Бедная Рилла снова упала на подушку; ее охватил ужас.
— Прошу прощения, — сказала она. — Я… я… думала, что здесь живут Брустеры. Миссис Брустер — моя знакомая. Я Рилла Блайт… дочь доктора Блайта из Глена св. Марии. Я… я ехала в город с моим… моим… этим мальчиком… и он выпал из поезда… и я выпрыгнула следом за ним… и никто этого не видел. Я знала, что мы не сможем добраться домой до ночи, а надвигалась буря… так что мы пришли сюда и, когда обнаружили, что никого нет дома… мы… мы… просто влезли в окно и… и… расположились как дома.
— Оно и видно, — сказала рыжеволосая женщина саркастически.
— Басни! — фыркнул мужчина.
— Мы не вчера родились! — добавила рыжеволосая.
Мадам Черно-Белая не сказала ничего; но, когда другие двое произносили свои любезные замечания, она почти сложилась пополам в конвульсиях беззвучного смеха, покачивая головой из стороны в сторону и взмахивая руками.
Рилла, уязвленная враждебным отношением супругов Чапли, мгновенно вернула себе самообладание, но потеряла хладнокровие. Она села в постели и сказала самым высокомерным тоном:
— Не знаю, когда вы родились и где, но, должно быть, в тех местах прививают очень странные манеры. Если вы будете так любезны, чтобы покинуть мою комнату… э-э… эту комнату… и дать мне возможность встать и одеться, я не буду более злоупотреблять вашим гостеприимством. — Рилла говорила с убийственным сарказмом. — И я щедро заплачу вам за еду, которую мы съели, и за ночлег.
Черно-белое видение на заднем плане сделало движение руками, словно аплодируя, но не произвело никакого звука. Возможно, мистер Чапли был испуган тоном Риллы… или его смягчило упоминание о деньгах; во всяком случае, заговорил он более вежливо.
— Что ж, согласен. Если расплатитесь, то все в порядке.
— Ничего она тебе платить не будет, — сказала мадам Черно-Белая удивительно четко, решительно и повелительно. — Если тебе не стыдно за себя, Роберт Чапли, у тебя есть теща, которой стыдно за тебя. Ни с одного гостя не спросят плату за еду и жилье в доме, где живет миссис Матильда Питман. Запомни, что, хоть я и утратила прежнее положение в обществе, я еще не совсем забыла о приличиях. Я знала, что ты скопидом, когда Амелия за тебя выходила, и ты сделал ее такой же скупердяйкой. Но миссис Матильда Питман давно здесь хозяйка, и миссис Матильда Питман хозяйкой останется. Так вот, Роберт Чапли, выходи-ка отсюда и дай этой девушке одеться. А ты, Амелия, иди вниз и приготовь ей завтрак.
Никогда в жизни Рилле еще не доводилось видеть такой безропотной покорности, как та, с которой двое больших людей подчинились этой миниатюрной женщине. Они вышли, не выразив протеста ни словом, ни взглядом. Когда дверь за ними закрылась, миссис Матильда Питман беззвучно рассмеялась — да так, что даже затряслась от смеха.
— Забавно, правда? — сказала она. — Я, как правило, позволяю им дойти до последней черты, но иногда мне все же приходится их осаживать, и тогда я делаю это рывком. Они не смеют мне перечить, так как у меня изрядное состояние, и они боятся, что я не завещаю им его целиком. Так оно и будет. Кое-что я им оставлю, но не все, просто чтобы их позлить. Я еще не решила, на что завещать эти деньги, но скоро мне придется принять решение, так как после восьмидесяти дни человека уже сочтены. Ну, одевайся и не торопись, моя дорогая, а я спущусь и присмотрю за этими противными сквалыгами. Какой красивый ребенок! Твой братишка?
— Нет, это солдатский младенец, за которым я ухаживаю, так как его мать умерла, а отец на фронте, — ответила Рилла негромко.
— Солдатский младенец! Хм! Ну, мне лучше улизнуть поскорее, пока он не проснулся, а то, наверное, заревет, когда меня увидит. Детям я не нравлюсь… никогда не нравилась. Не помню, чтобы какой-нибудь малыш когда-нибудь подошел ко мне по собственному желанию. У меня никогда своих детей не было. Амелия — моя приемная дочь. Что ж, я была избавлена от кучи хлопот. Если я не нравлюсь детишкам, они не нравятся мне, так что мы квиты. Но ребенок, в самом деле, очень красивый.
В этот самый момент Джимс проснулся. Он открыл большие темные глаза и, не мигая, уставился на миссис Матильду Питман. Потом он сел, заулыбался так, что на его щеках появились восхитительные ямочки, и сказал очень выразительно, обращаясь к Рилле:
— Квасивая тетенька, Вилла, квасивая тетенька!
