На думное сиденье съехалось около ста пятидесяти человек: генералы, советники иноземные, просто соратники и, конечно же, соль земли русской – бояре.
Только вот не узнать было последних – сколь ни старайся: раньше-то в своих шубах и шапках собольих да бобровых они не шли – шествовали, а нынче? Нынче кто-то семенил в тенёчке, чтобы не попасться лишний раз на глаза насмешникам всяким, а другие и вовсе хромали сильно, сразу на обе ноги, набив себе кровавые мозоли башмаками тесными, иноземными. А ещё многие просто-напросто не узнавали друг друга без бород окладистых…
На одних боярах одёжка заморская, купленная в спешке, мешками пузырилась, на других, наоборот, трещала по всем швам. Ну, и парики на всех были разномастные, в большинстве случаев – не по размеру.
– Да, красавцы вы у меня! Только чудные парсуны писать с таких олухов! – довольно объявил Пётр, важно усаживаясь на своём троне. – Но, молодцы, всё же хвалю! Исполнили мой Указ! Ничего, кафтанами можете со временем и поменяться, ушить опять же можно, надставить… А башмаки – разносить… Ладно, перехожу к делу! Решил я, для пользы великой, внести изменения – в устройство государства российского. Ввожу, своим Указом царским, новый орган – Высший Государственный Совет!
Царь выдержал небольшую паузу, внимательно оглядывая притихших слушателей, Егор торопливо прикрыл улыбку рукавом камзола: идея была его, всё долгое плавание на «Короле» втолковывал её царю, объяснял, приводил примеры исторические…
Пётр невозмутимо продолжил:
– Теперь будет так. Я ставлю задачу перед Советом. Государственный Совет говорит, что надо делать. Я, допустим, утверждаю рукой своей – «что». После уже Дума должна сообразить, «как» выполнить это «что». Смотрю, не поняли? Объясняю терпеливо. Государственный Совет, например, приговорил: построить нынешней осенью в пределах крепости Старая Ладога новые зерновые да пороховые склады и амбары, кроме того, и сами стены крепостные перенести в сторону, обновить и приподнять, пушками оснастить дополнительными. И испрашивает Совет для этого в бумаге отдельной, к примеру, опять же, десять тысяч рублей. Я тогда долго думаю, вопросы задаю дотошные. А потом, допустим, обмакиваю перо гусиное в чернильницу и пишу размашисто на той бумаге: «Быть по сему!» Или же: «Согласен – только на восемь тысяч!» – Царь поднялся с трона, прошёлся туда сюда, заложив руки за спину.
«Да, не так ты и прост, дорогой мин херц, как притворяешься иногда! – восхитился про себя Егор. – Последнее слово – всегда оставляешь за собой!»
– А дальше – всё совсем просто! – Пётр дурашливо развёл руки в стороны: – Бумага та с реляцией моей поступает в Думу. Задача же ваша, бояре, проста: деньги просимые найти и выделить по назначению. Ну, и людишек назначить, которые всё необходимое для того строительства закупят и в Старую Ладогу доставят… Чтобы я потом точно знал – кому рубить голову, если приключится воровство какое. Да, если денег не сыщете, то и вам достанется от меня. Кому – кнутом, кому и топором. Всё поняли, родные?
Вопросов и возражений не последовало. Пётр предоставил слово князю-кесарю.
– Отныне собираться Дума будет один раз в неделю, строго по понедельникам. Кто не хочет сидеть в Думе – пойдёт в простые солдаты, несмотря на возраст и звания! – ласково успокоил всех Ромодановский. – Если пришли на слушанье, а бумаг из Совета Государева не поступило никаких, то все тут же и разошлись по домам. Но если запрос, одобренный Петром Алексеевичем, поступил, то всем боярам сидеть до тех пор, пока задача решена не будет… В понедельник наступающий получите первые документы-запросы: о работах (осенних и весенних) в крепости Старая Ладога, о закупке орудий ломовых в Европе, о выделении необходимых финансов на новое Посольство Великое, плыть которому вскорости – до самого турецкого Константинополя… Может, кто спросить хочет чего?
Со своего места поднялся представительный и дородный Роман Буйносов – из рода княжеского, древнего.
– А позволено узнать будет: кто входит в Совет Высший Государев? – с плохо скрытой надеждой спросил боярин.
Князь-кесарь медленно развернул (чисто для вида) бумажный свиток, поморщился и огласил – важно, с чувством и расстановкой:
– Глава Верховного Государственного Совета – государь всея Руси – Романов Пётр Алексеевич. Постоянные участники: князь Нарышкин, Лев Кириллович, князь-кесарь Ромодановский, генералы Лефорт, Шеин, Головин и Апраксин, полковники Брюс и Меньшиков! Всё на этом!
