– Нда… – задумчиво протянул Волк. – С этими что делать? Все же бабы… Небось и девки есть. Неужто и они тоже… человечиной, а?
– Как выпить дать. – невозмутимо подтвердил Витим. – Ежели такая дрянь завелась, то она изводит все, что на нее не похоже. Это отличительная стать любого зла – уничтожать все вокруг.
– Так что ж их мечом? – испуганно выпучил глаза Микулка.
– Можно, конечно и ножом… – безразлично пожал плечами Ратибор Теплый Ветер. – Но измараешься больно. Мечом сподручнее.
– У меня рука не подымется… – твердо сказал Волк.
– Я как-то тоже не в настрое. – отвернулся Сершхан.
– Вот так всегда. – грустно вздохнул воевода. – Самая дряная работа достается нам с тобой. Пойдем, Ратибор, чего время тянуть?
– В доме не надо, замараем все. Ты их выгони за окол, я их там встречу.
Он перепрыгнул через перекосившуюся жердь заросшего бурьяном огорода и побрел к околице, нехотя стягивая с плеча лук.
Витим закинул повод коню на спину, подошел к дощатой двери и одним ударом здоровенного кулака вышиб ее вовнутрь. Микулке показалось, что изначально дверь открывалась все же наружу. Изнутри донесся жуткий визг и сочная оплеуха, от которой скривились все, стоявшие на улице, даже кони морды отворотили.
Вскоре из сеней вылетела взрослая баба, с визгом ухнулась на четвереньки и поползла, собирая пыль и без того грязным подолом, следом за ней выскочили две девки, побежали петляя к околице. Паренек разглядел, что у одной глаза явственно сверкнули нелюдским отблеском, отразив выползшую из-за верхушек деревьев луну.
– Стой! – заорал он срывая голос. – Ратибор, не стреляй!
Витим не успел еще выйти из дома, а Микулка уже вскочил на коня и ринулся вдоль по улице, подняв целую тучу пыли.
– Не стреля-я-я-й!!! – снова выкрикнул он, обгоняя бегущих женщин. – Погоди, заради Богов!
Людоедки шарахнулись от несущегося галопом коня как воробьи, едва под копыта не попали, но молодой витязь их все же опередил, первым выскочив на окол.
– Ратибор!
– Чего тебе? – хмуро донеслось с ближайшего дерева.
– Не стреляй, дай слово молвить.
– Да куда уж теперь стрелять, ищи ветра в поле!
И действительно, девок уже и след простыл, а баба с трудом продиралась в ночь сквозь густой подлесок.
Они вдвоем вернулись к освободившейся хате, друзья встретили их напряженным молчанием.
– И как ты сие объяснишь, человече? – не выдержал наконец воевода.
– Чего уж проще… – склонил голову паренек. – Они с нами не бились. Значится не враги. Мужиков мы побили, погнали, коль не ночь, то и добили бы. Я бы слова супротив не сказал, еще и помог бы. А бабы на нас с дрекольем не лезли. Получается, что мы как тати, поубивали бы их лишь потому, что нам заночевать в ихнем доме приглянулось. Разве так можно? Мы же не звери…
– Дурень! – рубанул ладонью по воздуху Ратибор. – Ну и дурень же! Да эту весь нужно извести под корень, чтоб и следа не осталось! Мы сдюжили, а ежели путник послабже проедет? Как раз к ним на ужин. Где твоя справедливость? Выродки, значит, пусть живут, а добрый человек для них сытью будет? Защитник… Да тебя за это Ящер первым запряжет! Сможешь теперь спать спокойно, зная, сколько из-за твоей дури народу пожрут?
– Тогда бей всех. – поднимая глаза молвил Микулка. – Почему только этих? Где же тогда твоя справедливость?
Ратибор ничего не оветил, только засопел зло.
– А вам не кажется, что Микула прав? – тихо спросил Сершхан. – Взять тех же ромеев. Они бы что? Прошлись бы деловито, повытягивали всех на улицу, поставили бы в ряд и побили стрелами. Умно, практично. Во имя добра и света. А по мне ворога надо бить в бою. Не после драки кулаками размахивать. Тот кто идет на тебя, тот ворог, кто не супротив, значит нечего его трогать зазря.
– А если потом пойдет? Да еще со спины? – поддел его Витим.
– Тогда и бить. Тогда! Не раньше, не позже. Не издумывать себе всяческую опасность, а бороться с той, которая есть. Коль по твоему судить, тогда надо запретить ковать мечи. А вдруг попадет в дурные руки?
– Это ты перегнул.
– Не прегнул! Всякое зло есть не само по себе, а только в своем проявлении. Можно быть злым, а можно чинить зло. Для тебя это одно и тоже, а для меня совсем разное. Никак нельзя судить человека, да и всякую тварь, кроме как по тем ДЕЛАМ, которые она деет. Микула заметил верно – с нами бились мужики, они и отгребли сколько влезло. Бабы нам зла не чинили. Может и не сделают никогда.
