От метро «Чернышевская» — шаг. По его словам. Нет, на великана он не тянет, рост средний, и вообще… Полусерб, полу чех. Оноре де Бальзак. Бывал когда-то, да смазалось. Вот и ищи его Войнова, 10. В морозном тумане. Э, батенька, сыт баснями. Будь я у него час назад, и то — труба. Где шёл, какой улицей, мимо каких домов, магазинов — убей. Сплошное белое пятно, а в нём вроде бы и бетонные столбики, вроде бы и ворота, всегда нараспашку, унылый двор, неказистая дверь. Я ориентируюсь. Уникальная способность. В двух соснах. Так, поболтать о материях. Дворником, шевелюра, пиджак, брюки, бахрома пол метёт. Шкаф ломится, рукописи, квасится в собственном соку.
Сварганит чаек. Николай, Николай, сиди дома, не гуляй. Нева — саван, свинец. Ладненько.
Зоратустрим, голубоглазая бестия? Буквы едва брезжут, не рассветёт никак, под копирку, пятый или шестой лист. Бессонница горбится над столом, завесясь махоркой.
Мужской монастырь нас с тобой зовёт, чижик. Лавру видно, сквозь грусть, сквозь черную пыль и бензин.
Приберег ко второму пришествию. Вилкой в зубах ковырять негоже. Нет-нет да и схватится с гримасой за щеку. А к стоматологу — арканом. В обществе себе подобных, я не в счёт, хранит рот в гробовом молчании. У него сестра Аня, мать. Я похудел, волнения, пятое-десятое. Он — утёс посреди бушующих волн, само спокойствие, брюшко с четвёртой дыркой в ремешке спорит.
Старая история, старая. Трафальгар, тра-та-та. Ядра ржавеют, мортира. Оба цели, зоркость орла, хоть на мачту. У глазного нижнюю строчку… Суворовский. Ничего не пойму. Я на Невский ехал. Что там за беломраморное видение? Смольный? Он самый. Каким колесом меня занесло? Вскочил наверное в номер, а какую-нибудь цифру и проглотил вгорячах. Шуба, шапки. Просветлело. Не зря, значит… Как баба. Что-то я в эту зиму не то, чтобы ослаб… Дерни посильней и — вдребезги.
Сырой снегопад на Мойке. Купол Казанского. Нет уж, черепаха, раз пошли, так будь добр, переставляй лапы. И повалило, повалило — лавиной, нос, ресницы, дома, мост, «Висла». Синий плащ, капюшон, бледная, безбожная, махнула рукой. Стряхнул сугроб с шапки и побежал вниз по ступеням.
В мире-то тесно, а в городе — и не заикайся. Ресторан «Адмиралтейский». На какой я теперь посудинке? Датеперья, знаешь — суша, моряк в седле. Пироги. Как же его фамилия? Симанюк? Татарцев? Якоря. Коктейль «Белый медведь». Шампанское с коньяком — еще курсантские его замашки. Галстучек. Глазго. Встречал ли я кого из ребят? Магомет с Магометом. На круги своя.
Рафаэль, темно. Лиза, тройка, семёрка, туз. Так мы никогда не выберемся. Выход там… Галерея героев. Из собрания. Но зачем же попирать мёртвый картофель? Голова Олоферна. Квадратный морозный рот, Нева, Биржа. Ангел с черным лицом, весь я не умру, лес статуй. С этакой каруселью в голове… А что?.. Нарвские ворота. Карфаген, Троя.
Не зря змея снилась. Трамвайному парку требуются кондукторы. Спасательный круг. Что у него там? Пустые бутылки? Кошелёк с деньгами на тротуаре не попадается. Ты да я да мы с тобой. Компанийка. У неё не всё клеится. Утешительного — с гулькин нос. Голос грустный. Чего я от неё хочу? Ничего я не хочу от неё. Гуляем. Канал в снегу. Казанский тускло-сливовый, и небо это… Каркай, каркай. Оно и к лучшему. Лицо у меня… Мёрзлый лимон. Татищев, с ятями. Такой опущенный, можно подумать — навек. Денька три. Стрелой, туда и обратно, привезёт шорох подошв с Красной площади.
Без чая — хоть плачь. Её поезд ночной. Опять напутаю. Прибытия, отбытия. Лук, чеснок. Часы ткут паутину наших встреч. Часы-паук, чуткие лапы. Чтение, считать в уме до тысячи. Бессонницу этим не поборешь, попробую вечерний бег. Поздно креститься. Гром грянет, подкатывается, бормочет уже. Знаю я… Ясно. Симптомы, испугом не обойдётся. Тот, на Гривцова — санитар… Влип. Чёрная муха. Кожура мандарина, пожар, ку-ка-реку. Вагон шестой.
Господи, укрепи. Гомеопатическая. Аничков. Ржанье. Кони, кони, ах вы, кони. Не юноша, а туда же. Глаза ввалились, прикусил язык — до Восстания. Глупо, а вот… Не гонит, и то… Блаженный, юродивый… Прямой нос — находка. В чухонском городе. Она взяла свой с камеи Гонзаго. Мой валенок рядом с Афиной-Палладой, и весь город нас видит, взирает на эту парочку. А я и рад. Да чему ты радуешься, жужелица?
Толпа, косоротая. — Чей ребёнок? — кокарда продирается. С ума они все сошли!.. Бим-бом, кошкин дом. Своих дел… Литовский. Новая почти, с погонами капитана второго ранга. Даром. Зачем мне шинель? Кураги, чернослива, изюма, варенья из айвы, хурмы, халвы. Обыкновенной картошечки волосовской. Лицо в оправе. Своей рукой. Тамбур, стачка. Трясёмся. Да вспыхивай ты, сырая сера! Это мы куда? Из города поскорей или — покорно, смиренно, поджав хвост, обратно — в камни?..
