Джимса в этот момент ничуть не заботило, что будет с ним. Он радостно следил за проделками полосатого бурундучка, резвившегося на крыше полустанка. Когда поезд тронулся, Джимс торопливо подался вперед, чтобы в последний раз взглянуть на мохнатого проказника, и отпустил руку Риллы. Она была глубоко погружена в размышления о том, что ждет Джимса в будущем, а потому совсем забыла следить за тем, что происходит с ним в настоящем. А произошло то, что Джимс потерял равновесие, полетел головой вперед прямо через узкий дощатый настил платформы полустанка и приземлился за ней в зарослях больших папоротников.
Рилла взвизгнула и от ужаса совершенно потеряла голову. Она спрыгнула на нижнюю ступеньку вагона и соскочила с поезда. К счастью, он все еще шел сравнительно медленно, и, также к счастью, у Риллы хватило здравого смысла прыгнуть в направлении его хода; тем не менее она упала и беспомощно растянулась под насыпью в канаве, заросшей золотарником и кипреем.
Никто не видел, что произошло, и поезд, быстро проехав поворот, помчался дальше по пустоши. Ошеломленная падением, но невредимая, Рилла поднялась на ноги, выкарабкалась из канавы и, как безумная, пронеслась на другой конец платформы, ожидая найти Джимса мертвым или разбившимся. Но Джимс, если не считать нескольких синяков и большого испуга, никак не пострадал. Он был так напуган, что даже не заплакал, но Рилла, обнаружив, что он жив и здоров, отчаянно зарыдала.
— Пвотивный поезд, — с отвращением заметил Джимс. — И Бог пвотивный, — добавил он, бросив сердитый взгляд на небо.
Рыдающая Рилла засмеялась, так что ее состояние стало очень напоминать то, которое ее отец назвал бы приступом истерии. Но она сумела совладать с собой прежде, чем истерика смогла лишить ее способности сделать это.
— Рилла Блайт, мне стыдно за тебя. Немедленно возьми себя в руки. Джимс, нельзя говорить такие слова.
— Бог сбвосил меня с поезда, — упрямо заявил Джимс. — Ведь кто-то меня сбвосил. Ты не сбвасывала. Значит, это был Бог.
— Нет. Ты упал потому, что отпустил мою руку и слишком сильно наклонился вперед. Я предупреждала тебя. Так что ты упал по своей собственной вине.
Джимс внимательно посмотрел на нее, чтобы убедиться, что она говорит серьезно, а затем, снова взглянув на небо, сказал небрежно:
— Тогда, Бог, извини.
Рилла тоже окинула взглядом небо. Его вид ей не понравился: с северо-запада надвигалась тяжелая грозовая туча. Что же делать? Никакого другого вечернего поезда не было: дополнительный девятичасовой ходил только по субботам. Смогут ли они добраться до дома Ханны Брустер, за две мили от этого полустанка, прежде чем начнется гроза? Рилла подумала, что одна добралась бы туда довольно легко, но с Джимсом… это было совсем другое дело. Выдержат ли такой долгий путь его маленькие ножки?
— Придется попробовать, — сказала Рилла в отчаянии, — другого выхода нет. — Мы могли бы, конечно, переждать грозу под навесом платформы, но, возможно, дождь будет идти всю ночь, да и тьма тут будет кромешная. А если нам удастся добраться до Ханны, она приютит нас на ночь.
Ханна Брустер, когда она еще была Ханной Крофорд, жила в Глене и ходила в школу вместе с Риллой. Тогда они дружили, хотя Ханна была на три года старше. Она вышла замуж очень рано и переехала с мужем в Миллуорд. Жилось ей нелегко: тяжелая работа, малыши, не слишком работящий муж, так что Ханна редко ездила повидаться со своими прежними гленскими соседями. Рилла навестила ее лишь один раз, вскоре после ее замужества, но это было несколько лет назад, и с тех пор они не виделись. Однако Рилла знала, что они с Джимсом всегда будут желанными гостями и получат приют в доме розовощекой, доброй, щедрой Ханны.
Первую милю они одолели бодро, но вторая оказалась тяжелее. Дорога, которой редко пользовались, была неровной и изрытой глубокими колеями. Джимс так устал, что последние полмили Рилле пришлось нести его на руках. Она добралась до фермы Брустеров почти обессиленная и со вздохом облегчения поставила Джимса на дорожку возле дома. С неба, затянутого черными тучами, начинали падать первые тяжелые капли дождя, и раскаты грома раздавались совсем близко. И тут ее ждало неприятное открытие. Шторы были задернуты, двери заперты на замок. Очевидно Брустеров не было дома. Рилла подбежала к маленькому амбару. Он тоже был заперт. И никакого другого места, где они с Джимсом могли бы укрыться! У маленького выбеленного домика не было ни крыльца, ни веранды. Уже почти стемнело, и положение казалось отчаянным.