По залу прокатился лёгкий ропот недовольства. С трона снова поднялся Пётр, ропот тут же стих.
– Что, думали, в Совет войдёт человек тридцать-сорок? – с признаками лёгкого гнева спросил царь. – Чтобы языками было удобней трепать по-пустому? Не выйдет! Только дельные мне нужны люди, умеющие быстро думать… А вы, столбовые, о деньгах беспокойтесь! Денег нынче мне очень много надобно будет… Кстати! – смягчился неожиданно. – Князь Ромодановский не успел сказать, что есть и второй список – приглашаемых членов Совета Высшего. Их по отдельным вопросам будут привлекать. Кто в списке том? Сами прочтёте потом или глашатая послушаете на Красной площади…
А ещё через час, получив от Петра условленный знак, и Егору пришлось выступить перед Думой боярской.
Чуть волнуясь (Дума всё-таки!), он поднялся на помост, встал на три метра правее трона Петровского, огласил очередной царский Указ:
– Он, государь, милосердуя о людях своя, решил: создать особую Бурмистрскую палату.
Бурмистры, входящие в ту палату, должны ведать расправными, судебными, таможенными и купеческими делами, а также – сборами всех доходов государственных. Выбирать в бурмистры надлежит из людей деловых, купеческих, а также содержащих заводы и фабрики…
Текс указа был очень длинным и развёрнутым, а суть его заключалась в следующем: права и полномочия бояр и воевод на местах сокращались до минимума. Более того, эти вышеозначенные важные персоны максимально удалялись от финансово-денежных потоков. «Да, это удар ниже пояса по знати родовитой!» – в уме поаплодировал царской придумке Егор, а вслух пояснил:
– Членом русской Бурмистрской палаты может быть любой человек – вне зависимости от рода, нации и пола. Главное, чтобы он для России сделал что-нибудь полезное. Например, соорудил лесопилку на водяном приводе как братья Баженовы. Или построил серьёзный корабль и начал самостоятельно торговать с Европой, как архангельский купец Никифоров. Вот ещё: Нарышкин Лев Кириллович совместно с компаньоном в городе Туле заложили завод оружейный, что вдвойне похвально…
– Что там было про баб? – раздался недовольный голос с дальних рядов.
Уловив краем глаза, что Пётр напрягся на троне и готов дать волю своему царскому гневу, Егор многозначительно кашлянул – мол, сам управлюсь, и ответил – подчёркнуто спокойно:
– Не про баб, а про женщин! Да, и женщины могут входить в палату Бурмистрову… Привожу конкретный пример. Моя жена – Меньшикова Александра Ивановна. Она является совладелицей мыловарни в Долгопрудной слободе. Следовательно, может, если изъявит такое желание, войти в состав той палаты… Всем всё ясно? А если вам не понятны слова Указа царского, то я сейчас сюда приведу полк Преображенский, и каждый тугодумный у меня получит по пуле свинцовой! – В подтверждение серьёзности своих слов Егор выхватил из-за пояса двуствольный пистолет саксонской работы и дуплетом пальнул в дворцовый потолок…
– Молодец, Алексашка, молодец! – от души хохотал Пётр…
Вечером, когда все званые гости разъехались по домам, а сам царь (в сопровождении надёжной охраны) отправился на Кукуй, на встречу с достославной красавицей Анной Монс, Фёдор Ромодановский предложил Егору:
– Ну что, Александр Данилович, сдвинем наши чары за бесповоротный конец Времени боярского? Как думаешь?
– Сдвинем! Чего ж не сдвинуть? – согласился с ним Егор, а про себя подумал: «Это сейчас, в конце века семнадцатого, закончилась боярская Эра. А вот в самом начале века двадцать первого она в России начнётся снова… Уж я-то это знаю точно! По всей стране рассядутся жадные бояре да воеводы и, абсолютно ничего не делая полезного для России, воровать будут – не хуже предшественников своих. Только вместо шуб соболиных да шапок бобровых будут на них надеты костюмы шикарные и галстуки цветастые. История, она по спирали развивается, мать её…»
Глава девятнадцатая
По Дону-батюшке и морю Азовскому
Вечером следующего дня в шикарном московском доме Лефорта состоялся небольшой, но весьма пышный бал: вино дорогущее, европейское, лилось рекой, подавались кушанья изысканные, непривычные русскому желудку, искусные музыканты – в раззолочённых камзолах и напудренных париках – без устали играли что-то восхитительно небесное…
Санька танцевала только с Егором, а он – только с ней да с пожилыми дородными матронами, к которым жена заведомо не могла приревновать.
