Джолин сказала, не открывая глаз:
— Звучит так, будто тебе это не нравится.
— Не нравится. Я — член семьи. Ты же знаешь, что папаша урезал мою долю в этом проклятом деле, которое затевают они с Аароном. Сказал, что я слишком неосмотрительно управлял лагерями. Черт побери, мне надоело, что на меня смотрят как на дебила. Папаша с Аароном прибирают к рукам страну, а мне даже не разрешается сидеть с ними в одной комнате, когда они этим занимаются. И они урезают мою долю, потому что я однажды поскользнулся!
Джолин тихо вздохнула:
— У меня болит голова, Си.
— Я знаю, что у тебя болит голова. Я знаю, что ты устала. Черт возьми, Джолин, ты стала совсем развалиной с тех пор… с той проклятой ночи.
Она медленно повернула голову, будто слова Си причинили ей боль. Ее глаза сверкнули.
— Ты жалуешься, Си?
— Нет. Я не жалуюсь. Я знаю, через что ты прошла. — Он пытался побороть душившее его отчаяние. — Просто этому нет конца. Черт побери, Джолин, когда ты наконец придешь в себя? Я не хочу быть жестоким, но тебя у меня нет. У меня ничего нет! У меня две нефтяные скважины и несколько лошадей, черт бы их побрал, и пара поганых лагерей для коммандос.
Джолин некоторое время смотрела на него.
— Дорогой, что бы ни планировал Рубен, ты будешь участвовать в этом. Он всегда говорил, что ты будешь с ними на равных.
— Дело не в деньгах. — Он надул губы. — Денег мне и так хватит.
— Смотри на вещи реально, дорогой. Неужели ты думаешь, что сможешь помочь папаше в таких делах? Ты же знаешь, что у Аарона мозги созданы для этого, а у тебя — нет.
— Тогда что остается мне? — Голос Си задрожал. Джолин удивилась глубине прозвучавшего в нем отчаяния. — Мне ничего не остается, Джолин. Я дурак. Я ничего не могу делать. У нас в семье все безмозглые, знаешь ли. Даже папаша не больно-то сообразителен. Аарон — единственный Хейг, у которого варят мозги, но у него не будет детей.
Джолин медленно выпрямилась в кресле:
— Ты что, серьезно?
Си быстро отпил из бокала, чтобы успокоить нервы.
— Я знал это с детства, я и в школе был двоечником. Я знал, что я ничтожество. И папаша знал, что он ничтожество.
— Си, судя по тому, как он ведет свои дела, он не может быть настолько глуп.
— Значит, у него есть деловое чутье. А у меня нет даже этого. Посмотри, они ведь всегда обходят меня. Убирают меня с дороги. Когда-нибудь я поступлю по-своему, так, как я считаю правильным, и это будет для них сюрприз, черт их побери!
Они услышали, что к дому подъехала машина. Хлопнула дверь.
Джолин сказала:
— Это, наверное, Аарон и Лорейн.
Си поднял глаза:
— Как-то мне не по себе, когда она здесь.
— Да, мне тоже, — с чувством сказала Джолин.
Ее волосы цвета платины красиво развевались на ветру. У нее никогда не хватило бы смелости сказать вслух о том ужасе, который она испытывала, живя на ранчо, во всяком случае с тех пор, как туда вернулась Лорейн. Джолин знала, хотя никто этого не говорил, что за якобы случайным убийством Эда Клири каким-то образом стоит Аарон. Джолин знала, что Лорейн наказали за попытку сбежать, а Эда убрали за то, что он предал своего хозяина. Она не знала, что напавших на нее парней отравили наркотиками, потому что им было известно о военных лагерях Си. Рубен и Аарон посчитали за лучшее сохранить это в тайне. Но это было не так уж и важно, поскольку Джолин и без того было чего бояться.
Си провел своим толстым пальцем по краю бокала.
— Джолин, прости, что обидел тебя. Просто иногда меня все ужасно раздражает.
Джолин протянула руку и коснулась его рукава.
— Дорогой, все в порядке. Здесь всех все раздражает. Просто дай мне время.
Он посмотрел на нее растроганным взглядом.
— Столько, сколько тебе нужно, дорогая. Ты единственное, что есть хорошего в моей жизни.
Дверь открылась, и на террасу вышли Аарон и Лорейн. Они выглядели элегантными и красивыми. Они только что прошлись по магазинам и, конечно же, выезжали только затем, чтобы их вместе увидели окружающие. Аарон поздоровался со всеми и при этом слегка коснулся руки Лорейн.
Все ответили на приветствие, но у каждого при этом было свое, особое выражение лица. Рубен деланно улыбнулся пришедшей парочке; Дорин уставилась на них с наигранной любовью и некоторым пафосом; во взгляде Джонни Уэллса отразилось глубокое отвращение; Гарри Краусс, казалось, был смущен. Джолин смотрела на хорошенькую психованную особу с ужасом, а Си — мигая, стараясь скрыть собственную ярость и ревность.
Казалось, опустившуюся на террасу неловкость можно было потрогать на ощупь. От Аарона словно исходило такое же бело-голубое сияние, что и от сверкающего вдали Пэрриша.
— Мы прекрасно развлеклись в городе, — мягко сказал он. — Рад видеть тебя, Джонни. Как дела?
— Хорошо, Аарон, — ответил Уэллс.
— Гарри, — сказал Аарон с вежливой улыбкой. — Поддержи сейчас моего отца. Не давай ему глупо выглядеть.
— Я буду иметь это в виду, Аарон.
— Возьми себе лимонаду и пирожных, Аарон, — сказал Рубен.
— Спасибо, отец, — ответил Аарон, — но Лорейн и я очень измотались. Мы просто забежали, чтобы увидеть вас, прежде чем пойти спать.
Лорейн рассеянно смотрела вокруг и сладко улыбалась. Со времени происшедшей с ней трагедии она научилась избегать прямых встречных взглядов. Потом она с покорным ожиданием подняла глаза на Аарона.
— Всем спокойной ночи, — сказал Аарон и предупредительно пропустил Лорейн через раздвижные двери.
Рубен допил бокал.
— Я должен отдать должное Аарону, — сказал он. — Он классно уладил тяжелую ситуацию. Оставил Лорейн при себе. Только посмотрите, как он вывел ее сегодня в город, пусть только кто-нибудь посмеет что-то сказать. Всем продемонстрировал, что он настоящий Хейг. Вот что нам надо.
