– Мне бы так жить не хотелось. Каждая птица, каждый зверь – и те знают свое племя, свой род и свою родину. Но спасибо, что показал корабль. Жалею, что не являюсь корабельных дел мастером. Вижу, что «Святая Жозефина» ваша построена со знанием дела, было бы чему поучиться.
31
Спускаясь с палубы, Сирко столкнулся на трапе с Корецким. Полнолицый, розовощекий, физически сильный, он заносчиво оттолкнул полковника плечом и, стараясь не уступать ему дорогу, буквально пробился наверх с такой напористостью, словно там, внизу, уже бурлила вода и судно вот-вот должно было затонуть.
Сочтя подобное поведение оскорбительным для себя, Сирко почти инстинктивно подался вслед за поляком, но тот хлопнул перед ним дверью, делая вид, что вообще не заметил его. Тогда полковник схитрил. Он задержался на несколько минут, и когда Корецкий уже решил, что казак просто-напросто смирился, дабы не устраивать ссору, осторожно вышел на палубу.
– О чем только что говорил с тобой этот казак-полковник? – услышал он голос Корецкого. Тот стоял спиной к Сирко и не видел его.
– О корабле, господин офицер, – спокойно, не высказывая ни тени удивления, ответил Кшиштоф. – Почему это вас интересует?
– Что именно он говорил о корабле? – проигнорировал его любопытство Корецкий.
– Что крепкий, надежный. То, что обычно говорит о «Святой Жозефине» всякий мудрый, знающий человек.
– И все? – скептически уточнил Корецкий. – Не может такого быть. Лучше говори правду, если хочешь дойти на этом корабле до порта.
– Полковник мечтает о тех временах, когда такие же корабли будут строить на украинских верфях.
– На украинских верфях? Корабли? И ты, поляк, спокойно выслушивал это?
– Я, поляк, привык слушать все, что мне говорят.
– Но ты же знаешь, что Украина никогда не видела моря. Тебя что, не учили, что все земли в этой части Европы, от Балтийского моря до Черного, принадлежат польской короне? Конечно, и на Черном, и на Азовском море могут появиться настоящие боевые корабли, такие, как у французов, испанцев, англичан. Однако ходить-то они будут под флагом Речи Посполитой.
– На любом море могут ходить любые корабли, господин офицер, – спокойно заметил моряк. – Для того они и создаются по воле Господней.
– Идиот! В тебе не осталось ни капли польской крови. А кто-то говорил мне, что ты истинный поляк. Запомни: если и дальше хочешь плавать на «Святой Жозефине», рассказывай мне обо всем, что услышишь от этого казачьего полковника. И от двух других. Я покажу их тебе.
– Только за право остаться на корабле? – хитровато сощурился Кшиштоф. – За что такая неслыханная щедрость?
– И за право получить свой злотый за каждое важное для меня сообщение.
– Это уже другая коммерция.
– Следи за каждым их шагом. Ты – моряк, тебе удобнее крутиться возле них. Особенно вон возле того, черноусого, – кивнул в сторону стоявшей на баке группы казачьих старшин, – что ближе к нам. Это полковник Хмельницкий. Рядом с ним – полковник Гяур. И сотник Гуран. А с полковником Сирко ты только что разговаривал. Все понял?
– Пока что я понял только то, что вы до сих пор не дали мне ни злотого задатка.
– Слезы девы Марии! Вот тебе злотый. Но знай: в тебе нет ни капли польской крови, – прошипел ротмистр.
– Если бы она была, разве я брал бы у вас эти сребреники? Но я – вольный человек, не признающий ни наций, ни веры, ни королей. Единственное, что я признаю, это деньги.
Поняв, что разговор закончен, Сирко незаметно отошел назад, на трап, и поспешно спустился вниз.
Он не сомневался, что по их следу обязательно кого-то пустят. С этой минуты ему известны были уже двое.
32
Франция встретила их густым туманом. Тяжелые серые клубы его волна за волной, будто колесницы неисчислимой армии, накатывались с пролива Па-де-Кале, постепенно поглощая прибрежье, порт, город и сливая воедино промозглое небо с продрогшей влажной землей. Даже булыжник припортовых улочек казался настолько разбухшим, что стоит ступить на него, как он тотчас же раскрошится и разверзнется, словно хрупкие осенние льдины.
– Опять эта Англия с ее идиотскими туманами, – вальяжно проворчал встречавший послов полковник д'Ордэн.
Маленького росточка, располневший и округлившийся до такого состояния, что никакой мундир уже не в состоянии был придать его фигуре хоть какое-либо подобие воинской выправки, полковник, тем не менее слыл храбрецом и любимцем кардинала Мазарини. И с этим вынужден был считаться даже главнокомандующий, принц де Конде.
