– Кто там? – послышался из квартиры надтреснутый старческий голос.
– Твой зять из тюрьмы вернулся… Открывай, вертухайская рожа!
Дверь раскрылась. На пороге стоял жилистый дедок с впалыми висками и слезящимися голубыми глазками. Скрюченные полиартритом пальцы сжимали пластмассовое цевье игрушечного автомата.
– Что – с «чалки» выломался? – неузнавающе глядя на гостя, спросил старик.
– Зачем «выломался»? – скупо улыбнулся Миша. – Отсидел от звонка до звонка. Ну, чего встал, как «барин» на утреннем построении? Дай пройду.
Скрипнула дверь дальней комнаты, и в прихожую выплыла какая-то незнакомая Кадру девушка в очень широком платье.
– Вау!.. Папик вернулся! – воскликнула она и тут же юркнула за половинку двери, стыдливо прикрывая живот.
– Ли-ида… – прошептал бывший зэк, глядя на почти взрослую дочь. – А выросла-то как… Почему ты не в школе?
– Так ведь каникулы! Ты, папик, не волнуйся, я в школе на хорошем счету, у меня только пятерки!
Только теперь Миша заметил, что дочь на последних неделях беременности. Нахмурившись, он обозначил движение снять брючный ремень.
– Та-а-ак, доченька… Значит, ты уже трахаешься? Может, еще и водку пьешь?
– Невиноватая я! – глядя честными глазами, вымолвила Ермошина. – Изнасиловали меня.
– Изнасиловали? – недобро прищурился Кадр. – И кто же?
– Потом расскажу… Извини, но мне очень больно об этом вспоминать, – пригорюнилась Лида.
– А мамка где?
– Нету больше мамки… Ее прошлой зимой грузовик переехал. Бухая была.
Сообщение о смерти сожительницы почти не взволновало недавнего арестанта.
– Та-а-ак… Вот оно что. Добухалась, значит. Туда ей и дорога. Наверное, с папашей своим, отставным «дубаком», и пила! – окрысился недавний зэк, недобро зыркнув на старика с пластмассовым автоматом. – А… наследник мой где?
– Ди-имка! Иди сюда-а! Наш папка из тюрьмы вернулся! – радостно крикнула дочь в открытую дверь.
Трудно было понять, в чем причина ее радости: то ли малолетка действительно соскучилась по отцу, то ли поверила, что он повелся на примитивную лапшу об «изнасиловании»…
Шестилетний Дима Ермошин появился спустя минуту. Слизывая острым розовым язычком блестящие на верхней губе сопли, он непонятливо уставился на отца, которого видел впервые в жизни.
– Ну, здравствуй, чипиздрик, – с неожиданной теплотой проговорил Миша, целуя ребенка в макушку. – Как житуха, пацан?
– Нормальненько, – степенно ответил малыш. – Только вот с деньгами полная жопа…
– Ну, блядь, сколько тебе еще повторять можно, чтобы ты при старших не выражался?! – делано возмутилась Лида, замахиваясь на брата.
– Зачем же ты так… – примирительно хмыкнул Ермошин, доставая из внутреннего кармана любимую правозащитную брошюру. – Пусть выражается. Вот, почитай, че тут написано. «Статья 19. Каждый имеет право на свободу мнения и его выражения»… Ладно, Лидка. Успеем еще навыражаться. А щас мою откидку будем гулять. Вот, держи филки, купишь бацилл и бухла. Полчаса на магазин, полчаса на готовку. Все, время пошло. А я пока с наследником за жизнь перетру. Да, Димон?
…С праздничным столом Мандавошка постаралась на славу: вернувшийся из тюрьмы отец внушал ей панический страх. От этого прожженного урки с прыщавой мордой и татуированными пальцами можно было ожидать всякого…
Луковой стружкой золотились огромные отбивные. Тонкие прозрачные драчены, щедро залитые сметаной, напоминали бело-желтые кружева. Благородный янтарь коньяка радовал глаз, а его крепкий витой аромат щекотал обоняние.
От обозримой еды и предстоящей выпивки Кадр немного поблагодушествовал. Выпить за обедом он уважал. Уважал и в другие приемы пищи, и между приемами тоже.
– Давай, вертухайская рожа, выпей за мою откидку… если с нами, преступниками, выпивать не западло. – Миша щедрой рукой налил коньяка отставному лагерному охраннику, который даже за праздничным столом не желал расставаться с любимым пластмассовым автоматом.
– На свободу с чистой совестью, – согласился старик и немедленно выпил.
– И с тобой, доченька…
– Так она ведь брюхатая, – на удивление здраво напомнил дедушка.
– Ничего, пусть младенец организм закаляет. На зоне пригодится.
Выпив стакан залпом, Ермошин вгрызся в еду, как изголодавшийся пес. Желваки комьями запрыгали за ушами.
– А теперь, Лидка, рассказывай, – приказал он с набитым ртом. – Кто тебя трахнул? В ментуру заяву кинула? Что там сказали?
– Изнасиловал меня один местный пацан. – Лида смиренно потупила взор. – Леша Сазонов.
