– Что вы, Диана? Что вы?! В каком доме?!
– В том самом, который принадлежал вам. Только сразу же предупреждаю: нежность моих азиатов будет поизысканнее, чем ваших провансальских ублюдков.
– Не делайте этого! – встала на колени Клавдия. – Умоляю вас: не делайте! Не опускайтесь до этого!
– Вот именно: «не опускайтесь». Это и есть те слова, которые вы, досточтимая дрянь, должны были произнести, стоя на коленях перед собственным отражением в зеркале. Но вы не произнесли их. А посему позволю себе пасть до самой грубой мести. В день своего воскрешения я могу позволить себе даже такое. Но прежде вы должны рассказать, кто наслал на меня этого кретина капитана?
– Кто-то из людей принца де Конде, – поспешно ответила Клавдия, молитвенно сцепив руки на груди. – Но кто именно, этого я не знаю.
– Так все-таки: кто был заинтересован в моей гибели? Понятно, что сам принц не сколачивал эту шайку наемников, он мог делать это чьими-то стараниями. Но для меня важно знать, кто стоит на вершине моих ненавистников – Конде собственной персоной или же кто-то из его приближенных, рангом пониже?
– Принц де Конде – свят.
– Кто бы мог предположить такое?! Они должны были убить меня?
– Нет. Я не знаю. Клянусь, не знаю.
– Все ты знаешь. Они прибыли, чтобы убить меня в отместку за разоблачение заговора?
– Да, – машинально подтвердила д'Оранж и тотчас же прикрыла рот ладонью.
– Вот видишь, как просто все вспоминается, когда над твоей головой зависает петля. Почему ты не остановила их?
– Не могла. Это было не в моих силах. Они и меня тоже убили бы.
– Опять лжешь.
– Но я ведь не знала, действительно ли вы, графиня, оказались…
– Чего вы не знали? – опять перешла де Ляфер на «вы», хотя гнев ее не уменьшился. – Что не я была предательницей? Что предал заговорщиков виконт де Винсент? Да вы же узнали об этом раньше, чем я.
– Не раньше, никак не раньше, – отчаянно повертела та головой. – Я попросту не могла знать этого.
– Почему же вы хотя бы не засомневались? Не встретились со мной, не поговорили?
– Я ничего не смогла бы сделать! Ничего, понимаете?
Диана брезгливо поморщилась. Ей жаль было потраченного времени. Но, по крайней мере, еще одно обстоятельство она все же должна была выяснить.
– Вы получили мое письмо, графиня?
– Конечно, получила, – неожиданно появилась в глазах Клавдии искра надежды. – Оно там, в моем кабинете. – Графиня хотела сойти с постели, но Диана сразу же прервала эту хитрость: «Сидеть!» И д'Оранж вновь покорно забилась между подушек.
– Но ведь там все объяснено.
– Вот ваш князь-гонец передал его слишком поздно, – вдруг посуровел голос хозяйки обители. Чувствовалось, что самообладание постепенно возвращается к ней. – Слишком… Гонца нужно было выбирать расторопнее, нежели этот разленившийся красавчик!
Диана поняла, что в их словесной дуэли наступает некий перелом; постепенно инициативу перехватывает д’Оранж.
– В конце концов, письмо предназначалось не вам, а людям принца де Конде, – уже более спокойно произнесла она. – То, о чем там идет речь, лично для вас ничего не меняло. Впрочем, и это сейчас тоже не важно. Главное, что вы назовете мне имя человека, который нанял капитана и приказал вам приютить его. С чьим письмом эти подонки явились к вам?
– Не было никакого письма, не было, – действительно начала приходить в себя д'Оранж. Лицо ее вдруг стало твердым, взгляд остекленел. – Вообще никакого письма. И никого я вам не назову.
– Кара-Батыр! Кара-Батыр!!
– Я здесь, графиня, – возник на пороге татарин. За его спиной стояли еще двое рослых, с рассвирепевшими лицами, литовских татар.
– С прислугой разобрались?
– Согнали в чулан. Кроме нас, в комнатах никого.
– Эту прелестную белокожую француженку отдаю вам ровно на два часа.
– Нет! – завопила д'Оранж. – Что вы себе позволяете? Вы не смеете!
– Что вы будете делать с ней, меня не интересует. Единственное, что для меня важно – имя человека, направившего ко мне убийц и давшего рекомендательное письмо капитану Кодьяру.
– Будет исполнено, графиня.
29
Появившись в доме д'Оранж через два часа, де Ляфер увидела, что Клавдия, совершенно нагая, лежит возле постели, прильнув распухшей щекой к ковру и конвульсивно поджав ноги.
Глядя на нее, Диана осенила свое лицо лучезарной улыбкой. Вид поверженной «великосветской дряни» приводил ее в восторг.
