Еще одно историческое событие, произошедшее через тысячу лет после рождения Мухаммеда, также может служить примером того, как поток помогает сформировать могущественные и долговременные объединения людей. К середине XVI века материальный и духовный порядок, постепенно создававшийся католической церковью, затрещал по швам. Вследствие Реформации Европа распалась на воюющие государства, враждебные друг другу как в религиозном, так и в экономическом отношении. Психологическое воздействие этого дробления на тех, кто сохранил верность Риму, было огромно. В первую очередь образованная и стремящаяся к идеалам молодежь перестала понимать, что значит «жить по-христиански». Сомнение в этических нормах порождало в их душах тревогу и растерянность.
Для противодействия этому духовному хаосу Игнатий Лойола, набожный испанский офицер, создал в 1540 году Общество Иисуса{191}. Стремясь обновить веру и поддержать папу в борьбе с его противниками, он собрал вокруг себя группу полных энтузиазма молодых людей и организовал их в основанный на военных принципах монашеский орден. Важная особенность этого ордена заключалась в том, что он давал своим приверженцам ряд четко определенных целей и умений, позволявших сосредоточить психическую энергию на гармоничной потоковой деятельности.
Повседневный распорядок иезуитов включал религиозные обряды и был расписан до мелочей с раннего утра и до позднего вечера. Например, в течение суток они дважды должны были размышлять о своих целях на этот день и о том, насколько они преуспели в их достижении. Каждый жест, каждое движение были определены в «Правилах скромности» — официальном руководстве, предписывавшем, как держать голову, насколько сильно следует сжимать губы и что делать с руками во всех возможных случаях.
Однако парадоксальным образом это навязчивое стремление к соблюдению мелких предписаний сочеталось с невероятной гибкостью и необычайной свободой в решении политических и социальных задач. Иезуиты получали блестящее образование и жесткое, вырабатывающее характер воспитание, а затем их отправляли искать приключений туда, где их находчивость могла пройти настоящее испытание. Иезуиты-одиночки были первыми европейцами, исследовавшими дикие просторы Канады и территории Великих озер, где они пытались обратить в христианство местных жителей. Другие представители этого ордена отправились в Южную Америку и создали там национальные государства без угнетателей. Десятки лет проводили иезуиты в Китае, Индии и Японии, оставаясь единственными европейцами в чуждой и зачастую враждебной культуре, но продолжая хранить свою веру и трудиться над распространением учености и христианства.
Особенный интерес к Обществу Иисуса вызывало именно это сочетание жесткой дисциплины и личной инициативы. К тому времени, когда Игнатий Лойола умер, орден насчитывал 1000 активных приверженцев, а к 1626 году, несмотря на сложность иезуитского образования, их число достигло 15 554 человек. Одной из главных задач ордена была реформа католического образования. Свой первый колледж иезуиты открыли в 1548 году в Мессине, а 100 лет спустя таких колледжей было уже 728. Можно спорить о последствиях политического влияния иезуитов в тех странах, где оно было особенно сильно, но невозможно отрицать, что эта организация нашла способ победить ту духовную энтропию, которая угрожала католической церкви в XVI веке.
Кризис, подобный тому, что способствовал возникновению ордена иезуитов, вызвал к жизни еще одну потоковую деятельность, гораздо значительнее повлиявшую на историю. Речь идет о так называемой пуританской (протестантской) трудовой этике, заложившей основы капиталистического предпринимательства и промышленного развития в Северо-Западной Европе и Северной Америке. Отвергнув папу и церковные таинства, гарантировавшие, по уверениям католической церкви, верное спасение, первые протестанты не знали, как определить, обретут их души вечную жизнь или нет, — важнейший вопрос для культуры, где судьба души, по крайней мере в теории, была важнее судьбы тела. Успешное решение предложил Жан Кальвин{192}. Он утверждал, что человеку дано будет узнать, спасется ли он, по тому, насколько он успешен в своей профессии. Бог не даст богатства и почета, если тебе не уготован рай.
