Никто не видел никакого светловолосого парня рядом с ней. Никогда. И да, тот прохожий. Его тоже убила Рина – во время приступа.
– То есть, выходит, каждый раз, когда она убивала, она видела фигуры? И воображала себе, что все это делал тот парень?
– Именно так. Но никакого парня не было. Все это была она.
– Черт возьми, Гленн. Черт возьми! У меня мозги почти сломались. Я все еще не понимаю и половины этой истории.
– История, которую я поведал тебе – это то, как видела происходящее сама Рина. Плюс то, что мы нашли в ее истории болезни и истории наблюдений за ней. И еще то, что было в ее многочисленных дневниках. Вот, откуда я знаю все эти подробности.
– Постой. Значит, она все же вела дневники и хотела стать писателем?
– Да, все это так и было. Писателем она, конечно, не стала, хоть и была достаточно не в себе для этого дела. Ты ведь знаешь, писатели, они все не от мира сего, – Уолтер понимающе закивал. – Но, в некотором роде, книгу она написала. И я пересказал тебе сюжет этой книги. И самое невероятное в том, что она искренне хотела помочь следствию.
– Как же все запутано, Гленн, – сказал молодой полицейский. – Но как она могла похитить сама себя?
– Две личности боролись за одно тело. После убийства родителей девушка сама уехала за город, нашла брошенный дом, истязала себя и морила голодом. Точнее, это делал Рэй, ее вторая личность. Вражда за тело шла с переменным успехом. Параллельно этому Рина делала записи в тетради, представляя все так, словно ее похитили и держат в плену. Точнее, ей все именно так и казалось, понимаешь, Уолтер? Она дописала свою «книгу» и покончила с собой. Рэй убил Рину, словно паразит. У нее в тетради так и было записано: он задушил меня и уехал отсюда, искать себе новую жертву. Что-то в этом роде. Сначала она описала свое убийство, затем совершила самоубийство. И, умирая от удушья, она была уверена в том, что Рэй задушил ее.
– Но на самом деле никакого Рэя не существовало, – задумчиво повторил молодой полицейский. – В это трудно поверить. Это действительно произошло с тобой?
– Это действительно произошло, но не со мной, слава господу нашему милосердному, а в моей полицейской практике. Это была самая кровавая и психически нездоровая головоломка в истории работы нашего отдела. Ты не представляешь, как тяжело нам пришлось, когда мы разбирали это дело, раскладывали по полочкам каждый факт, отделяя реальность от вымысла. Нам порой и самим казалось, что мы сошли с ума.
– Поехали к Лайле, Гленн. Мне нужно выпить кофе.
– Поехали, парень, я тоже не откажусь.
– Знаешь, сегодня я позову ее на свидание, – признался молодой полицейский.
Старый полицейский ничего не ответил. Он хмыкнул и завел двигатель».
***
Моя история была окончена. Точка была поставлена ближе к ночи, когда многие уже укладывались спать. На душе у меня разлилось сладкое чувство удовлетворения самореализацией. Третий глаз не закрылся, и опустошение не пришло ко мне, как раньше, когда я заканчивала истории. Этот текст казался мне самым гениальным моим творением. Но я создам и лучше, разумеется, теперь в этом нет сомнений. Я талантлива. Я писатель. Я счастлива. Счастлива. Наконец-то моя жизнь обрела смысл. А стоило всего лишь сломать и выбросить ее.
Эйфория после окончания рукописи позволила мне любить весь мир. Даже своих убогих одногруппников, чей маленький мирок замыкался только на них самих. Я словно потеряла ощущение реальности, точнее, реальность потеряла меня. Свет все еще пронизывал меня, разливаясь вокруг, а Тьма отныне больше не могла до меня дотянуться – она вся была внутри меня, под полным контролем.
– Бет?
– А?
В проходе стоял Шувалов. В руках он держал небольшую миску. Если бы не беспроводные фонари, которые мы принесли с собой и установили в каждом домике вместо лампы, я бы ничего не увидела.
– Почему ты не пришла на ужин? Я жарил кролика и рассказывал интересные истории. Мы хорошо провели время. Комаров почти не было из-за дыма.
– Я знаю, просто…
– Ты писала, не так ли?
– Да. Да, это так.
– Ты выглядишь очень счастливой, Бет. Я рад это видеть.
– Спасибо.
– Я принес тебе мяса. Это твое. Все остальные поели.
– Вы тоже?
– Нет. Это моя порция.
– Ну, тогда ешьте. У меня есть галеты.
– Бет, я хочу, чтобы ты съела это. Пожалуйста.
Он сказал это слишком настойчиво, зная наперед, что я буду отпираться, и постарался пресечь любые попытки отказа.
– Ладно. Оставьте на столе.
Шувалов подошел к столу и поставил миску. Почему он не уходит, подумала я.
– Это все?
– Да, Бет, это все.
– Тогда идите.
– Куда же мне идти?
– В каком смысле куда? Туда, где Вы будете ночевать.
– Но я ночую здесь, Бетти-Бет.
– Это невозможно, потому что здесь ночую я. Я заняла этот домик, как только мы пришли, к тому же, здесь только одно спальное место.
– Да, одно. Но оно большое, неужели ты не видишь? В тех двух домиках все места заняты.
– Значит, расположитесь на полу.
– Спешу тебя огорчить, этого не будет. Я ночую здесь. А ты можешь идти к своим одногруппникам и спать на полу.
– Какая наглость.
– То же самое можно сказать и о тебе. Ведь ты предлагаешь мне то же самое. Пойми, места больше нет. В этом домике поместятся двое. Остальные домики не примут больше, чем там уже вместилось.
Я посмотрела на горизонтальный деревянный срез, который представлял собой широкий лежак. Там действительно могли поместиться два человека. Но если этими двумя будут я и Шувалов, то…
– Одно условие. Кто-то из нас спит на полу.
– Не волнуйся, я лягу на пол, Бет.
Пока Шувалов ходил за чем-нибудь вроде покрывала, чтобы постелить себе на пол, я съела мясо, которое он приготовил. Изумительный вкус, но количество не могло утолить мой пробудившийся голод. Оказывается, пока я заканчивала рукопись, успело убежать так много времени…
– Спасибо, очень вкусно, Роман Григорьевич, – сказала я, когда он вернулся.
– На здоровье, Бетти.
Мы оба вели себя так, словно днем, у ручья, между нами ничего не было. Словно между нами вообще ничего никогда не было. Особенно странно было наблюдать такое поведение со стороны Шувалова. Я так привыкла к тому, что он всячески обманывает и домогается меня, что стало слегка не по себе, когда он это прекратил. Мне было неуютно.
Мужчина расположился на полу, а я застелила свой лежак. Здесь действительно было слишком много места для одного человека, особенно моего телосложения, и я ощутила укол совести.
– Роман Григорьевич, мне нужно переодеться. Пожалуйста, выйдите на пару минут.
Шувалов поднялся и молча вышел. Его лицо не выражало никаких эмоций. Переодеваясь в ночное платье, я догадалась, почему он ведет себя так прилично. Да ведь под боком целая куча моих одногруппников! Естественно, он не будет приставать ко мне. Ведь я могу закричать.
