…Когда убивали портных, громили ателье и химчистки, в школе, как из воздуха, материализовался маленький быстроговорящий человечек без возраста, с незапоминающейся внешностью, якобы пятилетней давности выпускник. Он истошно завопил, что в таком-то доме прямо сейчас двух учениц из младших классов портные прошивают насквозь огромными иглами. Портные и прежде ловили школьников, прошивали их иглами, выкалывали глаза, протыкали уши и еще кое-какие места булавками, только вот разоблачили их недавно. Бросились в указанный дом, перебили всех, однако портные, как объяснил тот же человечек, ушли подземной магистралью. Оказывается, они прострочили на манер внутренних швов землю под городом, уйти для них плевое дело.
Антон забыл про быстроговорящего, но каждый раз, когда в городе начинались беспорядки, в школе неизменно появлялся человек, которому странным образом было доподлинно известно — куда именно идти и кого именно убивать. Очевидным, впрочем, это становилось уже после, когда хотелось спрятаться и про все забыть.
Антон поделился сомнениями с Бруно. «Ты что, с ветки слез? — удивился Бруно. — Это ребята из службы безопасности. Кто тебе позволит убивать по собственному желанию? Чего захотел!» Были вещи, которые Бруно, с огромным трудом выучившийся читать, но так и не выучившийся писать, понимал лучше Антона.
Иногда вдруг кто-то неожиданно исчезал, якобы уезжал, а куда уезжал, когда нет ни поездов, ни бензина? Кого-то находили убитым средь бела дня в месте, где обычно средь бела дня не убивали скажем, на ступеньках костела перед началом мессы. Служба безопасности казалась Антону невидимой ротановой пастью, произвольно выхватывающей из толпы человека и пожирающей его с костями и потрохами. Жизнь как бы шла своим чередом. Ротановая пасть то надолго скрывалась в гнилой воде, то выползала на сушу. Впрочем, особенного страха перед ротановой пастью Антон, да и — насколько он мог судить — окружающие не испытывали. Слишком много охотников убивать было в обыденной жизни. Любой гражданин страны, независимо от пола, возраста и общественного положения, мог убить другого гражданина, равно как и сам быть убитым другим гражданином. Смертью приходилось дышать, воздухом, поэтому бояться смерти было нечего. Ротановая пасть мельчала, терялась в океане смерти, как иголка в стоге сена. Боялись не смерти, но жизни.
— Плевать я хотел на службу безопасности! — сказал дед Антон.
— Воля твоя, начальник, — вздохнул дед, — да только без нее туда, — кивнул на дверь, — не попадешь.
…Антон вспомнил, как однажды сидел с Еленой под деревом среди развалин. В небе над ними послышался шум вертолета. Антон хотел спрятаться, но Елена махнула рукой: «Брось. Думаешь, они не знают, что мы здесь? Знают, просто им пока дела нет». — «Откуда же знают? — удивился Антон. — Местность считается зараженной, это первый вертолет за месяц». — «Когда-то я написала на эту тему статью, — задумчиво проводила взглядом вертолет Елена. — Казалось бы, нет ничего более отзывчивого, плодоносящего, нежели земля. Одно брошенное зерно она превращает в двадцать. Однако земля лежит в небрежении и запустении, чего никак не скажешь про службу безопасности. Все в стране разрушено до основания, идет хаотичная война молекул. Функционирует только служба безопасности. Почему она одна-единственная сохраняет эффективность в условиях перманентного распада? Перманентный распад есть невольное следствие ее эффективности? Или ее функции заключаются в управлении и координации процессами перманентного распада? Но тогда в чьих интересах? Кто заказывает музыку? — посмотрела на Антона, перебиравшего разложенные на дерюге семена. К семенам салата и дикой моркови так и липли семена отвратительного африканского репейника, портили заказанную музыку. — Университетский партком провел экспертизу моей статьи, — вздохнула Елена, — они пришли к выводу, что статья не представляет научной ценности, что это всего лишь одна из бесчисленных вариаций в рамках в корне ошибочной теории заговора…» Антон спросил у нее, что такое партком. Елена ответила, что партком — это место, где знают истину в конечной инстанции. Но ведь истину в конечной инстанции знает только Бог, возразил Антон.
Тогда рассуждения Елены показались Антону необязательными и неуместными. Какая служба безопасности, когда на километры вокруг ни души? Где она, на небе?
— Когда придет оператор? — спросил Антон у деда.
— Подожди, недолго осталось, — успокоил дед. — Придет, коли жив.
