от меня отказался и сослал в город. Правда, ненадолго. Через месяц он приволок меня обратно в дом, чтобы я присматривала и ухаживала за его сыном. Потому что его зазноба не особо интересовалась ребенком и не заботилась о нем. Только поэтому этот человек поселил меня на конюшнях, а не выслал в город как сестер. Он хотел, чтобы всегда можно было притащить няньку обратно, если очередная претендентка на место его супружницы окажется бестолковой в замене пеленок или изготовлении целебных настоев.
— И многие оказались бестолковыми в этом деле? — поинтересовался я.
— Почитай все, — отмахнулась Авдотья. — Кому надо смотреть за чужим ребенком? А брат рос хилым и болезненным. С ним было тяжело. Пара «жен» Двушкина даже пытались парня извести. Посчитали, что без него жизнь в доме станет приятнее. Но я вовремя заметила неладное и после того сама следида, что мальчик ел и пил.
— А Двушкину вы про это рассказали? — уточнил я, и Авдотья хмыкнула:
— А то. Только вот он мне не особенно поверил. Обвинил, что сказки сочиняю, чтобы счастье его семейное разрушить.
— Даже так? — произнёс Зимин.
— Приемные матушки не испытывали ко мне сильной любви. Постоянно придирались, пытались возвысить себя, и утверждаться за счет девочки, которая не может дать отпор. А когда я отпор давать научилась — жаловались Двушкину. И наступал этап новых разборок. Только когда у меня кулаки стали тяжелее, чем у его бабенок, барин меня из дому насовсем выгнал. Но в это время брат уже стал взрослым.
Зимин покачал головой:
— Судя по вашему рассказу, лучше расти совсем без семьи, чем с такой. Выходит, Никона все устраивало?
— Его об этом и спрашиваете, — Авдотья пожала плечами. — Откуда мне знать, мысли этого человека? Он ко мне даже по имени никогда не обращался. Считал за бракованную.
— Простите, — смутился я.
— Вам незачем извиняться, — она грустно улыбнулась. — Вашей вины нет в том, что человек, который меня породил, оказался чудовищем. Мне повезло, что когда я стала чуть старше, то смогла уезжать надолго в Новорильск к тетке. А потом Двушкин понял, что я хорошо справляюсь с обязанностями, и оставил мне управление конюшнями. Конечно, по всем бумагам и по закону, я тут никто и никаких привилегий не имею. Но люди, которые здесь работают, уважают меня за то, что я знаю и умею, а не по праву фамилии. Мне этого хватает. Забот здесь всегда много. И беспокоиться о далеких болотах и о том, кто на них обитает мне некогда.
Какое-то время мы наслаждались едой. Пришлось признать, что приготовлено все было славно. Вкус мяса подчеркивали травы, а соли было ровно столько, чтобы рука не тянулась к баночке с этой специей.
— Хлеб у нас готовит Ванька, у которого в доме стоит большущая печка, — сообщил Коля, придвинув ко мне плетеную корзинку с нарезанными ломтями каравая.
— Он мужик крепкий. Да только пару зим назад в барской деревне упал с лестницы и стал хромым, — кивнула Авдотья. — И после этого не захотел там оставаться и попросился к нам. И мы его приняли.
— Там вроде неплохо относятся к тем, у кого здоровье пошатнулось, — нахмурился Стас. — Видели мы там одного...
— Митрича, — подсказал Коля и грустно добавил. — Хороший мужик был. Жаль, что с ним такая беда на болотах приключилась.
— На Ваню в деревне никто косо не смотрел, — мягко пояснила девушка. — Но и работы после травмы там для него не стало. И оставалось ему лишь плести корзины да спиваться. А здесь у нас всегда найдется применение крепким рукам.
На последней фразе Авдотья вдруг прямо посмотрела на Зимина, и как только их глаза встретились, потупилась.
— Вы не появляетесь в деревне, верно? — хрипло уточнил Стас.
— Двушкин не особо доволен, когда я заезжаю, — буркнула Авдотья. — Потому что считает, что я сманиваю сюда рабочих.
— А вы сманиваете? — хитро сощурился я.
— Не отказываю, если кто-то хочет уехать подальше от болот и зажить по-другому. Здесь тоже надо работать, много и честно. Деревня в основном снабжает нас сеном из заливных лугов и особыми травами, которые нужны для жеребят. И когда наступает большой сенокос мы все собираемся на одной территории, чтобы дело спорилось. Не смотрим, кто деревенский, а кто с конюшен. И свадьбы справляем. Бывает, что из деревни к нам приезжает жених, да тут и остается с молодой женой. А порой и мы туда провожаем девушку или парня.
— И много людей обитает в вашей вотчине? — спросил я.
— Почитай половина от тех, кто живет у Двушкина за забором. У нас здесь есть дома для молодых семей и общинные хоромы, где селятся свободные. Не так давно построили клуб, куда даже кино привозят поздней осенью и зимой.
— И дети у вас здесь живут? — изумился Стас.
— Как не быть? — смущенно покраснела Авдотья. — Мы даже школу хотели открыть. Да только Никон запретил. Сказал, что так мы и библиотеку решим завести. А там и до смуты недалеко.
Девушка вздохнула и покачала головой.
— Хорошо, что у нас поселился учитель грамматики и счета. Он бастард и жил раньше под столицей в господских конюшнях. Вел бухгалтерию. После смерти хозяина подался на поиски лучшей доли. Возраст у него приличный и для работ старик уже не годится. Однако нам повезло понять, что дедушка он большого ума и может говорить с детишками. Так он и стал вести у них занятия и готовить себе замену, на случай если Искупитель его приберет.
— Школа — дело нужное, — нахмурился кустодий. — И Двушкин не должен запрещать учить детей грамоте. Император ратует за просвещение народа.
— Только до Императора далеко, а до царя высоко, — буркнул Коля и тут же спрятал глаза от вмиг помрачневшей Авдотьи.
— У Станислава Викторовича хватает забот, — произнесла она ровным голосом. — Он к нам не раз заезжал, но отвлекать подобными разговорами человека, который приехал на отдых — неправильно.
— Вы добрая, — выдал Зимин, чем изрядно меня удивил. — Другая бы обязательно воспользовалась моментом и попросила у Великого Мастера не только школу, но и фамилию.
И от этой фразы Авдотья мигом вспыхнула:
— А что не так с моей
