь покрыла городские стены?Потому ли что бедняки лежат скрыты тьмой?Увечные никогда не выйдут больше показывать раны?)Сегодня жестокое большинство голосует за расширение тьмы.Они голосуют за то, чтобы тени заняли место прудовВсе, за что они голосуют, принимает силу закона.Горы прыгают, как овны, перед жестоким большинством.Да здравствует жестокое большинство!Аве! Аве! жестокое большинство!Горы прыгают, как овны, холмы, как агнцы.Жестокое большинство роет землю для жестокого большинства.Затем жестокое большинство выстраивается в очередь для погребенья.Те, кто любят смерть, полюбят жестокое большинство.Те, кто знают себя, полюбят страх,который испытывает жестокое большинство глядя в зеркало.Жестокое большинство приказывает беднякам оставаться бедняками.Они приказывают солнцу сиять только по будням.Божество жестокого большинства свешивается с дерева.Глас их божества – вопль сгибающегося дерева.Голос дерева быстр, как молния, полоснувшая небо.(Если жестокое большинство засыпает внутри собственных теней,они просыпаясь обнаруживают, что их кровати полны стекла.)Да здравствует божество жестокого большинства!Да здравствуют глаза их вопящего божества!Да здравствует лицо в зеркале!Да здравствуют их лица плывущие вокруг него!Да здравствует их кровь & его!Да здравствует кровь бедняков которые должны их кормить!Да здравствует их мир & их божество!Аве & прощайте!Аве & прощайте!Аве & прощайте!1991 Ян Пробштейн
Рай поэтов
1Он снимает книгу с полки & пишет черезвсю страницу: Я последний. Это означает что мирупридет конец, когда он умрет.2В «Аде» Данте вообразил Рай Поэтов &