— Мы укроемся в доме, даже если для этого мне придется разбить окно, — сказала Рилла решительно. — Сама Ханна захотела бы, чтобы я так поступила. Она была бы очень огорчена, если бы узнала, что я пришла к ее дому, чтобы укрыться от грозы, и не смогла попасть внутрь.
К счастью, по-настоящему ломать ничего не пришлось. Кухонное окно подалось довольно легко. Рилла подсадила Джимса на подоконник, а затем влезла сама — в ту самую минуту, когда буря принялась бушевать вокруг самого дома.
— Ой, смотви, сколько осколков гвома! — в восторге закричал Джимс.
Рилла закрыла окно, не без труда отыскала лампу и зажгла ее. Они были в очень уютной маленькой кухне. С одной стороны к ней примыкала аккуратно прибранная, хорошо меблированная гостиная, а с другой — буфетная, полная, как выяснилось, разных запасов.
— Я собираюсь расположиться здесь как дома, — сказала Рилла. — Я знаю, Ханна захотела бы, чтобы именно так я и поступила. Я приготовлю что-нибудь для Джимса и для себя, чтобы мы могли перекусить, а потом, если дождь не прекратится и никто не вернется домой, я просто поднимусь наверх, в комнату для гостей, и лягу в постель. Самое важное в чрезвычайной ситуации — не терять голову. Если бы я не растерялась, увидев, как Джимс выпал из поезда, я бросилась бы в вагон и заставила бы кого-нибудь дернуть стоп-кран. Тогда я не оказалась бы в таком затруднительном положении. Но раз я в него попала, постараюсь выйти из него с честью.
— Дом, — добавила она, оглядывая кухню и гостиную, — обставлен гораздо лучше, чем когда я была здесь прежде. Разумеется, Ханна и Тед тогда только начинали вести свое хозяйство. Но почему-то мне казалось, что Тед не слишком зажиточный человек. Должно быть, дела у него идут лучше, чем я предполагала, раз семья может позволить себе такую мебель. Я ужасно рада за Ханну.
Гроза прошла, но дождь продолжал лить как из ведра. В одиннадцать Рилла решила, что домой на ночь никто из хозяев уже не вернется. Джимс уснул на диване; она перенесла его наверх, в комнату для гостей, и положила на постель. Потом она разделась сама, надела ночную рубашку, которую нашла в комоде возле умывальника, и, сонная, влезла в кровать, простыни на которой приятно пахли лавандой. Она была такой усталой после своих приключений и физических усилий, что даже необычность ситуации, в которой она оказалась, не помешала ей уснуть. Через несколько минут она уже крепко спала.
Рилла проспала до восьми утра следующего дня, а в восемь внезапно проснулась, вздрогнув от неожиданности, когда кто-то произнес грубым, резким голосом:
— Эй, вы двое, проснитесь. Я хочу знать, что это значит.
Рилла, как было приказано, быстро проснулась. В комнате стояли трое — один из них мужчина, — и все они были ей совершенно незнакомы. Мужчина был крупным малым с пышной черной бородой и сердитым пристальным взглядом. Рядом с ним стояла женщина, — высокая, худая, угловатая особа, с ярко-рыжими волосами и в неподдающейся описанию шляпе. Она выглядела даже еще более сердитой и удивленной, чем мужчина, — если такое было возможно. На заднем плане присутствовала еще одна женщина — очень маленькая старая леди, которой явно было не меньше восьмидесяти. Несмотря на миниатюрность, она поражала своей внешностью: одетая во все черное, со снежно-белыми волосами и живыми, черными как уголь глазами на мертвенно-бледном лице. Она была изумлена не меньше своих спутников, но, как почувствовала Рилла, смотрела совсем не сердито. Рилла также осознала, что произошла какая-то ошибка… ужасная ошибка. Затем мужчина сказал, еще грубее, чем прежде:
— Ну, хватит. Кто ты и что тебе тут нужно?
Рилла приподнялась на локте — она выглядела и чувствовала себя совершенно сбитой с толку и растерянной. Ей было слышно, как старая черно-белая леди на заднем плане тихонько посмеивается. «Она, должно быть, настоящая, — подумала Рилла. — Уж такая мне, наверняка, не приснилась бы». Вслух она, почти задыхаясь, произнесла:
— Разве это не ферма Теодора Брустера?
— Нет, — сказала рыжеволосая женщина; это были ее первые слова, — это наша ферма. Мы купили ее у Брустеров прошлой осенью. Они переехали в Гринвейл. Наша фамилия — Чапли.
Бедная Рилла снова упала на подушку; ее охватил ужас.