Багряно-кровавые следы от плети, ритуально украшавшие плечи графини, свидетельствовали, что жизнь этой женщины, низверженной до состояния дворняги, потеряла для нее смысл.
– Я хочу услышать это имя из ваших уст, – сказала Диана.
– Да я бы и так сказала. Зачем же вы, графиня?
– Не слышу имени, – прервала ее стенания де Ляфер.
Клавдия уткнулась лбом в ковер и болезненно простонала:
– Анжу. Герцогиня д'Анжу, – едва сумела она произнести это имя.
Губы ее распухли так, что трудно было понять, как Клавдия вообще умудряется шевелить ими. Они представляли собой что-то похожее на два кровавых слепка.
– Значит, герцогиня д'Анжу, – задумчиво повторила Диана. – Догадывалась, но обязана была услышать. Пусть вас утешит то, что завидовать герцогине вам уже не придется. Ей больше никто не позавидует.
– Представляю себе, – попыталась улыбнуться Клавдия, с усилием отрывая голову от ковра. – Я думала, что ваши азиаты убьют меня. Это было бы куда проще.
– Не проще, а справедливее, – жестко уточнила де Ляфер. – Но прежде, чем эти варвары развлекутся с герцогиней, вы передадите ей мое послание. Сопроводив его письмом, в котором подтвердите, что всех нас действительно предал виконт де Винсент. И месть, достойная этого предательства, его уже постигла.
– Постигла, свидетельствую, – клятвенно произнесла Клавдия. Она теперь стояла на четвереньках, и голова ее терялась в распущенных, слипшихся от пота, волосах.
– Чтобы окончательно умиротворить вас, д'Оранж, признаюсь: если бы вы не назвали имени герцогини, этот дворец сгорел бы завтра ночью так же неожиданно, как и ваш загородный дом в Голембке.
– Что?! Мой дом сгорел?! – приподняла голову Клавдия. – Вы сказали: «сгорел»?
– Сгорел, сгорел, – благодушно подтвердила Диана. – Что вас так удивляет? Мало ли домов сгорает каждое лето по окрестным селам. Почему это не может случиться с вашим? Но этот, – она обвела рукой вокруг себя, – я думаю, уцелеет. При условии, что вы пообрезаете языки своим служанкам и что в течение ближайших трех лет нога ваша в пределы Франции не ступит.
– В течение целых трех лет? Но почему?!
– Всякое злодеяние должно быть наказуемым.
– А если я все же решусь?
– Каждый дом во Франции, в котором вы попытаетесь найти приют, будет превращаться в пепелище так же, как превратился ваш загородный дом под Варшавой. Советую смириться с этим, как с Господним наваждением. А теперь позвольте откланяться.
Медленно проходя через предпокой, Диана слышала, как поверженная в бездну бесчестья графиня д'Оранж била кулаками по полу и отчаянно скулила. Однако это не вызывало у де Ляфер ни раскаяния, ни сочувствия.
В прихожей она брезгливо взглянула на развалившихся в креслах самодовольных верзил-татар. Они были горды собой, как бывают горды мастера, прекрасно справившиеся с заказанной им работой.
«Ты, конечно, можешь презирать их, но упрекнуть тебе их не в чем, – усовестила себя де Ляфер. – Они старались, как умели, и, судя по всему, мастера они неплохие!».
Лишь Кара-Батыр стоял с виновато опущенной головой, предпочитая не встречаться взглядом со своей прелестной повелительницей.
– Разве я не обещала, что у твоих ног, мой храбрый воин, будут валяться самые изысканные, великосветские парижские шлюхи?
– Верю, что такое тоже будет случаться, повелительница, – подобострастно поклонился татарин; что-что, а играть преданного, коленопреклоненного слугу он умудрялся с сугубо азиатским самоунижением.
– Как видишь, графиня де Ляфер никогда не отрекается от своих обещаний, мой храбрый воин…
30
На палубе появился рослый худощавый матрос с серебряной серьгой в ухе. Осмотревшись, он несмело подступил к полковникам.
– Капитан просит быть его гостями, господа. Просит разделить завтрак старого моряка.
Полковники мрачно переглянулись. Что-то не похоже, чтобы в порту капитан настроен был приглашать их в гости. Разве что решил подчиниться старой морской традиции. Да и матрос этот красноречием своим больше напоминал опытного дворецкого, нежели огрубевшего в походах морского бродягу.
– Весьма вежливо с его стороны, – обронил Гяур, которому капитан тоже основательно не понравился.
– Предоставляет возможность поднять бокалы за счастливое плавание, – сразу же поспешил объяснить этот жест вежливости вестовой. – Причем сделать это вместе с господином советником посла Польши во Франции. Словом, он ждет вас в капитанской каюте.