Впрочем, в Кале д'Ордэн прибыл не из ставки главнокомандующего, а прямо из Парижа. Поскольку при полковнике был лишь слуга-ординарец, кардинал приказал прикомандировать к нему для сопровождения послов шестерых мушкетеров. Случайно или нет, но выбор при этом пал на оказавшегося в этот раз под рукой лейтенанта д'Артаньяна.
– Все туманы Франции приходят из Англии. И мы не знаем, чем отомстить англичанам, из-за которых французы по несколько дней в году не видят солнца, – прояснил недовольство полковника д'Артаньян. Когда Гяур перевел его слова своим спутникам, все понимающе рассмеялись.
Выходя из порта, Сирко осмотрелся. Он пытался понять, куда девался майор Корецкий. Пока они высаживались с корабля и в кабинете коменданта порта ждали прибытия полковника д'Ордэна, о появлении которого в городе Кале комендант уже знал, майор куда-то таинственно исчез. Ничего не сказав, не попрощавшись.
«Поспешил в Париж, – терялся в догадках полковник, – готовить нужных ему людей к переговорам? Все-таки спокойнее, когда видишь этого человека при себе».
В узкой припортовой улочке их ждали кареты и оседланные лошади. Полковник д'Ордэн как вежливый хозяин подошел к первому из экипажей, своему, и жестом пригласил Хмельницкого.
– Через несколько миль от Кале мы оставим английские туманы англичанам и будем наслаждаться виноградным французским солнцем, – заверил он, давая понять, что путешествие должно быть вовсе не таким мрачным, каким может показаться в погребенном под клубами туманов северном порту.
Засмотревшись на эту церемонию, Сирко не сразу обратил внимание на появившихся из ближайшей подворотни двух плечистых субъектов: то ли бродяг, то ли прокутившихся портовых грузчиков.
– Эй, ты, позолоти на похмелье, – сипловато прохрипел один из них, преграждая путь полковнику. Однако д Артаньян вежливо, но решительно придержал его рукой, открывая Сирко путь к задней карете.
– Мы сами разберемся, – заверил его мушкетер, безбожно искажая польские слова.
Вот только взяться за рапиру этот детина ему не дал. Ухватив огромным кулачищем за лацканы, он подтянул худощавого мушкетера к себе и пробормотал что-то злое и по-хамски обидное.
– Я вызываю на дуэль! – крикнул д'Артаньян, ударом кулака в грудь заставив грабителя отпустить его. – Сотник! – обратился по-польски к Гурану, – дайте ему саблю.
– Саблю? – удивленно спросил Гуран. Он шел последним и понимал, что все будет зависеть от того, сколь быстро они вдвоем с мушкетером уладят эту ссору. – Ему? Для дуэли?!
Решив, что повод для драки уже есть, бродяга выхватил нож, но Гуран перехватил его руку, завел себе за спину и, поднырнув под него, с поразительной силой швырнул через себя на мостовую.
Второй, более смирный, бродяга попятился, но Гуран успел захватить его одной рукой за грудки, другой за штанину между ногами, и, приподняв над собой, сбил им того, что пытался подняться.
– А ты сразу: «Саблю ему, дуэль», – похлопал сотник мушкетера по плечу и, не позволяя даже оглянуться на бандитов, погнал их впереди себя к уже оголившим оружие мушкетерам и казакам.
– Но он должен ответить мне на дуэли. У нас так принято.
Гуран через плечо бросил взгляд на бродяг. С трудом поднявшись с земли, они растерянно мялись, так и не поняв толком, что произошло. Но не их самочувствие интересовало сейчас сотника. Он успел заметить, что в подворотне, из которой вышли эти двое бродяг-драчунов, стояли еще несколько таких же любителей кровавых приключений. И уж совершенно не удивился после этого, когда из двора, что напротив их кареты, как-то несмело, воровато, с конем на поводу, вышел майор Корецкий.
– Отправляясь в Польшу, я всегда оставляю здесь своего скакуна, – объяснил он, так же воровато улыбаясь Гурану и д'Артаньяну, – у знакомых.
– Знакомые, значит, завелись? – кивнул Гуран, красноречиво посматривая на ватагу бродяг. – Могли бы подобрать более ловких наемников, господин майор.
– Неужели вы решили, что я имею в виду этих полупьяных голодранцев? – побагровел Корецкий. – Я, майор, советник посла…
– Только не хватайся за саблю, – перехватил его руку Гуран.
И мушкетер поневоле вздрогнул, представив себе, как через несколько мгновений на мостовую шлепнется еще и тело польского офицера.
– Ах, эти изысканные по своему ритуалу казачьи дуэли, – задержал он Гурана за предплечье. – В Париже вы бы прослыли первым дуэлянтом, господин сотник. Клянусь пером на шляпе гасконца.