– А другим? Тем, кто не сможет за себя постоять? Их пусть жрут?
– С бабами всякий справится. – вступил в спор Волк. – А коль нет, нечего по дорогам шастать.
– Ой ли? – прищурился Ратибор Теплый Ветер. – Сершхан, скажи-ка, что ты достал из седельной сумки, когда к добрым хозяивам на угощеньице шел?
– Зелье супротив отравы всякой.
– Вот-вот! А у кого зелья нет? Будь ты десять раз славным витязем, и то тебя одним пирогом уделают. Ладно, не хочется спорить без толку. Одно хочу пояснить – есть такое зло, от которого дел дожидаться не стоит. По самой стати ясно, как оно себя поведет. Эти просто не могут есть ничего, окромя человечены. Значит будут убивать путников. Можно этого дождаться, чтоб убедиться в своей правоте, а можно выбить их сразу, зная по прошлым делам.
Никто не ответил, призадумались все. Микулка первым разгрузил своего коня, привязал повод к ограде и зашел в дом.
Пожар утих только к полуночи, так и не перекинувшись на соседние дома. Хата сгорела почти до тла, даже глинобитные стены потрескались, чернела теперь закопчеными окнами и густо воняла остывающей гарью. Микулка сидел у раскрытого окна и наблюдал как в небо взлетают последние редкие искры, теряются среди полыхающих звезд. Он думал о Добре и Зле, хотел знать, что сказал бы старый Зарян про все это. Но Голос молчал в темноте ночи… Что ж, придется для себя решать самому, но в едких словах Ратибора теперь угадывалась какая-то правда, какой-то опыт, который Микулку обошел стороной.
15.
Выехали на зорьке, чтоб меньше скакать в духоте прогретого солнцем леса, кони шли хорошо, отдохнули, отъелись сочной травы. За ночь никто не потревожил сон витязей, только иногда до ушей караульного доносился из ночи чей-то надрывный плач, а порой злобные ругательства. Но от усталости все спали как убитые, если, конечно, убитые могут храпеть как Витим.
Завтракали прямо в седлах, чтоб не терять зазря времени, жевали запасенное с Киева мясо, кидали в рот кусочки сдобного хлеба. Микулка выспался славно, поскольку стоял в караули первым, а Ратибор клевал носом, досыпая в седле.
– До места, указанного Белояном, меньше десятка верст. – поведал спутникам Витим Большая Чаша, водя ногтем по взятой у Владимира карте. – Давайте-ка рысью, а то кони заснут. Эй, Ратибор! С коня свалишься. Кто потом заместо тебя охотиться будет?
Солнце медленно поднималось, а вместе с ним поднималось и настроение, здорово подпорченное минувшей ночью. Друзья все чаще обменивались шуточками, а Волк даже затянул песню, правда без музыки, потому как руки поводьями заняты. Лес же кругом словно сопротивлялся такому настрою, давил, становился все гуще. Вскоре показалась развилка и Витим направил коня по правой тропке, оставив в стороне более широкую дорогу.
– Дорога идет на Чернигов, а нам стороной ехать надо. – пояснил он.
Версты через три тропка оборвалась, словно ножом обрезанная, кругом высились могучие деревья, некоторые раскинули ветви шагов на полста, не меньше.
– Кажись приехали! – слезая с коня произнес воевода. – Сейчас на карту взгляну.
– Да чего на нее глядеть? – сонно буркнул Ратибор Теплый Ветер. – И так видать, что пути вперед нету. И вправо нет, и…
– Мы действительно приехали. – уверенно оборвал его Волк. – По всем приметам это то место, о котором Белоян сказывал. Дальше пойду я один.
– Куда? – удивился Сершхан. – Чащеба непролазная!
– Это только с виду так… Ладно, други, пойду я к волхву, а коль что…
– Лучше помолчи. – прервал его Ратибор. – А то накличешь. Ступай, не тяни душу.
Волк подошел к нависающей стене темного леса, шепнул заветное слово и скрылся, словно проглоченный этим взлохмаченным чудищем. Но это только со стороны так смотрелось. Ему же открылась неплохая тропа, уж никак не зверинная, можно было бы и верхом скакать, но на ногах как-то лучше себя в лесу чувствуешь. Конь он что? Дурень дурнем, даром что голова огроменная. Что и когда ему взбредет, одниму скотьему Богу ведомо.
Лес был сырой и мрачный, вокруг тропы поблескивали черные глазища омутов, зеленели ряской болотца, коварно поджидая неосторожного путника. Тропка замысловато петляла между ними, карабкаясь с одного холмика на другой, потом ободила кругами, пролезая под повалеными деревьями, а ингда коридором пролезала сквозь густой кустарник. Больно странная тропка, словно нарочно запутанная, хотя скорее всего так и есть.