Антон сам не заметил, как принял из хитрых дедовых рук полнющий черпак, осушил его единым духом. Бражка показалась прохладной, освежающей и совсем не хмельной. Но это впечатление было обманчивым. Антон подумал: если хочешь чего-то добиться в жизни, вернее, чего-то выбить из жизни, нельзя начинать день со стакана коньяка и черпака бражки. В железную дверь постучали. Антон пнул ногой черпак. Тот, как — действительно ли существующий? — сухопутный ротан, упрыгал на хвосте под лежанку. Впервые в жизни Антону предстояло увидеть сотрудника службы безопасности, про которого он знал наверняка, что это сотрудник службы безопасности. У него двоилось в глазах… «Малый из СБ подумает, что я алкаш», — расстроился Антон.
— Имеет пропуск, — прилепился к смотровому глазку в двери дед. — Пустить? Ишь ты… — изобразил пальцами что-то игривое, как бы быстро и легко перебирающее ножками.
Антон громко икнул:
— Ты из чего брагу… гад?
— С табачным листочком, чтобы, значит, стопку принял и весь день пьяный! — хохотнул дед, не отрываясь от смотрового глазка.
— Пу-сти! — в два присеста с перерывом на икоту прохрипел Антон.
Дед распахнул дверь.
В библиотеку вошла Слеза.
— Я говорила, что наша встреча предопределена, — спокойно произнесла она, — только не думала, что это случится так быстро. Хотите попасть в основное хранилище? Будьте добры ваш документ.
Антон протянул.
Слеза, сверяясь с цифрами на документе, набрала комбинацию на замке. Замок запищал, на дисплее высветился жирный минус-отказ.
— Вход запрещен, — сказала Слеза.
— По-чему? — икнул Антон, незаметно подкрадываясь к деду, который так же незаметно от него ускользал. — Кто же настаивает брагу на табачном листе? — свистяще прошептал Антон.
— Пятьдесят лет настаиваю, все хвалят, ты один пожаловался, — так же свистяще прошептал в ответ дед.
Пальцы Слезы забегали по кнопкам и клавишам. Антон вперился в двоящийся дисплей, но ничего не сумел разобрать в мигающем хаосе цифр и букв. Понял только, что вход «Verboten», то есть запрещен.
— Ваше назначение не утверждено центром, — объяснила Слеза, — поэтому персональный цифровой код на допуске пока недействителен. Как только назначение утвердят, информация по модему-ноль будет передана на компьютер. Вы сможете проходить в хранилище по своему документу.
— Значит, ты… — Антон наконец перестал икать, — работаешь в службе безопасности? Как же тебе… не стыдно? — Вероятно, это были не те слова, которые начальник должен был говорить подчиненной, к тому же дед путался под ногами, тряс бородой, слушал во все уши, ходил молодцом, стараясь произвести впечатление на Слезу, но Антону было мало дела.
— Стыдно? Мне стыдно? А чего ты хотел? — тоже перешла на «ты» Слеза. — Чтобы я в свои тридцать шесть была старухой и инвалидом? Чтобы гнула спину на поле, корячилась на металлическом заводе, пухла с голоду в бидон-виле? Для меня места в банке не нашлось!
Антон подумал, что все слова имеют порядковые номера. За словом «женщина» неизменно и неотвратимо следует слово «разочарование». У него возникло ощущение, что он в очередной раз набрал кодовую комбинацию на невидимом компьютере и ему в очередной раз вышел жирный минус «Verboten». Конечно же, он не имел ни малейшего права корить Слезу, которой не нашлось места в банке, зато нашлось в службе безопасности и в газете под названием «Демократия».
— Просто у тебя слишком много талантов для одного человека, — сказал он. — В банке тебе было бы тесно.
— Я техник, обслуживающий электронные системы связи, — уточнила Слеза. — В провинциях нет высококлассных специалистов этого профиля. Я приехала из столицы, работаю здесь по контракту. Кто-то должен делать эту работу?
— А заодно сочинять для газеты «рассказы-были» за подписью Бабострас Дон, — добавил Антон.
— Электроника, она… над людьми и вне людей, — пожала плечами Слеза, — в ней нет добра и зла. Это всего лишь очень тонкая технология.
— Ну да, нечто третье, я знаю, — сказал Антон. — Завтра будет жарко, ведь так? Пусти меня туда! — показал на дверь.
— Завтра пойдет снег, — возразила Слеза, — это предопределено.
Дед вертел башкой, стремясь понять, о чем они, и злился, что не понимает. Антон теперь не сомневался: дед тоже работает в службе безопасности. Дед махнул рукой, вытащил из-под лежанки черпак, зачерпнул табачной бражки, выпил залпом. «Или не работает?» — засомневался Антон.
