Но во вторник компания LT понесла новые убытки в размере 152 миллионов и ее собственный капитал сократился до 773 миллионов. Джимми Кейн, генеральный директор Bear Stearns, сообщил Фишеру, что у LT остается еще достаточно денег, чтобы дотянуть до конца вторника, но в среду, вероятнее всего, возникнут проблемы[261]. Что можно было предпринять в течение 24 часов? Вариант, предложенный Morgan, отпал. Корзайн сомневался и в том, что закулисный покупатель выйдет на сцену.
Эллисон, 55-летний специалист по инвестиционному банковскому делу, выделялся среди руководителей Merrill, в большинстве своем выбившихся в директора из рядов легиона фондовых брокеров банка. Типичнее для верхушки Merrill был Комански, представительный, плотно сбитый бывший брокер, так никогда и не осиливший диплом в колледже, но ставший звездой биржевой торговли. Эллисон изучал философию в Йельском университете и получил степень MBA в Стэнфорде, на общем фоне он производил впечатление книжного червя. Тонкий, лысеющий, в очках, Эллисон был не столько чудотворцем, сколько педантом и мастером подробностей и, несмотря на свои амбиции, вечным «вторым человеком». Неоспоримо умный, он имел талант разбирать сделки, а затем монтировать их компоненты так, чтобы они работали. Во второй половине дня вторника, укрывшись в конференц-зале с видом на статую Свободы, Эллисон и маленькая группа финансистов «ковали» план. К четырем часам дня, когда в конференц-зал прибыли Фишер и представители четырех банков, Эллисон составил емкий и краткий, объемом в три четверти страницы, план создания консорциума.
Для того чтобы план Эллисона имел хоть какой-то шанс на успех, необходима была поддержка большинства банков Уолл-стрит. Более того, как Эллисон объяснил Фишеру, у Федеральной резервной системы был единственный способ объединить банки – обзвонить их и пригласить представителей на заседание[262]. Фишер согласился с Эллисоном. Продолжая настаивать на том, что Федеральная резервная система не отдает предпочтения какому-либо определенному подходу, Фишер развернул деятельность по плану, предложенному Merrill. Около шести вечера Фишер и его помощники обзвонили дюжину банков, которые наряду с Merrill, Morgan, Goldman и UBS были крупнейшими партнерами LT, и сообщили о проведении чрезвычайного заседания в восемь вечера в здании Федерального резервного банка Нью-Йорка. Макдоноу обсудил опасности ПФИ с людьми, занимавшимися регулированием международных рынков, и поддерживал связь с Фишером по телефону. К моменту, когда в Лондоне наступила ночь, Макдоноу уже летел обратно в Нью-Йорк.
Финансисты, представлявшие «большую четверку» банков, встретились с Фишером в семь вечера. План Эллисона призывал 16 банков вложить по 250 миллионов. Тейн настаивал на общей сумме в 4 миллиарда, утверждая, что, если инвестировать чуть меньше, портфель окажется под ударом. Но по всем прочим вопросам мнения банкиров разошлись. Должен ли пакет предоставляемой помощи быть инвестициями в капитал LT или же, как предлагали некоторые наиболее робкие банкиры, просто временным кредитом? Разрешать ли партнерам LT оставаться в компании или их следует гнать? Корзайн энергично доказывал, что партнеров LT нужно лишить контроля над компанией. В девятом часу вечера представители четырех ведущих банков все еще продолжали спорить. Тем временем начавшие прибывать директора других крупных банков нетерпеливо ожидали у дверей зала заседаний.
Фишер попросил прервать дебаты, открыл массивные деревянные двери и пригласил ожидающих в зал. Это было внушающее трепет собрание, на которое прибыли сливки Уолл-стрит. Фишер заметил Деррика Моэна, соуправляющего директора Salomon Smith Berney; Томаса Лабрекье, президента Chase; Джимми Кейна и Аллена Вита, генеральных директоров Bear Stearns и Credit Suisse First Boston; Филипа Перселла, председателя Morgan Stanley Dean Witter; старших руководителей Lehman Brothers и Barclays of Britain. «Большую четверку» представляли Комански, Эллисон, Корзайн, Тейн, Уорнер, Мендоса, Роуз и Дэвид Соло. Итак, 12 банков прислали 25 финансистов. Все они были мужчинами средних лет. Хотя эти банкиры с толстыми шеями и были знакомы друг с другом, видеть их вместе казалось странным. Они приехали несмотря на позднее уведомление и погрузились в мягкие кожаные кресла под спокойным взором людей, изображенных на старинных портретах в золоченых рамах, висевших по стенам. Уорнер из Morgan сломал лед, жизнерадостно провозгласив: «Ребята, мы собрались на пикник, за пригласительные билеты на который нам предстоит выложить по 250 миллионов долларов».
