— Спасибо, мадам Бюиссон… А вы на мое место взяли кого-то?
Во-первых, да, а во-вторых, «у тебя права на работу нет, проверят — лопатой не отмахаешься!».
— Тогда я вам просто так помогать буду.
Бросила сумку в подсобке — на этой веревке она сушила бумаги Львенка тысячу лет назад… Вышла на солнце, набрала номер Дениса.
105
— Заходи.
Домофон пискнул, замок открылся. По этой лестнице Марина не поднималась тоже тысячу лет… Дверь в квартиру была приоткрыта.
— Я в комнате!
Катя сидела на диване нога на ногу, в облегающем коротком платье и туфлях на высоченных каблуках. Захлопнула ноутбук:
— Ты меня на пороге поймала. Этого олуха нет.
— Да я, собственно, к тебе.
Катя встала:
— Олух просил меня повоспитывать? Ладно, пошли чай пить.
Кухня, где столько с Воробушком переговорено было. Катя сыпанула заварку в чайник:
— Покупает самую дешевую, достало! От нее зубы желтеют! — Нашарила на полке пачку галет «Сен-Мишель». — Что, к Кариму меня ревнует?
Марина не успела ответить.
— Карим — настоящий мужик. Люблю арабов. Не то что эти дохлые французишки, — Катя закатила глаза и вывалила язык, изображая «французишку». — В нем такая энергия сексуальная… Мечтает, чтобы я к нему переехала. Его бабу услали в Бордо, так он и рад. Ну, только по детям скучает. У него отличная зарплата, дом с садом, море рядом. Я привыкла жить у воды, я здесь задыхаюсь. У меня дача на Волге, а тут сплошные машины в морду газуют. И он не хочет, чтобы я работала. Мне «сежурку» на десять лет дали. Скоро свалю.
Разрешилась Воробушкова проблема с квартирой.
— Разведешься?
— Зачем? Это опасно, могут «десятилетку» отобрать. Если олух рыпнется — я на него в суд подам, на такие алименты нарвется, что мама не горюй. — Катя налила в заварочный чайник кипятку. — Ты-то разводишься?
— Не знаю.
И Марина рассказала, что звонила Денису, трубку не взял, труба с документами, собиралась денег ему предложить, вот только сколько?
Катя слушала, даже рот приоткрыла.
— Марин, ты что, дура — мужику деньги давать? Это они нам должны, а не мы им. Ладно, не дрейфь, будут тебе документы.
Марина улыбнулась:
— Ты что, их нарисуешь?
— Ага, нарисую, — буркнула Катя. — Смотри, как надо с мужиками разговаривать.
Ушла в комнату и вернулась с телефоном, в котором уже раздавались длинные гудки.
— Алло? Карим? Привет… — Голос Кати тек, как густой мед. — Можешь для меня сделать одну вещь?
106
Подвела Воробушка. Думать надо было, прежде чем ляпнуть, что он в деревню собирается уехать, а квартиру — сдавать… Катя аж подпрыгнула:
— Отлично! Я съеду при условии, что половину денег от сдачи он отдает мне. А что? Брачный контракт не подписал — сам олух. Нажитое — пополам! А не захочет делиться — в суд подам.
Марина уже стояла в дверях. В кармане лежал листок с номером мобильного телефона Карима. Ему следовало позвонить вечером, узнать, какие бумаги собрать.
— И не вздумай ему глазки строить.
— Да зачем мне. Слушай, Кать, ведь это противозаконно.
— Не беспокойся, он в местной префектуре шишка. — Катя победно улыбнулась. — А вообще, ты видишь, на что он ради меня готов?
107
Когда Марина спустилась этажом ниже, сверху раздался голос:
— Эй!
Задрала голову. Катя перевесилась через перила:
— Вообрази, эта бывшая баба Карима, как ее… Вероника — она сошлась с типом, который ей вселиться помог. Там все серьезно. Не знаешь, это достаточное основание для суда, чтобы не платить алименты?
108
У Бенжамена здоровенный байк «судзуки» — красный, глянцевитый, сбоку написано “Bandit”. На этом «бандите» практически лежишь. Лежишь и летишь. Вернее, лежит-летит Бен, а сзади Марина и матрас, который норовит выскользнуть из под мышки. А как хочется распахнуть руки…
На переходах Бен снисходительно косился на мотоциклы, подергивал коленом от нетерпения и жал на газ, едва загорался зеленый свет. Марина подняла забрало шлема: теплый ветер. Карим сказал, что в выходные будет в Париже, «подготовьте бумажки». И: «После выборов грядут большие перемены, гайки закрутят — но мы успеем. Вам повезло».
Матрас шшухнул, раскрываясь.
— Й-ех! — Мадам Бюиссон смотрела на процесс с восхищением. Потыкала пальцем: — Плотный! Марина, белье на полке в подсобке.
