они, что ли?» — не могла я понять, так как спиртным не пахло.
— Грибы! — весело объяснил свое состояние Федор. — Машрумзы.
Вся послеполуденная съемка была испорчена голландскими грибами.
Вечная загадка Страдивари
В 1995 году по Первому каналу прошел мой фильм «Вечная загадка Страдивари». Этот документальный фильм я как сценарист и продюсер снимала в Кремоне, на родине Страдивари, в шестидесяти километрах от Милана. Работа над фильмом была невероятно увлекательна. Незадолго до этого на острове Итуруп в Сахалинской области в коммунальной квартире была обнаружена и конфискована старая скрипка с клеймом «Страдивари».
Наша съемочная группа вместе со специалистом по скрипкам вылетела на Сахалин. Если это был подлинный Cтрадивари, находка обещала стать настоящей сенсацией. Работы гениального итальянца стоили на аукционах «Сотбис» более миллиона фунтов стерлингов.
Когда я звонила на Сахалин и интересовалась подробностями находки, мне сказали, что обнаружил ее участковый милиционер, который явился разнимать дерущихся в одной из коммунальных квартир. Драка началась из-за старой скрипки: один из жильцов собрался продать ее японцам, заломив страшную сумму — аж девять тысяч долларов, а его сожительница настаивала на том, что он — чудак, и «за такую скрипку» надо требовать с «узкоглазых» как минимум десять тысяч. Словом, передрались они до крови, а соседи на шум вызвали участкового.
Путь до Сахалина неблизкий. И пока мы туда летели, бурно работающее воображение выстраивало гипотезу за гипотезой — одну увлекательнее другой. А на подлете мне вообще стало казаться, что эта скрипка могла принадлежать даже адмиралу Колчаку, страстному любителю музыки, поезд которого был разграблен большевиками на бескрайних просторах Сибири. Специалист по скрипкам из музея Глинки мою гипотезу не отверг, и наша съемочная группа была готова к любым неожиданностям.
Скрипка, до выяснения всех обстоятельств дела, находилась в сейфе тогдашнего губернатора Сахалинской области. После тщательного осмотра «этикетки» — так специалисты называют то, что мы, обыватели, считаем «клеймом», был вынесен предварительный вердикт — копия, или, как выразился Николай Николаевич, «реплика».
— Реплика Cтрадивари начала XIX века, выполненная скорее чешскими мастерами, — произнес он. — Чехи особенно точно воспроизводили «аматизы» (от Амати), но «страдивариусы» — это тоже был их конек.
«Конек-то конек, — подумала я, — но сенсации не случилось». Однако расстраиваться долго я не собиралась, поскольку фильм задумывала как рассказ о том, как рождается звук в маленьком инструменте, способном найти дорогу к любому сердцу. К тому же впереди нас ждала родина скрипичных гениев — Кремона. Город, где творили Амати, Гварнери и, конечно, Страдивари.
Рассказывали, что однажды, в далекие времена, со дна затонувшего корабля были подняты, помимо драгоценностей, футляры с музыкальными инструментами работы Страдивари. Конечно, когда их открыли, там лежали только расклеившиеся составляющие скрипок: верхняя дека, нижняя дека, обечайка, смычок с неистлевшим китовым усом.
Но каково же было изумление очевидцев, когда очищенные, просушенные и склеенные инструменты вновь зазвучали в руках скрипача. Глубоко потрясенные, они говорили о Страдивари как о боге звука. Звука, выжившего даже в морских глубинах и победившего всеразрушающую стихию.
Южно-Сахалинск, 1995 год. Скрипка оказалась поддельной, и весь сценарий фильма, лежащий рядом, пришлось переписывать
У Гумилева есть удивительное стихотворение о сути творчества:
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас зачинателя игры! Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей. Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад, и когда горит восток. Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьиВ горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело, В очи глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищИ погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
Так вот, мне в Кремоне предстояло снять фильм о человеке, одержимом скрипками.
Дело было непростое. Итальянцы (особенно в провинции, а Кремона считается безусловной провинцией) не говорят ни на каких языках, кроме родного. Я предвидела здесь большие трудности. Денег на фильм о скрипках я «подняла» (как говорят продюсеры) немного. Билеты на Сахалин, перелет в Италию, проживание съемочной группы, зарплата, аренда техники — все приходилось учитывать. И по смете у меня никак не получалось «ужаться», чтобы освободить деньги на переводчика.
Выручил, как всегда, русский авось. Уже перед самым отлетом я позвонила нашему эксперту по скрипкам Николаю Николаевичу, и он мне дал имя скрипичных дел мастера, уехавшего из Советского Союза в Италию.
— Кажется, он уехал в Кремону, эмигрировал давно. Где он, как живет — ничего не знаю. Записывайте его имя, фамилию — Александр Крылов. Вдруг повезет, — утешил он меня в ответ на сетования по поводу переводчика.
Приехав в Кремону, я решила пойти в музей скрипок или найти музей Страдивари. И уже там спросить о Крылове. Но оказалось, что итальянцы, когда я к ним обращалась со своей тирадой на английском «Excuse me, could you please tell us how to get to the violin museum, if there is one in your town, or to the Stradivarius museum
