Варнава, вроде бы проникся и, повел меня дальше по берегу, показывая, где будут построены вспомогательные мастерские. Но крутом пригорке уже сушились дубовые бревна, ловко выкатываемые мужиками по накату из воды.
-Вот княже, вчерась первый сплот приплыл с верховьев, бродники слово держат,- сказал воевода,- все как ты с ними договаривался, делают.
Я подошел к бревнам. От них шел особый запах прелого дерева.
Вот,- думал я, - этим деревьям суждено стать первой основой моих кораблей. И почему я ничего в свое время не узнал про постройку судов и их устройство, придется мне полагаться только на здешних мастеров, да еще подкидывать кое-какие идеи, чудом оставшиеся в голове.
Внимательно все осмотрев, мы вернулись к причалу. Там также кипела работа, собирались телеги, в них запрягались лошади и нагруженные всяким скарбом они выезжали, освобождая место для следующих. Дело хорошо шло и без моего пригляда, поэтому я дал себя уговорить и посидеть за накрытым столом в доме воеводы, который тоже не блистал красотой, но все же был похож на дом, в отличие от нор, в которых ютились рабы. Я тяжело вздохнул:
-Ну, что я могу сделать, не перевоспитаю же всех вокруг. Никто ведь ничего особенного в этом не видел и сами рабы в первую очередь.
Пребывание в будущей крепости не затянулось и на следующий день мы уже были в дороге.
И вновь под копытами коней мелькает ковыльная степь, со всех сторон слышатся разговоры воинов, старающихся перекричать топот тысяч копыт. Мои тумены, развернувшись, как крылья огромного невода идут по степи. Уже скоро Днепр, и первая серьезная переправа. А сколько их еще впереди. Наш переход я старался использовать, как тренировку. Не мудрствую лукаво, сделал то же самое, что через сто лет сделают монголы, упорядочил войско кочевников, и сейчас у меня девять туменов, девять военачальников. Под каждым из них десять тысячников, и так далее до десятка, в котором десятник царь и бог, следящий за тем, чтобы каждый воин имел все необходимое для боя. Мы отрабатывал систему связи, набирали посыльных, я проводил вечера у костра и в походной кибитке в беседах с командирами туменов. Это были все старые опытные воеводы, не один десяток лет водившие свои отряды на русов, венгров, и ромеев, Тем удивительней, что слушали они меня беспрекословно. Хотя исо своими земляками у меня хлопот особых не было. Рулав Туазов хорошо держал в руках свое воинство. Единственное, что меня беспокоило, темпы нашего передвижения были не высокими, очень нас тормозил обоз, хотя пароконные телеги достаточно быстро передвигались вслед за нами. На них лежали немногочисленные заболевшие, илиполучившие травму воины. С несчастными, получившими тяжелые травмы, никто не церемонился, их просто быстро и безболезненно лишали жизни. И те, кого убивали и убивавшие относились к этому, как к обычной прозе жизни.
Легкими движениями ног я управлял своим жеребцом, голова опять была занята мыслями о доме. Странное дело с того момента, как я «провалился» в прошлое, о своей прежней жизни я даже не вспоминал, то ли это была, какая-то психологическая защита, или что другое, не знаю, собственно даже не было особой тоски о безопасной бритве, гаджетах и прочих дарах цивилизации. А вот сейчас мои мысли постоянно возвращались к Тмутаракани, что там делает моя жена и как ладит со своей сестрой, которую я так и не отправил в недостроенный монастырь. Перед отъездом я все же поговорил с ней и объяснил. что здесь ее попытки организовать какую-нибудь заваруху не прокатят. И что сбежать в Константинополь отсюда невозможно. А бежать в любое другое место для уже пожилой по местным меркам женщины , просто глупо. В лучшем случая она станет рабыней в ауле касогов.
Анна, как мне показалось, прониклась, и до моего отъезда вела себя тише воды.
Она открыла свои сундуки, в которых лежали ее пергаменты и папирусы, и приступила к работе над своими трудами. Варвара же смотрела на свою старшую сестру с обожанием, и старалась помочь ей во всем. Тем не менее, Ратибор получил инструкции не спускать глаз с Анны Комнин, береженого, как говорится, бог бережет.