Заведём попугая. Зелёного попугайчика и научим: дайте на пропитание бедному попке. Попка подохнет. Гости размякнут, насуют денег в прутья. Гору денег. Вот и прокормимся. Пропопугайничаем до марта, а там — солнце греет и глядеть веселей. Сумерки, идеи у нас, сама не знает — что надо. А я знаю?.. Стекло, тонкое. Стекло это — я.
Сто рублей. Варшавский. Чугунная рука далеко видна. Трамваи ходят, как ни странно. И по Обводному, и везде. Год не ходили, а то и два. Вообще-то не ожидал. В ушах у меня ещё полевой ветер свистит. От лыж. Не смеши… Спортивный значок. Спартак. Спартанец, привычка — вторая натура.
С одних колёс пересел на другие. Четырнадцатый, черепаха, тащится. Если бы домой, а то… Чучело, пугало, врёшь ты всё… Щорса?
Сиротливая сигаретка в мрачной продувной парадной. Дым, туман… Жильцы дома, экзотические аквариумные рыбки, тычутся тупыми носами в борта моего пальто, взирают робко, шевеля жабрами, молят: скорей, скорей! А то умрем… Простите, рыбки, не за того принимаете. Ваш хозяин не я. Ошибочка. Не я, кто-то другой обязан приносить вам корм.
Левако — два звонка. Медная дощечка. Глухо. Не подходят. Дома нет. Что ж такого. Нет дома. Придёт.
Лай на лестнице. Резкий, как в туннеле. Мопс, злоба. Мопсик, не лай. Пожалуйста. Очень тебя прощу. У меня в ушах скрипка, а не барабан. Сяду тут на ступень, возьму смычок — собственный позвоночник. Струны — нервы. Что вам сыграть? Шуберта?
Нацарапал отчаянные вопли, сунул в дверную щель. Левако всегда выручал. Скорая помощь, латинский словарь, глаз-стеклорез. Где шатается…
Кошевого. Облачко над ртом. Испаряйся. У меня много. Всякое дыхание хвалит… Руслан и Людмила. Коробища. Вот бы… Да на какие шиши. Хорош. Из пальца высосать? Как я покажусь с голыми руками на Новый год? Еду, еду, не свищу, а наеду — не спущу.
Московские дни её надломили. Бодрую её ось. Что-то с ней такое… шоколадный дед мороз. С ликёром. Дорожный шампунь. Мылась в ванне, а вокруг дохлые рыбы кверху брюхом плавают. К чему бы это? Паникёр, один в поле воин. Афиши, афиши. Музыку любим. От музыки без ума. Э, да у тебя плешь светится, волшебный стрелок! Полянка, лес дремуч, за стволами… Земную жизнь — до половины… Достал вот. Да оттуда. У кассира из зубов вырвал.
Хрустальная, синенькие, зелёненькие. Скрип, серьги, гриф, подбородок. Не партер, а страна озёр. Так на то они и лопари, чтобы лопотать. Мы из Суоми — раз моргнуть на автобусах. Не мни. Сам Темирканов. Палочка не машется, ещё не проснулась. Даже к финским скалам бурным обращаюсь с каламбуром. Слушал не слушал. Медведь во фраке, Собакевич, манжеты-флажолеты, опрокинет пюпитр. Ёрш в горле, прокашляться бы. Шипят. До еле…
Никакая не луна. Сочиняй. Подышим до Техноложки. Так судьба стучит в дверь.
У неё отец эстонец, хутор, ни слуху, ни духу. А мой? Спит под крестом на горе. Крепко спит он. А над ним метель, метель. Он в той метели. Его высокий, в залысинах лоб, у него тост. Вот я к нему и поднимаюсь. Каждую зиму поднимаюсь. Один.
Февральский стакан в руке моего отца не расплеснётся; чтобы жизнь беда полная; толстые, румяные губы, пилотка…
Зря. Сам я на грани. Тоже такой. Родился бескожий. Растили ложкой рыбьего жира.
Боюсь провалов, память — ужас… Поэт, муза, на холмах Грузии, я помню чудное мгновенье, я вас любил, мчатся тучи. Медный всадник, тиха украинская ночь, площадь Искусств, плоды любимых дум, не дай мне бог сойти с ума, есть в мире сердце, где живу я, он слаще всех жар сердца утолит… Забуду. Вылетит из головы. Как воробышек. Порхнёт, и нет ничего.
Этот мамонт ещё не вымер. Розовые твои очки, а в них торгаши, рынок, семечки лузгают. Пирожки на Сенной. Не совет. Какой я советчик. Предупреждение. Одна и та же чепуха. Студенты, солдаты. Безрассудная, угорелая. В этой толпе пустых глаз. Дыр с зевотой.
Ватные штаны в Апраксином. Орешки, отборные, идут в ногу с похоронным маршем. Весёлые ребята. Потёмкин. Волга-Волга. То ли волхв, то ли волк. Чело. Притча во языцех. Блатное местечко не валяется. Знает одного человека, так он теперь миллионер.
Махровый халат, мокрые, окрашенные хной… Шитье, что-нибудь. Шалтай-болтай. Сегодня — мед, завтра — яд. Принимай за чистую монету. Запальчиво, с вызовом, подбородок, мрачная, торжественная. Ай, как мы грозны! Мечем молнии. А в чём я виноват? Что не халдей? Гороскопы не по моей части, знаете. Что у неё на роду — топором не вырубишь. Изменить не в моих силах. Долю, дольку. Не в компетенции. Распределением не заведую. Тем дворцы, этим — шалаши. Кто ж спорит. Шушера. Соломки подстелить…