Вилка с поддетым огурцом выпала из рук Кадра и с тихим дзиньканьем упала на пол.
– Кто?! – не поверил Ермошин. – Жулик, что ли?
– А ты его откуда знаешь? – «Жертва насилия» поразилась не меньше отца.
– Да он у меня тут, на этой хате, в гостях был! И не один раз! Забыла, да?.. – Помолчав, бывший зэк взглянул на дочь со все возрастающим недоверием. – Значит, говоришь, Жулик тебя трахнул? А ты мне, часом, порожняк не гонишь?
Лида не успела ответить – в прихожей длинно и грустно задзинькал телефон. Судя по тембру и продолжительности сигнала, это был или междугородный вызов, или звонок с мобильника.
– Я возьму. – Поднявшись из-за стола, Ермошин прошел в прихожую и поднял трубку.
В святой день возвращения его беспокоил тот самый клиент, который и заказал вертануть в этом городе одно дело. Точней – клиентша. Миша ни разу не видел ее в лицо, заказ был получен через цепочку посредников, и все последующие контакты поддерживались исключительно по телефону. Но даже этих переговоров было достаточно, чтобы подтолкнуть подрядчика к следующим умозаключениям. Во-первых, заказчица прекрасно знает город и, видимо, находится где-то поблизости. Во-вторых, она – явно не русская, потому как очень смешно коверкает слова, совершенно не выговаривая букву «р».
Поздоровавшись с Мишей и поздравив его с возвращением, звонившая деловито напомнила суть заказа: ей, мол, очень мешает один человек… Совсем мешает.
Впрочем, об этом Кадр уже знал. Оставалось выяснить кое-какие детали, а также договориться о сроках и порядке оплаты.
– Возьми пакету на вокзале в камеле хланения, – с комичным акцентом сказала заказчица. – Там фотогляфия, бумаска с адлесом и задаток, тысяця «зелених»… Запомни, позалуйста, номель и код яцейки…
– Запомню. – Информация о задатке заметно подняла Ермошину настроение. – Когда его надо сделать?
– Луцьсе всего сегодня вецелом. У него в девять цясова лабота заканчивается. Хоцеся полуцить остальное сегодня? Делай!
– Тогда еще две тонны «зелени», – сказал Миша, подумав.
– Есьи сделаеся – полуцися пьямо сегодня в камеле хланения, – на удивление быстро согласилась заказчица. – Удаци…
Бросив телефонную трубку, Миша задумчиво закурил. Конечно, ему совершенно не хотелось покидать праздничный стол. Но нерусская заказчица, судя по всему, была бабой напористой и, главное, денежной. Да и в заказе не было ничего сложного.
– Папик, ты скоро? – нетерпеливо спросила Мандавошка, выглядывая в прихожую; ей очень хотелось выпить, но делать это в отсутствие татуированного родителя она явно боялась. – Отбивные выдыхаются, коньяк остывает.
– Нескоро. Вечером догуляем, – сказал Кадр, поспешно натягивая куртку. – У меня дела. Никуда не уходи. Так ты говоришь, тебя Леха Сазонов трахнул? Вот вечером ты обо всем этом и расскажешь… Знаешь, Лидка, я в одной умной книге такие слова прочел: «Каждый имеет право на свободу мысли». А мысль у меня очень простая: если пургу прогонишь – я тебе матку через жопу наизнанку выверну. Вместе с младенцем. Усекла мою мысль?!
* * *
Узкая полоса грунтовки рельефно перечеркивала изумрудный луг. Белый «Кадиллак Девиль» стремительно мчался по ухабистому проселку, вздымая за собой шлейф пыли.
Голенков вел машину на удивление спокойно. Замечательный по красоте план, выкристаллизовавшийся у него сегодняшним утром в Ульяновке, постепенно воплощался в жизнь, и в плане этом не было ни единого изъяна. Схема будущего убийства была отстроена, как часовой механизм. Все стрелки автоматически сводились на Жулике.
Час назад Эдик позвонил Юрию Васильевичу и, стараясь казаться приветливым и спокойным, предложил встретиться в мотеле «Ракушка» неподалеку от поселка Седнев – мол, появилась кое-какая любопытная информация, но переговорить лучше за городом, чтобы не светиться. «Кстати, и Наташку мою прихвати, – как бы невзначай попросил он, прекрасно зная, что та не откажется от халявного ресторанного удовольствия. – Разговоров к тебе – на пять минут, а потом гулять будем!..»
Сразу после звонка Эдуард Иванович отправился в «Золотой дракон». И хотя на решетчатой двери подвала висел новенький замок, водруженный Коробейником позавчера, это не остановило директора ресторана. Замок был безжалостно сбит ломом: ведь новоиспеченному начальнику ГУВД было не суждено это увидеть. Из ящика, где покойный Нгуен хранил свой арсенал, бывший опер прихватил «АКСУ» с подствольником, «макаров» в заводской смазке и, подумав, – гранату «Ф-1». Миниатюрный дамский «браунинг» в счет не шел: это было оружие самозащиты.
