Это внутреннее побуждение, естественное побуждение нашей любви.
Нашей человеческой любви, нашей родственной любви, нашей сыновней любви.
Есть Церковь торжествующая, Церковь праведников на небесах; мы должны постараться попасть туда. И не нужно этого скрывать. Изображать из себя скромников. Мы должны стараться, мы должны просить Бога о том, чтобы к ней принадлежать. Таков закон; таков устав. Общий. Мы должны их молить, а пока мы должны их молить за других и за себя, и незачем этого скрывать, молить их за других, членов Церкви страдающей и Церкви воинствующей, за других, живущих на земле, и за себя, и за других, пребывающих в мире ином, просить их заступничества, просить, чтобы заступились они за всех других и за нас, за всех членов Церкви страдающей и Церкви воинствующей. Чтобы позже быть с ними. Среди них. Чтобы быть с ними и как они. Это не только закон и устав. Это ещё и наше внутреннее побуждение. Это ещё и сама наша любовь. Это ещё и само причастие. Это наше внутреннее побуждение.
Это внутреннее побуждение, естественное побуждение нашей любви. Побуждение нашего милосердия.
Нашей человеческой любви, нашей родственной любви, нашей сыновней любви, нашего милосердия.
Есть еще вот какое различие. И оно — основное. В нем — всё. Те, кто принадлежит к Церкви мучеников, уверены в том, что вступят в торжествующую. Мы же не уверены ни в чем. Потому что мы — до. Абсолютно ни в чем.
Потому что Бог еще ничего не решил о нас. Еще не направил. Не разделил.
Не послал по одной из трех троп. По одному из трех путей. По одной из двух дорог.
Такова суть причастия, такова жизнь трех живых Церквей. Но не существует Церкви мертвой. Не существует Церкви, которая бы не причащалась.
Которая не была бы Церковью, которая, стало быть, не была бы Церковью. Нет Церкви мертвой.
Молчание.
Дитя мое, милая моя девочка, Господь милосердный положил пределы. Нужно трудиться, нужно молиться, нужно страдать, не выходя за положенные Господом пределы. Он приемлет страдания наши в этом мире ради спасения душ, сбившихся 'с пути истинного. Но Он не допустил, чтобы муки адские служили спасению душ; Он не принял бы, ради спасения душ, сбившихся с пути истинного, мук в мире ином. Нет Церкви мертвой.
Жаннетта
Просто:
– Сколько же тогда напрасных страданий.
Госпожа Жервеза
– Бедное, бедное дитя, что ты говоришь.
Жаннетта
– Сколько же в мироздании напрасных мук созданий Божиих.
Госпожа Жервеза
– Дело не в том, чтобы страдать. Если бы дело было лишь в том, чтоб пострадать, кто ни страдал бы. Кто ни страдает.
Молчание.
Есть страдание полезное и страдание бесполезное. Страдание плодотворное и страдание бесплодное.
Молчание.
Вот почему всеобщий наш Учитель…
Жаннетта
– Господь наш, Господь наш Иисус Христос.
Госпожа Жервеза
– Учитель, передающий нам умение, всякое умение, и то и другое умение, умение повелевать и умение учиться, умение властвовать и умение перенимать ремесло.
Жаннетта
– Господь наш, Господь наш Иисус.
Госпожа Жервеза
– Уж Он–то должен был уметь. Это Его ремесло. Спасать. Это Его занятие. Он должен был уметь. Он — наш Учитель в деле спасения. Вот почему всеобщий наш Учитель, Сын Человеческий, умевший платить своим страданием, пожелал заплатить за спасение наших душ любым страданием, действенным, вплоть до мук искушения, но Он никогда не доходил до того, чтобы платить бесполезным страданием, муками греха. Спаситель пожелал заплатить всеми муками людскими; так было условлено, так было договорено. Он вочеловечился, и муки Его тоже стали муками людскими, страданиями чисто человеческими. Но Он не пожелал навлечь на Себя муки вечные; это бессмысленно, это непостижимо, это абсурдно; это было бы богохульством, даже вообразить себе такое — значило бы совершить безмерное богохульство; это значило бы совершить неслыханное святотатство; ибо Он знал, что даже Его муки адские, даже Им испытанные муки адские не могли бы послужить нашему спасению.
Нет, безумие даже допускать такую мысль.
Безумие даже допустить такую мысль. Допускать, чтобы она даже промелькнула в голове.
Это чудовищное святотатство. Чудовищное искушение. Это больше, чем святотатство.
Это неслыханное искушение.
Ужасающее богохульство.
