Закашлявшись вновь, рассказчик залпом выпил свой отвар из кастрюльки и сразу же продолжил:
— Однако в Пон-де-Сом-Вель происходит неприятность: крестьяне, взволнованные появлением гусар, собираются толпами и угрожают провести насильственную реквизицию. Шуазель делает все, чтобы предотвратить такое развитие событий, потому что вскоре должна появиться королевская берлина, которая опаздывает уже на три часа. Итак, нужно сообщить всем отрядам, расставленным по дороге из Парижа в Монмеди, что карета прибудет с опозданием и следует терпеливо ждать. Сам Шуазель, чтобы утихомирить крестьян, отводит гусар в чистое поле. Для того чтобы предупредить посты, у него есть только Леонар, которому он доверяет кабриолет со всем его содержимым и вручает записку следующего содержания: «По-видимому, «Сокровище» сегодня не проедет. Оставайтесь на своих местах и ждите новых распоряжений». И наш цирюльник, очень гордясь этим поручением, отправляется в путь. Шуазель, бог знает почему, забрал из кареты алмазы мадам Елизаветы, но истории известны такие странности. Прибыв в Сент-Менеу, Леонар с важным видом показывает записку месье д'Антуэну и советует ему «расседлать лошадей, людей отправить в казармы». В Клермоне он встречает месье де Дама, который относится к парикмахеру с недоверием, принимает его довольно плохо, забирает записку и не предпринимает ровным счетом ничего. Наш фигаро уязвлен, но продолжает свой путь. И в Варенне он берет на себя смелость отдавать приказы: объясняет сыну генерала де Буйе и месье де Режкуру, что «он в курсе всего», что «ему нечего скрывать», что в Клермоне и в Сент-Менеу он распорядился отвести войска — и добавляет, ко всему прочему, что в Шалоне короля арестовали! Вот так этот идиот привел в беспорядок всю диспозицию, которую разработал генерал де Буйе с полного согласия короля. Удовлетворился ли он этим? Куда там! Он едет в Монмеди, сбивается с дороги, возвращается обратно и только вечером следующего дня добирается до крепости Стене, где находится штаб-квартира: королевскую берлину арестовали в Варенне несколько часов назад, но Буйе об этом еще неизвестно. На настойчивые вопросы генерала Леонар отвечает уклончиво и даже о Шуазеле ничего конкретного не говорит. Он ничего не знает, ничего не видел… Но все же отдает Буйе алмазы королевы и драгоценное красно-золотое облачение короля, а тот препоручает их одному из своих адъютантов. И приказывает устроить на ночлег злополучного эмиссара. Утром офицера, взявшего на хранение сокровища, находят мертвым, со множеством ран от ударов кинжалом. Шкатулка королевы была украдена, а Леонар бесследно исчез — остались только полосы от колес его кабриолета, направляющегося к границе… Я рассказал вам все!
— Ну и ну! А я-то полагал, что прилично знаю историю трагического происшествия в Варенне!— Что ж, теперь вы можете внести коррективы! А что, собственно, вы хотели узнать об этом презренном воришке?
— О, всего лишь одну деталь! Его действительно звали Леонар?
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, это его фамилия?
— Нет! Его звали Леонар Отье… как ту бедную девушку, которую похитил трианонский убийца, чтобы заставить нас отдать драгоценности королевы. Лично я против этого!
— Как? Вы хотели бы, чтобы эту несчастную разрезали по кусочкам? Ведь она не имеет никакого отношения к этой истории!
— В ее жилах течет кровь мерзавца-парикмахера! Все мы так или иначе отвечаем за то, что совершили наши предки.
— Но я где-то читал, что Леонара гильотинировали?
— Нет, это был его брат… если вообще кто-то из носивших это имя потерял голову под ножом гильотины. А наш плут умер только в 1820 году. Отсидевшись за границей, он поселился в Версале, где ему дали место в службе пополнения конского поголовья для армии… полагаю, что он жил в том же доме, откуда похитили эту девицу…
— Вы правы. Это многое объясняет… — задумчиво проговорил Адальбер.
— Что же, например? — спросил профессор с жадным интересом, насторожившим его собеседника, который поторопился взять свои слова обратно:
— Пока ничего особенного! Я… я сообщу вам, как только уточню парочку фактов… Но мне кажется, что я серьезно помешал вашим занятиям. Примите мои извинения!
Но он уже подстрекнул старого эрудита, и тот не собирался отказываться от своего намерения выяснить точку зрения Адальбера. Понан-Сен-Жермен преградил ему выход в прихожую и ухватил за рукав:
— Вы и в самом деле собираетесь отдать эти бесценные украшения?
— Ни от вас, ни от меня это не зависит: драгоценности принадлежат князю Морозини и его тестю, швейцарскому банкиру Морицу Кледерману. Вероятно, они отдадут их… чтобы спасти жизнь несчастной девушке!
— Выживет она или умрет, какая разница? Люди, в жилах которых течет кровь Леонара, вообще не имеют права на существование… особенно в Версале! А драгоценности эти любила самая изумительная из всех королев, их нельзя разбрасывать по разным углам мира, их надо собрать здесь, в ее дворце…
Адальбер, утомленный и испытывающий легкую тошноту, слушал бред старика, который становился все более омерзительным. Впрочем, над его речами стоило поразмыслить. Неприкрытая ненависть в словах того, кого все считали почтенным, чудаковатым и чуть смешным историком, вызывала оторопь. Возможно ли, что он связан с преступником, высокопарно именующим себя «Мстителем королевы»?
Совершенно не желая показывать профессору старинную бумагу, Адальбер вновь заторопился с уходом и даже проявил некоторую невежливость по отношению к хозяину. Он устремился на улицу, чтобы вдохнуть глоток свежего утреннего воздуха, но на площади долго не задержался и стремительно направился в гостиницу. Кое-что надо было предпринять очень срочно…
На полном ходу он влетел в холл, резво преодолел два лестничных пролета и постучался в номер маркизы де Соммьер. Как он и думал, открыла ему Мари-Анжелин. Она разбирала почту — как всегда, чрезвычайно обильную — в маленькой гостиной…
— Что случилось? — встревожилась она, когда Адальбер буквально рухнул в кресло. — Вы словно с дьяволом повидались!
— Кажется, так оно и есть. Когда должна состояться ваша будущая встреча с Понан-Сен-Жерменом и его бандой?
— Пока не знаю. Наверное, через три дня… или три вечера, потому что мы получили разрешение проводить заседания в театре Марии-Антуанетты, куда посетителей обычно не допускают из-за его плохого состояния…
— Там или в другом месте, но вы не будете больше встречаться с профессором!
Тон был категорическим, и План-Крепен отреагировала немедленно:
— Что это еще за новости! А почему, позвольте вас спросить?