Наряду с книжным собранием в библиотеке «Houghton» хранится замечательная коллекция русских автографов, собранных Килгуром. Среди них три автографа Пушкина, два письма Гоголя, автографы Державина, Толстого, Тургенева, Блока, Цветаевой…
Три пушкинских автографа (отрывок из стихотворения «К морю», стихотворение «Мирская власть» и два отрывка из первой главы «Капитанской дочки») известны и описаны в литературе. В этих публикациях (да и в каталоге Гарвардского университета) указано, что автографы «К морю» и «Мирская власть» ранее принадлежали Дягилеву. Известно, что большая часть дягилевской коллекции перешла к Сергею Лифарю. Видимо, эти рукописи были проданы Лифарем на аукционе в Монте-Карло при распродаже его книжной коллекции.
О происхождении двух отрывков из рукописи «Капитанской дочки» можно судить определеннее. Об этом мне и хочется здесь рассказать. О. С. Соловьева, исследовавшая эти два фрагмента по фотокопии, полученной Пушкинским домом, указывает, что они были взяты из беловой рукописи Пушкина, хранящейся ныне в Пушкинском доме, а именно из 12-го листа рукописи. Рукопись «Капитанской дочки» после гибели поэта хранилась у А. А. Краевского. В пушкинском «Современнике» он отвечал за корректуру, и когда «Капитанская дочка» публиковалась в четвертом томе журнала за 1836 год, т. е. незадолго до гибели поэта, беловая рукопись оказалась у Краевского на руках. В 1889 году по завещанию А. А. Краевского рукопись была передана в Публичную библиотеку. В отчете Публичной библиотеки за 1889 год сообщалось, что уже тогда оба фрагмента в рукописи отсутствовали. Судьбу этих двух рукописных фрагментов мне удалось проследить при работе в библиотеке «Houghton».
В конверте с двумя отрывками из «Капитанской дочки» оказалось любопытное письмо, написанное неким Трубниковым и отправленное в июле 1927 года неизвестному адресату. Приведем здесь его текст полностью. «Понедельник 27 июля 1927, 22 Rue de la Paix, Париж. Милый друг, посылаю Вам автографы Пушкина, в Париже они имеются только у Онегина, одно письмо у (Селтенева? нрзб.) и у Вас. Примите этот клочок, на вид неказистый, но дорогой нам, ибо он написан рукой Пушкина, на память о Версале. Как Вы видите, это отрывок „Капитанской дочки“, он происходит из собрания Богушевского в Пскове. На этом клочке, что особенно редко и ценно, имеется вариант, который не указан в Академическом издании Пушкина. Крепко жму Вашу руку, искренне Трубников». Далее следует приписка: «Еще раз благодарю Сергея Павловича за субботу и от души радуюсь безусловному успеху и искреннему восхищению всех зрителей».
Начнем с конца этого письма, с приписки. Сергей Павлович — это, конечно, Дягилев. Несомненно, речь идет об успехе очередного дягилевского балета, вызвавшего «безусловный успех и искреннее восхищение зрителей». Очередной русский сезон 1926/27 года порадовал парижан постановкой балетов Стравинского «Свадебка» и «Пульчинелла», а также балета Прокофьева «Стальной скок». Главным танцовщиком этого сезона был дягилевский любимец Сергей Лифарь, страстный почитатель Пушкина. Скорее всего, адресатом письма и является Лифарь, а его автором известный в то время искусствовед и писатель Александр Александрович Трубников, писавший под псевдонимом Андре Трофимов. В дореволюционные годы А. А. Трубников печатал свои статьи в журнале «Старые годы». Тогда же он выпустил несколько книг, в основном по живописи. После революции он эмигрировал и жил в Париже, публикуя книги о музеях Франции. Возможно, что «память о Версале», о которой говорится в письме, связана с экскурсией, во время которой А. А. Трубников знакомил Лифаря с музеем. Имя Трофимова уже встречалось на страницах этой книги: он описал коллекцию Зинаиды Волконской еще до того, как ее приобрел и увез из Рима Килгур.
Трубников-Трофимов и указывает на происхождение автографа: он принадлежал известному коллекционеру, собирателю редких книг и автографов барону Николаю Казимировичу Богушевскому (1851–1891). Богушевский, почетный член Лондонского Королевского исторического общества, получивший образование в Кембридже, Оксфорде и Гейдельберге, был серьезным исследователем русской истории, составил библиографический указатель сочинений о Пскове и Псковской губернии. Библиотека и собрание автографов хранились в его имении в селе Покровском, и ее значительная часть сгорела во время пожара в 1884 году. Видимо, Краевский подарил или продал Богушевскому два отрывка из рукописи Пушкина. Но совпадают ли по времени письмо и дар Трубникова и «пушкинизм» Сергея Лифаря?