Мои раздумья были прерваны. К нам подъехал один из десятников дозора и сообщил, что впереди стоят неизвестные рати.
Я встревожился, по мои расчетам в этих местах мы никого не должны были встретить. Но вот мои спутники совсем не удивились. Туазов переглянулся с Шаруканом и оба хором сообщили:
-Олешье забеспокоилось. Киевская рать там стоит.
Шарукан с язвительной улыбкой добавил:
- Ха, стоят они там! Годами по плавням от нас прячутся. Не хотят, как мужчины в поле выйти.
Я чуть не хлопнул себя по лбу, ну точно, совсем выскочило из головы, а ведь еще несколько месяцев назад вспоминал это княжество, находившееся в устье Днепра формально принадлежащее Киеву, и думал, что следующим летом заберу его под себя, хватит тут и моего посадника. Мой отец, вряд ли, будет против этого, а что подумают мои братья, меня особо не волновало.
Но сейчас было не до мелкого княжества, которое и так скоро без проблем было моим. Необходимо предупредить возможную схватку. Небольшой киевской рати хватило бы моим полчищам на пару часов.
Когда я подъехал к месту, где встретились войска, то там уже все было нормально. Воеводы оживленно переговаривались между собой, да и воины тоже, сломав строй, начали свои разговоры. Разочарованный тумен половцев, приготовившихся к битве, медленно удалялся на запад к берегу Днепра, оставляя русов одних. Мне конечно хотелось взглянуть на город, который в моей первой жизни стал Херсоном, но до него было еще прилично и не хотелось уклоняться просто так, от своей цели, поэтому я довольно быстро прекратил эти разговоры и колонны пешцев двинулись в сторону, куда уже ушли половецкие тумены. На ходу они скидывали большую часть своих доспехов и оружия на обозные телеги, с которых успели расхватать его, перед возможным боем.
Проходили дни, позади была переправа через Днепр и Буг, мы по прежнему шли по пустой степи не встречая никого на своем пути, но вскоре это должно было закончиться. Впереди нас ждал Белгород, последние владения Киева, за которым, наконец, закончится мой запрет на трофеи и мои воины начнут делать то, что делали все армии испокон веков, брать все, что плохо лежит. И так будет продолжаться до границ ромейской империи.
Король Иштван был недоволен, у него болел живот. А с рыночной площади Секешфехервара, доносились такие запахи, вместе с криками торговцев, что у короля от этого еще больше испортилось настроение. Рано утром дворцовый лекарь дал ему выпить лечебную настойку с прегадостным вкусом, от которой живот разболелся еще больше. И сейчас король раздумывал, а не сменить ли ему лекаря, предварительно отрубив голову предыдущему. Останавливало его лишь то, что этот лекарь лечил еще его отца.
Молодой безусый парень, закряхтел, сжимая руками живот, и опять ринулсяна горшок, только что принесенныйслугами.
В этот момент к нему зашел верховный ишпан, старый седоусый мадьяр, которого он ненавидел всей душой, за постоянное вмешательство в его дела.
-Как смеет этот старый дурак что-то советовать. Неделю назад мне исполнилось уже восемнадцать лет. И я сам достаточно опытен, чтобы принимать решения, а сейчас еще пришел, как будто не знает, что я болен,- думал он, восседая на горшке.
-Король,- с поклоном произнес ишпан,- извини, что мне пришлось потревожить тебя, но время не терпит. Пришло извещение, что по юго-востоку нашей страны проходит неисчислимое войско куманов. На своем пути они уводят население, и полностью разорили уже множество поселений.
-Ну так в чем же дело,- раздраженно спросил Иштван, - сколько мы уже воевали с куманами, и всегда побеждали, что мешает тебе сейчас отправить туда войска.
-Мой король, дело в том, что насколько мы поняли, они не собираются идти на нас, и только проходят мимо, направляясь в Константинополь. И самое главное их каган – сын князя Владимира Мономаха - Глеб.