Бенжамен уселся за стойку с деловым видом, хозяйка кокетливо потрепала его по плечу и скрылась в своих аппартаментах. Оглянулся:
— У меня припрятана бутылочка «Сент-Эмильона»…
109
В «Акации» — полная демократия. В преддверии первого тура президентских выборов мадам Бюиссон внезапно охладела к правому Николя Саркози и перекинулась на «милашку» Франсуа Байру, он родился в Нижних Пиренеях, как и она. Бенжамен заявил, что голосовать не пойдет, ему политика до лампочки. «А что ты жрать завтра будешь, тебе не до лампочки?» — вскипела хозяйка. «Кошерное, только кошерное», — Бен принял смиренный вид. Адила стояла за социалистку Сеголен Руаяль насмерть. Мсье Бюиссон, муж хозяйки, был неравнодушен к националисту Ле Пену. Марину забавляло это разноголосье.
В субботу встретились с Каримом в кафе, Катя тоже подошла. Карим достал из портфеля бланк: «Подпишите». Вел себя сдержанно, явно хотел поскорее остаться вдвоем с Катей. Катя же все время говорила по-русски, почти не обращала на Карима внимания, и это его определенно злило. Стало страшно, что он передумает.
Марина махом проглотила кофе и ретировалась.
110
Ждала Дениса у лестницы здания Суда, что на Ситэ, окруженного высоким черным забором с золотыми наконечниками и с воротами в золотых финтифлюшках.
Явился — точь-в-точь такой, как в первый раз, когда гуляли по набережной Сены; только вместо белой рубашки — синяя. Но это не тронуло. Так смотришь на фрукты из пластмассы — они как настоящие, а рука не тянется. Само все ушло.
В здании среди каменных стен задерешь голову — потолок далеко-о. Чувствуешь себя микроскопической. Коридоры, коридоры.
— Что у тебя с документами?
— Пока ничего.
— Макаронник не надумал поджениться?
— Мы с Ноэлем расстались.
Денис хмыкнул.
— Я ж говорю — у вас, как у котов.
— На сей раз как у людей.
Молчание. Коридоры.
— Живешь где? У подружки и депрессивного старикана?
— В «Акации».
Молчание.
— В Новочебоксарск собралась или как?
Не ответила. От Карима вестей не было.
Денис резко остановился.
— Э!
Марина оглянулась.
— Стой. Если мы не явимся, заседание перенесут. Ладно, схожу с тобой в префектуру, продлишь «сежурку» на год. Потом сама выкручивайся.
111
— Брак объявляю расторгнутым, — судья захлопнула папку.
Вышли из кабинета. У мальчишки мэтра из-под адвокатской мантии комично торчали джинсы. Он пожал обоим руку и быстро пошел прочь по коридору.
Денис заметно повеселел.
— У меня с Тибидохом встреча, пойду поточу. Можешь присоединиться.
«Поточу» — знакомая «червячья» лексика.
— Куда идешь?
— От Ситэ подальше. Тут цены туристические.
И отправились — как когда-то — мимо Нотр-Дам по набережной.
Двое посторонних друг другу.
Шла, думала: делать «сежурку» в двух префектурах было бы опасно. Гонка за двумя зайцами может кончиться не наваристым супом, а жидкой баландой. Авось Карим не подведет. Да и Корто доверия нет.
— С Тибидохом у меня тоже развод. Он прознал, что я на конкурента работаю, — начал кулачки сжимать, Трибуналом угрожать. А я ему — ультиматум: плати все, что задолжал, а то тебе самому Трибунал светит. Он аж пятнами пошел.
— И где ты теперь работать будешь?
— Да подумываю напроситься обратно в «Систюд натюр». Матьё сказал, шансы есть. Сдам хату по-тихому и в Бордо перееду. Давно пора все тут похерить. Не смотри так, полторы сотни лет назад «похерить» значило «покончить». «Хер» — старинное название буквы «х», две зачеркивающие черты.
Как-то Ноэль назвал Дениса ходячей энциклопедией, а она поправила — сидячая. Кажется, это было в «Клозери де Лила». Всё проходит.
— Зато ты не знаешь, как правильно произносится слово «суши». Это нечто среднее между «суси» и «суши».
— Откуда информация?
— Айко Аоки сказала. Мангака.
— А-а… Ну вот «сусей» я бы поел.
112
«Дорогие мадам и мсье Дель Анна!
Хочу поблагодарить вас за все. За поддержку; за упреки, которые вы могли мне делать, но не делали.
Вы показали мне, что значит быть внимательным к другому, что значит щедрость.
Я вас не забуду. Знакомство с вашей семьей — одна из самых прекрасных вещей, случившихся со мной. Вы с Ноэлем посеяли во мне желание давать, и я буду ухаживать за этим зернышком: оно вырастет, оно принесет плоды. Я не смогу жить по-прежнему».
