Ангелы ждали Его, чтобы омыть Его живые раны.
Ангелы ждали Его, чтобы промыть Его живые раны.
Чтобы промокнуть Его живые раны.
Чтобы наложить Ему повязки.
Ангелы ждали Его, чтобы омыть Ему раны.
Ангелы ждали Его, чтобы ополоснуть Ему раны.
Чтобы промокнуть Его живые раны.
Пять повязок для пяти Ран.
Из тончайшего полотна.
Из льна.
Но уже слегка поистертого. Потому что так нежнее. Вечный источник для омовения Его ран.
Ангелы ждали Его, чтобы принять Его из наших рук, Чтобы восславить имя Его и пропеть Ему аллилуйю; Чтобы омыть Ему бок; чтобы омыть Ему руки; Ангелы ждали Его, чтобы ополоснуть Ему, чтобы омыть Ему Его раны;
И кровь с Его рук, и кровь с Его ног;
И раны от гвоздей на руках Его, и раны от гвоздей на ногах Его.
Как Он омыл ноги учеников своих
Так ангелы омоют ноги Его.
Ноги Учителя.
И не только ноги.
Но, как просил когда–то Петр.
Симон Петр.
Не только ноги, но и руки и голову. [368]
Как когда–то омыл Он ноги своим ученикам.
Это было в потаенной горнице.
Где царил покой.
В комнате для вечерней трапезы.
Совершенно потаенной, где еще царил покой.
А теперь это будет на небесах.
Впредь это будет на небесах.
Отныне.
Духи ждали Его после смерти тел;
И чистые духи — чистыми после тел плотских. И тонкие духи — чистыми после смерти плотской, после смерти грубой.
И тонкие духи — чистыми после грубых тел. Странное таинство.
Духи ждали Его, чтобы омыть Ему Его тело. Словно они представляли себе, что такое тело. Словно они знали, что такое тело. Словно это их касалось. Странное таинство.
Совершенно очевидно, что это было именно Его тело.
Его престол ждал Его по правую руку Отца. Он был цесаревичем, восходящим к Царю.
Ведь он собирался вернуться в Свою вечность, Он вот–вот должен был вернуться в Свою вечность, И именно тогда, все тексты совпадают, все тексты указывают точно, что именно тогда Он издал тот ужасный вопль. Отправляясь снова в свою вечность.
После несчетного множества лет, после несчетного множества веков одно–единственное деяние Приуготовляло дом материнской славы.
После долгого странствия входил Он в Свой дом.
После такой битвы — вечный мир; После такой войны — вечная победа; После такого унижения — вечная слава; После такого умаления — вечное возвышение; После такого оспаривания — бесспорное воцарение.
Ты понимаешь. Все было кончено. Он отправлялся к Себе. Он возвращался к Себе. Ему оставалось лишь вернуться к Себе. Он уходил отсюда. Издали Он видел вновь дом своего Отца. Он вновь видел также свой здешний дом. Другой дом, дом своего приемного отца.
Он вновь видел жалкую колыбель Своего детства, в которую Его тело было положено в первый раз. Пеленки на соломе и бык, и брюхо Осла, и дары пастухов и волхвов.
Жаннетта
– Он родился в Вифлееме в бедном хлеву.
Госпожа Жервеза
– Дары, которые Ему принесли пастухи и волхвы. Он вновь видел жалкую вифлеемскую колыбель,
В которую Его тело было положено в первый раз; Дары, которые Ему поднесли, которые Ему подносили пастухи и волхвы.
Вифлеем, Вифлеем, и ты, Иерусалим. Жизнь, начавшаяся в Вифлееме и закончившаяся в Иерусалиме. Жизнь, заключенная между Вифлеемом и Иерусалимом. Жизнь, вписанная между Вифлеемом и Иерусалимом. Он вновь видел жалкую колыбель своего детства.
Жизнь, начавшаяся в Вифлееме и вовсе не закончившаяся в Иерусалиме.
Пеленки на соломе были собраны для стирки; На смену была приготовлена другая стопка пеленок. Простершись ниц, пастухи дарили шерсть.
Шерсть своих овец, дитя мое. Шерсть овец того времени. Такую же шерсть, как та, что прядем мы.
Жаннетта
– Такую, как эта.
Госпожа Жервеза
– Волхвы подарили золото, ладан и смирну. Золото — как своему Царю.
Жаннетта
– Ладан — как своему Богу.
Госпожа Жервеза
– Смирну — как смертному человеку.
Жаннетта
– Который однажды будет умащен благовониями.
Госпожа Жервеза
– Волхвы Гаспар, Мельхиор и Валтасар. [369]
Жаннетта
– Гаспар, Валтасар и Мельхиор, волхвы.
