На следующее утро очередная воздушная разведка, на которую я вылетел сразу после спуска на воду «Кашалота», показала, что Катина оценка ситуации была, пожалуй, даже слишком оптимистичной. Кроманьонцев оказалось очень много, и, главное, они всё прибывали и прибывали. Причем те, что в жилетках или с шинелями через плечо, обосновались на берегу пролива километрах в пятнадцати от нас и занимались тем, что мне сразу очень не понравилось. Они надрали с деревьев коры и теперь совершенно явно сооружали из нее лодки. То есть это были люди, которым раньше уже приходилось преодолевать по воде немалые расстояния.
– Это нехорошо, – помрачнела Катя, услышав такие новости. – Говоришь, они пока не боятся дельтаплана? Этим надо успеть воспользоваться, ведь у нас есть еще четырнадцать бомб. Полечу я, ты ведь, дорогой, бомбы кидать не умеешь. И, пожалуй, подвешу сразу все, чтобы в полной мере реализовать эффект неожиданности.
Катя улетела, когда мы начали грузить на «Косатку» станки и прочее оборудование мастерской, а вернулась, когда эта операция уже заканчивалась. Я сразу обратил внимание, что она вылезла с пилотского места как-то неуверенно, а потом увидел, что вся ее левая штанина в бурых пятнах.
– Осколком зацепило, – виновато сказала любимая, – видимо, я слишком низко опустилась. Но зато все их лодки в клочья, да и лодочников удалось положить довольно много. Не волнуйся, до Ксюши я дохромаю, ничего со мной не случится.
Не говоря ни слова, я схватил Катю в охапку и почти бегом кинулся к сараю-больничке.
Ксения первым делом собралась срезать с Кати джинсы, но та воспротивилась:
– У нас что, где-то рядом гипермаркет, чтобы по любому поводу изводить приличные штаны на тряпки? Лучше помогите снять, тоже мне, нашли проблему.
Катя легла на живот, и мы с Ксюшей быстро стащили с нее джинсы.
– Ничего страшного, – заметила докторша, заправляя шприц, – артериального кровотечения нет, и я, кажется, представляю, где осколок, так что мы его сейчас достанем.
После чего быстро сделала несколько уколов вокруг ранки, находящейся на тыльной стороне бедра, примерно посередине.
Катя лежала спокойно, я не находил себе места, Ксения периодически вытирала смоченной в спирте ваткой потихоньку сочащуюся из раны кровь. Наконец, видимо решив, что заморозка уже подействовала, взяла какой-то устрашающего вида гибрид длинного пинцета с ножницами и почти на всю длину засунула его в рану. Меня передернуло.
– Да не страдай ты так, – улыбнулась Катя, – мне совсем не больно.
Ксения вытащила свой пыточный инструмент, в самых кончиках которого был зажат кусочек металла, по размерам и форме напоминающий фасолину.
– Вот и замечательно, – приговаривала она, положив на ранку тампон и стянув ее края пластырем, – даже зашивать не надо, сейчас перебинтуем, и все. Короче, до свадьбы заживет.
– Ой, – сказала Катя.
Я сначала подумал, что ей вдруг стало больно, но любимая продолжила:
– Действительно, Вадик, как же это мы так? У нас ведь в самом деле не было свадьбы! Нет, как только прибудем в Америку, тут же сыграем. Надену я белую фату…
– Тогда уж не только ты, – заметила докторша, кладя инструменты в автоклав.
– Ага, и Пашу тоже поженим, – хихикнула Катя, – сразу со всеми.
Я представил себе Павла в окружении толпы могучих мохнатых невест в белом, и мне тоже стало смешно.
Несмотря на опасения Ксении, к ночи погрузка была в основном закончена. Правда, часть вещей пока не нашла своего места в багажных отсеках, а была просто свалена на палубах, но в принципе плыть можно было и так. Снаружи валялось то, чему не могла сильно повредить морская вода. Например, наши первые корабли – «Катран» и «Барсук» – лежали в сдутом и разобранном виде. А вот каркас «Мамонта» пришлось оставить, он был сделан неразборным. Ничего, когда понадобится, сделаем новый, баллоны-то и оболочка к ним никуда не делись, все это уже перенесено на «Косатку».
Ксения, погрузив все свое медицинское хозяйство, теперь путалась под ногами у нас с Павлом, периодически причитая:
– Кошек, кошек не забудьте! И почему щенков только два, куда делся третий?
Ничего себе щеночки, подумал я, уже с овцу размером вымахали и продолжают расти.
Где-то в районе часа ночи в разведку был отправлен дрон, потому как его камера имела режим ночного видения. Вроде признаков подготовки немедленного, прямо этой ночью, нападения увидеть не удалось, так что мы решили подождать до утра, ибо выходить в плавание в кромешной тьме, когда один из больших катамаранов спущен на воду совсем недавно, другой вообще только что и на них нет подготовленных команд, мы не рискнули.
К сожалению, это был последний полет нашего разведывательного мини-дельтаплана. Когда он удалился на предельную дальность, ему была подана команда на возвращение, но она почему-то не прошла, и дрон исчез.
В три часа ночи началась посадка пассажиров. Капитаны и команды были разделены между кораблями так.
На «Кашалоте», который пойдет в колонне первым, командую я, а матросят Угым с Упумом – в полном соответствии с ранее принятыми планами. Но дальше из-за ранения Кати их пришлось изменить. Любимая взяла под команду «Дельфин», который стал каким-то гибридом госпиталя с детским садом и зоопарком. На него были погружены все больные, раненые, а также грудные дети с матерями. Естественно, наши дети тоже были там, а заодно и зверье. За здоровьем всей этой оравы должна была следить Ксения, а помогать Кате делегировали Апу и Опыха. Паша стал командиром замыкающего катамарана, «Косатки», а его матросами – Унуп и Поып. Они хоть немного и только вдоль пролива, но все же плавали именно на этом судне, так что какой-то минимальный опыт команда имела.
В шесть утра начало светать, и наши корабли по одному отчалили. Ветра почти не было, так что пока все три шли на моторной тяге и довольно тихо, в экономичном режиме. Впрочем, по опыту предыдущих плаваний я имел основания предполагать, что часам к восьми утра ветер хоть немного, но обязательно разойдется.
Проходя мимо вражеского берега, я обратил внимание, что там, несмотря на ранний час, уже происходит какая-то возня. Кажется, кроманьонцы спускали на воду первые плоты. Если так, то мы вовремя смылись, ведь штурм, похоже, планировался именно на сегодняшний день. Но мы уже в море, и с нами абсолютно все вещи из двадцать первого века, вплоть до последнего гнутого гвоздя и пустых полиэтиленовых пакетов. На Родосе осталось только то, что было сделано из местных материалов, а значит, при необходимости мы сделаем это еще раз, только уже лучше благодаря приобретенному опыту.
К девяти утра ветер усилился почти до трех баллов, и я, отдав по рации команду глушить моторы и ставить паруса, взял бинокль и вышел на палубу, дабы посмотреть, как она выполняется.