Благодаря этому мему, связавшему предприимчивость и вечную жизнь, пуританские торговцы и ремесленники стали трудиться прилежнее прежнего. Ведь таким образом они, что называется, убивали двух зайцев — добивались и богатства, и святости. У того, кто следовал этой этике, как правило, не было возможности насладиться плодами своих трудов — в его жизни стало гораздо меньше удовольствий и свободного времени. «Из своего благосостояния он не извлекал никакой пользы, — пишет социолог Макс Вебер, — кроме безотчетного ощущения, что сделал свою работу хорошо». На заре современного капитализма человек, отказавшийся от удобств и радостей жизни, — как и шахматист или альпинист — был мотивирован удовольствием, извлекаемым из самой деятельности.
Протестантская этика предлагала последовательный набор правил — четких целей и способов их достижения, помогавших приверженцу этого учения упорядочить свою жизнь и избежать душевных мук, связанных с утратой определенности, которая даруется верой. Как говорит Вебер:
«Для того чтобы обрести уверенность в себе, предлагалось самое верное средство — погрузиться в мирские заботы. Лишь так можно было устранить религиозные сомнения и отбросить сомнения в Божьем милосердии. Тем самым нравственное поведение человека становилось упорядоченным и систематичным, следуя четкому общему методу».
Иными словами, протестантская этика создала великую новую «игру», позволяющую сконцентрировать психическую энергию. В этой системе работник (точнее, «игрок») «будет работать по правилам, в то время как другие останутся в вечной растерянности и не найдут для своего дела ни места, ни времени». Ирония в том, что важным для пуритан моментом было осуждение всевозможных наслаждений. Но при этом сами они наслаждались трудностями своей аскетической жизни как таковыми, осуждая лишь более простые формы наслаждений и развлечений, не соответствующие их идеалам. И сегодня много работающие люди (так называемые трудоголики) с презрением отвергают любой намек на то, что они получают удовольствие от своей деятельности, поскольку это как бы принижает их значимость. Трудоголик вряд ли признает, что ему приятнее поработать, чем съездить в отпуск, посмотреть спектакль или просто расслабиться.
Уже давно не возникало новых игр того же масштаба, что в прошлом. Возможно, вначале социализм, а затем и коммунизм предлагали нечто подобное людям, собиравшимся на тайные заседания партийных ячеек и посвятившим всю свою жизнь борьбе за победу пролетарской революции. Конечно, состояние потока трудно увязать с образом сурового, лишенного юмора и зачастую злобного большевика, однако и они, несомненно, в своем призвании видели ясные цели и возможности и шли вперед, невзирая на трудности и опасности. Отчасти их действия можно объяснить стремлением к идеалам, хотя в основном этих людей привлекали власть, слава и материальные блага. И все же, если бы игра в революцию не приносила удовольствия, вряд ли столь многие продолжали бы в нее играть, даже когда рухнули идеалы, а материальные блага оказались иллюзией.
По Веберу, к середине XIX века капитализм перестал быть свободно избираемым, увлекательным приключением и превратился в «железную клетку». Правила игры утратили гибкость, наследуемый капитал уничтожил изначальное равенство возможностей, а огромные монополии и олигархии, стремясь защитить себя от конкуренции, захватили государственный аппарат. Развлечение оказалось недолгим. Но Вебер недооценил капитализм. Ведь через 70 лет после публикации веберовского труда он все еще остается самой популярной игрой. Что касается социализма, то следовать его правилам оказалось гораздо труднее, и поэтому в его иерархию немедленно проникли паразиты, эксплуатирующие идеалистические мемы ради собственных эгоистических интересов.
Из этого краткого обзора основных вех истории следуют два вывода. Первый: способность превращать повседневный опыт в осмысленную, взаимосвязанную, направленную на достижение целей деятельность — огромная сила. Когда энтропия охватывает общество и в душах людей поселяется тревога, они начинают стремиться к ясности и порядку. Новый набор мемов, позволяющий вернуться в состояние потока, оказывается весьма привлекательным и нередко торжествует победу. И как поток создают самые различные виды деятельности — от музыки до вольной борьбы, от чтения до прыжков с парашютом, — так и культуры предлагают самые разные решения для победы над хаосом. Например, орден иезуитов и протестантская трудовая этика возникли приблизительно в одно и то же время в ответ на все ту же социокультурную неразбериху. Иезуиты и пуритане верили в разные мемы, поступали совершенно по-разному, и все же их личности формировались под воздействием правил, которые сходным образом направили психическую энергию, создав ощущение порядка и удовольствия.