До сих пор считалось, что всю свою коллекцию пушкинских автографов Лифарь получил в наследство от своего учителя и мэтра Дягилева. В свою очередь Дягилев начал увлекаться коллекционерством в конце жизни, в 1927 году. В конце июля 1929 года Дягилев приобретает у великого князя Михаила Михайловича десять писем Пушкина к невесте. По этому поводу Лифарь писал: «В 1929 году Дягилеву удалось сделать, наконец, то приобретение, которое позже положило начало и моему активному пушкинианству». Пушкинские автографы из собрания Дягилева в действительности перешли в 1930 году к Лифарю[26]. Однако оказалось, что это не являлось единственным источником пушкинских приобретений Лифаря. В своей книге Лифарь рассказал, как случайно приобрел у букиниста на набережной Сены рукописное предисловие к «Путешествию в Арзрум». О времени этого приобретения Лифарь не говорит. Далее Лифарь добавляет: «Нашел я кое-что и другое». Возможно, что страсть к собиранию пушкинских автографов возникла у Лифаря еще до 1929 года. Сам Лифарь пишет: «Мне трудно было бы определить в точности время, когда я стал „пушкинистом“».
Александр Федорович Онегин, известный собиратель автографов Пушкина, которого упоминает в письме Трубников, ко времени написания письма уже умер, но его коллекция в 1927 году находилась в Париже. Лишь на следующий год она переедет из Парижа в Ленинград, где пополнит сокровищницу Пушкинского дома. К сожалению, время приобретения Килгуром двух рукописных отрывков из «Капитанской дочки» остается неизвестным. Но то же можно сказать и о других пушкинских автографах его коллекции.
Книга Пушкина в библиотеке Гёте
В Веймаре на крутом берегу Ильма рядом с домом вдовы фрау фон Штайн, возлюбленной Гёте, стоит памятник Пушкину. В этом городе Гёте и Шиллера, столице немецкой классической литературы, много памятников: Гердеру, Виланду, Листу, Мицкевичу… Одни жили здесь подолгу, другие приезжали к Гёте на паломничество. Пушкин, современник Гёте, разумеется, в Веймаре никогда не был. Его беломраморный бюст обращен лицом к дому Гёте, к площади Фрауен-план, которая совсем рядом, через две улицы. Вот так Пушкин и Гёте, два величайших поэта, два современника, никогда не встречавшихся друг с другом при жизни, встретились в Веймаре почти через полтора столетия.
Гёте и Пушкин. Этой огромной теме посвящены десятки исследований. Многие вопросы разъяснены, некоторые еще ждут решения, оставаясь и по сей день загадкой. Вот несколько примеров.
Известно, что в библиотеке Пушкина, хранящейся ныне в Пушкинском доме, нет сочинений Гёте, в том числе и его «Фауста». Однако, как известно из работы Б. Л. Модзалевского, Пушкину принадлежала книга Мармье о Гёте[27], которую Пушкин читал. У Пушкина мы часто встречаем упоминание о «Фаусте» Гёте, его комментарий. В «Материалах к Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям» мы находим: «Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческою мыслию — такова смелость… Гёте в „Фаусте“». Пушкин писал в «Table-talk»: «Гёте имел большое влияние на Байрона. Фауст тревожил воображение Чарльд-Гарольда».
В отрывке «О драмах Байрона» Пушкин утверждал, что на «драматическом поприще» Байрон подражал Гёте: «…В Manfred’е подражал он „Фаусту“, заменяя простонародные сцены и субботы другими, по его мнению, благороднейшими; но „Фауст“ есть величайшее создание поэтического духа». В рукописи вместо слова «субботы» Пушкин написал сначала «сцены ведьм и бесов», имея в виду сцены шабаша в «Фаусте». П. В. Анненков писал, что «за несколько времени до смерти своей (т. е. до 15 марта 1827 года. — В. Ф.) Веневитинов написал „Послание Пушкину“, в котором призывал певца Байрона и Шенье воспеть великого германского старца, Гёте». Пушкинист «номер один» полагал, что пушкинская «Сцена из Фауста» явилась откликом на этот призыв Веневитинова. Ныне мы знаем, что это не так, поскольку «Сцена из Фауста» была написана в Михайловском, а письмо Веневитинова написано позже, осенью 1826 года, когда Пушкин вернулся из ссылки.