Миссис Матильда Питман улыбнулась. Даже те, кому за восемьдесят, неравнодушны к похвалам.
— Говорят, что устами младенцев и глупцов глаголет истина, — сказала она. — В молодости мне часто делали комплименты… но их слышишь все реже, когда доживешь до моего возраста. Я ни одного уже много лет не получала. А этот комплимент очень приятный. Но уж поцеловать-то меня ты, проказник, я думаю, не захочешь.
И тогда Джимс сделал нечто совершенно удивительное. Он был довольно сдержанным малышом и скупым на поцелуи даже по отношению к обитателям Инглсайда. Но тут он, без единого слова, вскочил на ноги на матрасе — пухленький, маленький, в одной лишь нижней рубашонке, — подбежал к изножью кровати, с размаху обнял миссис Матильду Питман за шею и в дополнение к своим медвежьим объятиям три или четыре раза от души, сочно чмокнул ее в щеку.
— Джимс! — запротестовала Рилла, ошеломленная его дерзостью.
— Не мешай ему, — распорядилась миссис Матильда Питман. — Ну до чего ж приятно видеть кого-то, кто меня не боится. Меня все боятся… и ты боишься, хоть и пытаешься это скрыть. А почему? Конечно, Роберт и Амелия боятся потому, что я их нарочно запугиваю. Но другие люди тоже всегда боятся… как бы вежлива с ними я ни была. Ты собираешься оставить этого ребенка у себя?
— Боюсь, что нет. Скоро вернется домой его отец.
— А человек-то он хороший? Отец, я хочу сказать…
— Ну… он добрый и отзывчивый… но он беден… и боюсь, бедным и останется, — запинаясь, объяснила Рилла.
— Понимаю… непрактичный… не может ни заработать, ни накопить. Ну, я подумаю… я подумаю. Есть у меня идея. Хорошая идея… и вдобавок заставит Роберта и Амелию передернуться. Хотя, заметь, что и сам ребенок мне нравится, так как меня не боится. О таком малыше стоит позаботиться. Ну, одевайся, как я тебе велела, и спускайся в кухню, когда будешь готова.
После падения и утомительного пешего перехода накануне вечером у Риллы ныло все тело, но она постаралась поскорее одеться сама и одеть Джимса. Когда она спустилась в кухню, на столе уже стоял горячий завтрак. Мистера Чапли нигде не было видно, а миссис Чапли с мрачным видом нарезала хлеб. Миссис Матильда Питман сидела в кресле и вязала серый солдатский носок. На голове у нее по-прежнему был капор, а на лице торжествующее выражение.
— Садитесь к столу, милые мои, и хорошенько позавтракайте, — распорядилась она.
— Я не голодна, — сказала Рилла почти умоляюще. — Думаю, я и есть-то не смогу. И нам пора отправляться на станцию. Скоро придет утренний поезд. Пожалуйста, извините меня и отпустите нас… я возьму только кусок хлеба с маслом для Джимса.
Миссис Матильда Питман игриво погрозила Рилле вязальной спицей.
— Садись и позавтракай, — сказала она. — Миссис Матильда Питман тебе приказывает! Все слушаются миссис Матильду Питман… даже Роберт с Амелией.
Рилла подчинилась. Она села за стол и — таким могучим было влияние гипнотического взгляда миссис Матильды Питман — позавтракала не без аппетита. Покорная Амелия не проронила ни слова; миссис Матильда Питман тоже не говорила, но усердно вязала, посмеиваясь про себя. Когда Рилла позавтракала, миссис Матильда Питман свернула свое вязанье.
— Теперь можешь идти, если хочешь, — сказала она, — но тебе совсем необязательно уходить. Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, а я заставлю Амелию готовить для тебя.
Независимая мисс Блайт, которую группа недоброжелателей из числа членов молодежного Красного Креста обвиняла в деспотичности и стремлении «всеми командовать», чувствовала себя совершенно подавленной благоговейным страхом.
— Спасибо, — сказала она кротко, — но нам действительно нужно идти.
— Ну, тогда, — сказала миссис Матильда Питман, распахивая дверь, — экипаж для вас готов. Я сказала Роберту, что он должен запрячь лошадь и отвезти вас на станцию. Обожаю заставлять Роберта что-нибудь делать. Это почти единственное развлечение, какое у меня осталось. Мне уже за восемьдесят, и большинство занятий потеряли для меня свое очарование, кроме одного — командовать Робертом.
Перед дверью домика на переднем сиденье щеголеватого экипажа сидел Роберт. Он, должно быть, слышал все, что сказала его теща, до единого слова, но не подал вида.
— Я очень хочу, — сказала Рилла, собирая остатки храбрости, — чтобы вы позволили мне… ох… ах… — тут она снова дрогнула под взглядом миссис Матильды Питман, — возместить вам… за… за…