Жаннетта
– Возможно ль, чтобы было столько мук напрасных.
Госпожа Жервеза
– Это тайна, дитя (словно делая признание): величайшая тайна творения. Это даже большая тайна, чем само Воплощение и Искупление, чем тайна Воплощения и тайна Искупления. Ведь Страсти Христовы — по крайней мере видишь, ради чего они. И Воплощение разъясняется Искуплением.
Жаннетта
– О, если нужно, чтоб спасти от вечного огня Тела усопших грешников, безумных от страданья, Предать страданьям человеческим мое надолго тело, Мое, Господь, страданьям тело предназначь;
И если нужно, чтоб спасти от вечной Утраты Души проклятых, безумных от Утраты, Предать страданьям человеческим мою надолго душу, В страданьях человеческих она пусть далее живет.
Госпожа Жервеза
– Умолкни, сестра моя: ты богохульствуешь; Коль скоро Сын Человеческий в свой смертный час Вскричал сильней, чем грешник окаянный, от чудовищной тоски,
И вопль тот резал ухо, как божественное богохульство, Значит Сын Божий знал.
Почему же, спрашивается, издал Он этот ужасный вопль. В самом деле, почему?
Все тексты категоричны, именно в этот момент издал Он ужасный вопль.
Так, почему же, спрашивается, издал Он в этот момент ужасный вопль. [367]
Ведь все предполагало совершенно обратное. Он должен был быть доволен.
Все было кончено.
Все свершилось.
Чаша испита.
Его страсти закончились; его воплощение было, считай, закончено, завершилось; страдания испиты; завершились; искупление осуществлено. Завершилось.
Оставалась лишь формальная (для Него) смерть.
Искупление было закончено и увенчано;
увенчано терниями, высшим венцом.
Именно в этот момент Он должен был, Он должен был бы быть счастлив.
О, любимейший Сын, который вновь обретал Отца; Сын возвышенной любви, который восходил на небеса, Сын среди всех сынов, который возвращался к Своему Отцу,
Блудное Дитя, блудный Сын единокровный;
О, любимейший Сын, который возносился к Своему Отцу.
Отчего бы, спрашивается, Ему кричать в этот момент. Все как раз подходило к концу.
Закончился срок Его человеческой жизни; Он покидал тюрьму ради чертога славы; Он возвращался в дом Своего Отца.
Словно путник на исходе странствия,
Он завершил свой земной путь;
Он испил чашу своего иерусалимского странствия.
Словно усталый путник на исходе странствия Он видел дом.
И словно жнец на исходе дня В руки Своего Отца высыпал Он заработанное; Словно усталый жнец на исходе жатвы В руки Своего Отца высыпал Он заработанное, Души праведников, которые Он искупил, Заработок, давшийся ему так тяжело.
Души святых, которые Он освятил. Души праведников, которые Он сохранил. И души грешников, которые Он оправдал, трудясь не покладая рук.
Которые Он подобрал, словно упавшие колоски. Которые Он оправдал своими деяниями.
Души праведников, которые Он заработал за день, словно поденщик.
Словно жалкий батрак, который работает на фермах. Словно бедный работник, который трудится не разгибая спины. Все то, что Он собрал.
Все те души, которые Он смог собрать, старательно трудясь. Целую охапку.
Все, что Он мог удержать обеими руками. Не тратя зря времени. Потому что это было время Его хозяина. Его Отца, который был Его хозяином. Все, что Он мог удержать обеими руками. Своими вечными руками.
Души праведников, которые Он наполнил благоуханием своих добродетелей.
Целый букет, целый пук, целую охапку, целую связку, целый сноп душ.
Столько, сколько он мог удержать в обеих руках. Столько, сколько он мог удержать обеими руками.
Он был словно сын на исходе дня; Его Отец ждал Его, чтобы наконец Его обнять; Вечный поцелуй скоро омоет Его чистый бок; Отеческий поцелуй омоет Его чистый лоб; Вечный поцелуй Его Отца омоет Его живые раны, Освежит Его живые раны,
И Его голову, и Его бок, и Его ноги, и Его руки. Вечный источник,
Вечная, чистая вода ждала Его живые раны.
Вечный поцелуй запечатлеется на его боку; Отчий поцелуй коснется его лба.
Он покидал дом земной ради дома небесного; Дом временный ради дома вечного.
Он вскоре должен был вернуться в свою вечность.
Задача Его была выполнена и труд Его завершен. Закончился срок Его земной жизни.
Ангелы ждали Его, чтобы устроить Ему радостную встречу.
Ангелы ждали Его, чтобы омыть Его живые раны.