Госпожа Жервеза
– Все это происходило под ясными небесами. Ангелы в ночи образовали хороводы.
Ангелы в ночи пели, сплетаясь в венок, словно цветы. Над пастухами, над волхвами. Ангелы в ночи пели вечно.
Под добрыми, под юными, под вечными небесами. Под твердью, которую назвал Он небом [370]
Словно цветы песнопения, словно цветы гимна, словно цветы молитвы, словно цветы благодарственного молебна.
Словно распускающиеся цветы, словно распускающаяся листва, завязывающиеся плоды молитвы и благодарения.
Все это происходило под хорами ангелов. Все это происходило под добрыми небесами. Гнезда в ночи блестела словно шляпка золотого гвоздя. Звезда в ночи блестела вечно, звезда в ночи — словно золотая булавка.
Жаннетта
– Появилась звезда, взошла звезда, которая не взойдет уж больше никогда.
Госпожа Жервеза
– Как все маленькие дети, Он забавлялся картинками.
Совершенно неожиданно:
Вопль, который звучит еще во всем человечестве;
Вопль, от которого пошатнулась воинствующая Церковь;
В котором Страдающая узнала свой собственный ужас;
Которым Торжествующая поверила свое торжество;
Вопль, который звучит еще в сердцах всех людей;
Вопль, который звучит в сердцах всех христиан;
О, кульминационный крик, вопль вечный и непреходящий.
Крик, словно Бог, подобно нам, впал в грех;
Словно даже Бог пришел в отчаяние;
О, кульминационный крик, вопль вечный и непреходящий.
Словно даже Бог, подобно нам, впал в грех.
В грех самый тяжкий.
Грех утраты надежды.
Грех отчаяния.
Словно Он согрешил сильнее, чем два разбойника, распятых по бокам; что выли смертным воем, как две тощие собаки.
Разбойники те выли лишь воем человеческим;
Разбойники кричали лишь человеческим предсмертным криком;
И брызгали лишь человеческой слюной:
Один лишь Праведник издал вопль вечный.
Но почему же? Что с Ним было?
Разбойники те исходили лишь воплем человеческим:
Они ведь познали лишь человеческую смертную тоску;
Они вкусили лишь человеческую смертную тоску.
Один лишь Он мог вопль сверхчеловеческий издать;
Один лишь Он, сверхчеловеческой тоской пронзенный.
Вот почему разбойники издали лишь крик, который затих в ночи.
А крик, который Он издал, будет звучать всегда, во веки вечные, крик, тот, который не затихнет уж никогда во веки веков.
Ни в одну из ночей. Ни в одну из ночей времени и вечности.
Ведь разбойник слева и разбойник справа
Чувствовали лишь гвозди в ладонях рук.
Что причинял Ему удар римского копья;
Что причиняли Ему удары молотка по гвоздям;
Вонзающиеся гвозди, пронзающее копье;
Что причиняли Ему гвозди в ладонях Его рук;
Гвозди, вонзающиеся в ладони обеих Его рук;
Его горло, которое болело. Которое сохло. Которое горело. Которое саднило.
Его пересохшее горло, жаждавшее воды.
Его пересохшая гортань.
Его гортань, жаждавшая воды.
Его левая рука, которая горела.
И Его правая рука.
Его левая нога, которая горела.
Его правая нога.
Потому что Его левая рука была пронзена.
И Его правая рука.
И Его левая нога была пронзена.
И Его правая нога.
Обе Его руки и обе Его ноги.
Обе Его бедные руки и обе ноги.
И Его бок, который жгло, будто огнем.
Его пронзенный бок.
Его пронзенное сердце.
И Его сердце, которое жгло, будто огнем.
Его сердце, испепеленное любовью.
Его сердце, истерзанное любовью.
Отречение Петра [371] и римское копье;
Плевки, оскорбления, терновый венец;
Бичующая трость, тростниковый скипетр;
Крики толпы и римские палачи.
Пощечина. Ведь Он впервые получил пощечину.
Не закричал Он от удара римского копья;
Не закричал Он от вероломного поцелуя; [372]
Не закричал Он и от урагана брани;
Не закричал Он от римских палачей.
Не закричал Он от горечи и неблагодарности.
Вкус горечи в горле.
В гортани.
Горло сухое и горькое от горечи.
Сухое от проглоченной горечи.
Сухое, горькое от проглоченной неблагодарности.
Людской.
Горькое, сжатое удушьем от проглоченного.
Сжатое удушьем от волн неблагодарности.
Сжатое спазмом от проглоченного.
Больше Он уже не заговорит иносказаниями.
Не закричал Он при виде лица вероломного;
Не закричал Он при виде лиц хулителей;
Не закричал Он при виде лиц римских палачей.
Так почему ж тогда Он закричал; при виде чего Он закричал.