Хотя Фишер и был бюрократом, зарабатывающим жалкие крохи по сравнению с тем, что получали его гости, он находился в центре их внимания, поскольку среди присутствующих был единственным, кто мог представлять те самые «интересы общества», которые ныне находились под угрозой. Питер Фишер говорил лишь несколько минут. Он сказал, что Федеральная резервная система хотела бы увидеть, способен ли частный сектор найти решение, позволяющее избежать хаотичной ликвидации и сохранить систему. В остальном Фишер занимал нейтральную позицию, умышленно не вдаваясь в детали. Эллисон заметил по этому поводу: «Казалось, он просто арендовал помещение». Разумеется, Фишер сделал гораздо больше. Федеральная резервная система не каждый день приглашает тузов Уолл-стрит в зал своих заседаний, и собравшиеся знали об этом.
Оглядывая зал, Томас Руссо прежде всего испытал священный, но быстро исчезающий трепет удовлетворения тем, что стал членом такого сообщества. По ходу развития дискуссии Руссо, старший юрист Lehman Brothers, начал осознавать иронию происходящего. «Насколько люди, взобравшиеся на такую высоту, способны действительно понимать то, что делается на гораздо более низком уровне?» – задумался Руссо. Все они умели соблюдать надлежащие правила осторожности, но никто из них не был обучен поведению в чрезвычайных ситуациях вроде этой.
Эллисон вкратце изложил свой план, и представители всех крупнейших банков выступили в его поддержку. Комански сказал: «Это не первый случай, когда мне надо решать, что делать с деньгами, но, полагаю, это правильное предложение». Он не стал утруждать себя разъяснениями причин собственных страхов. А страшили неуправляемость и оглушительность убытков Merrill в случае банкротства LT. Другие банки также были обеспокоены. Lehman Brothers возражал против такого же взноса, как и с крупных банков. Почему бы каждому банку не сделать инвестиции пропорционально степени своих рисков? Тейн отверг это предложение как осложняющее дело – времени не было. Далее в ход пошло раздувание собственных интересов за счет чужих. Лабрекье из Chase ядовито обвинил Bear Stearns в провоцировании кризиса. Лабрекье знал, что Bear Stearns все еще держит палец на спусковом крючке. Кейн, представлявший компанию, получавшую 30 миллионов в год за расчетное обслуживание LT, и сам инвестировавший в фонд, был подчеркнуто молчалив.
Затем финансисты излили свое раздражение на LT. Они сносили все выходки этой шайки из Гринвича. Целых четыре года партнеры держались особняком, уводя у банков из-под носа самые лучшие сделки и даже не пытаясь скрыть свое самодовольство и высокомерие. Теперь все они оказались лжепророками. Банкиры чувствовали себя задетыми: они пострадали из-за доверчивости. Некоторые из присутствующих настаивали на том, что от партнеров следует избавиться. Почему надо отдавать деньги èì? Эллисон и Корзайн неоднократно отлучались, для того чтобы сообщить Меривезеру самые последние новости (представители по крайней мере двух банков непременно принимали участие в каждом телефонном разговоре, что должно было исключить возможность тайного сговора). Меривезер, по-видимому, был подавлен сообщениями об озлобленности против него. «Что ж, помогу чем смогу», – тем не менее прошептал он.
Тейн из Goldman, лучше других знавший ситуацию в LT, описал риски, связанные с портфелем фонда. Собравшиеся согласились с тем, что любые вложения должны делаться в форме инвестиций в собственный капитал LT, но, за исключением четырех ведущих банков, никто не был готов дать конкретные обязательства. Большинство банков полагали, что в случае банкротства LT убытки будут меньше 250 миллионов. Зачем бросать хорошие деньги на спасение банкрота? Эллисон указал на вероятную катастрофичность последствий, они могли быть даже хуже, чем после российского дефолта. Он напомнил собравшимся о том, что активы LT составляют 100 миллиардов, а номинальная сумма рисков по операциям с ПФИ равна триллиону долларов.
Более того, позиции LT по акциям были призрачны. Некоторые инвесторы не вложили бы деньги в акции, если бы не инвестиционная политика, обеспеченная опционами, а LT была крупнейшим поставщиком такой политики. Было вполне возможно, что с исчезновением LT эти инвесторы уведут свои деньги из акций. Никому из банкиров не хотелось стать свидетелем дальнейшего сотрясания рынков. Находившегося в зале Флюга охватил страх. Затем он почувствовал уныние: у него был день рождения, а он проводил этот день взаперти, сидя в конференц-зале.
