– Это пиры, - сказал Главный. - Они обеспечивают работу системы, которую вы называете Монолитом.
– Они живы? - спросил Журналист.
– Ну-у… - Главный запрокинул голову и грязными ногтями поскреб заросшую седой щетиной шею. - Смотря в каком смысле.
– Обалдеть можно! - криво усмехнулся Гупи. - Человек либо жив, либо мертв. И никакого другого смысла в этом нет.
– Хотите я докажу вам обратное?
– Ну?
– Вы согласны с тем, что полуживой это то же самое, что и полумертвый?
Гупи озадаченно почесал кончик носа. Он чувствовал, что в вопросе седого кроется какой-то подвох.
– Согласен, - ответил за него Журналист.
– Вот! - радостно хлопнув в ладоши, Главный указал на Излома пальцем. - А как нам известно из элементарной математики, если половины неких величин равны между собой, значит, равны и целые величины. То есть мертвый эквивалентен живому.
– Ну, что ты несешь? - недовольно скривился Гупи. - Чушь какая-то!
– Разве? - растерянно почесал щеку Главный. - А мне это казалось забавным.
– Сам придумал?
– Нет. Когда я бы студентом…
– Все! - Журналист показал Главному открытую ладонь. - Мы посмотрели на пиров, теперь хотим увидеть Монолит.
– А вам разве не интересно?..
– Нет!
– Даже если…
– Даже! Если!
– Ну, что ж, следуйте за мной.
Главный взмахнул пультом, будто волшебной палочкой, и свет погас.
И в тот же миг они снова оказались в коридоре с розовым кафелем. Не вышли через дверь, а именно оказались.
– Как долго человек служит пиром? - спросил Гупи.
– По-разному, - сделал неопределенный жест рукой Главный. - Среди тех, кого вы видели, есть еще те, с помощью которых запускали Монолит. Но время от времени кому-то требуется замена.
– И где же ты ее находишь?
– Не я, а Монолит. Новый пир сам приходит сюда, когда в нем возникает необходимость. Как пришли вы.
– Я уже сказал, мы пришли не за тем, чтобы стать пирами.
– Да, я помню, - кивнул Главный.
– Монолит находится выше? - пальцем указал на потолок Журналист. - Там куда тянутся провода от пиров?
– Да, - подтвердил Главный. - Прямо над залом с пирами.
– Значит, сейчас мы направляемся к лестнице?
– Нет, - качнул головой Главный.
– Нам же нужно подняться наверх.
– Мы уже наверху.
– Разве?
– Конечно.
Главный остановился, повернулся лицом к стене и пальцем нарисовал на ней вертикальный прямоугольник размером с дверь.
– Вы уже решили, что именно хотите? - обернувшись, спросил он у гостей.
И улыбнулся, как добрый волшебник.
– Я слышал… - Журналист быстро провел языком по внезапно пересохшим губам. - Монолит исполняет не все желания, а только самые заветные.
– Конечно. - Степенно наклонил голову Главный. При этом он сделал жест, как будто хотел огладить рукой окладистую бороду, которой у него не было. - Самые заветные, я бы даже сказал, - он воздел к потолку указательный палец, - сокровенные! Именно так - сокровенные желания! О которых вы, быть может, и сами не подозреваете! Но! - Еще один взлет эрегированного указательного пальца к потолку. - Это все равно ваши желания. Ваши! И, если вы как следует сосредоточитесь, если заглянете в самые потаенные уголки своих душ, вы сумеете их отыскать. А если вам это удастся, то весь процесс пройдет намного проще. И безболезненнее.
– Никогда не думал, что исполнение желаний может быть связано с болью, - усмехнулся Гупи.
– О! - махнул на него рукой Главный. - Вы даже и не подозреваете, о чем порой мечтают люди!
– Ладно, зато я точно знаю, чего хочу.
Гупи толкнул нарисованную Главным дверь.
И тотчас же стены и потолок разлетелись в стороны.
Готовясь к самому худшему, сталкер сделал глубокий вдох и - едва не задохнулся от восторга. Сердце его дало сбой. А в душе все как будто перевернулось.
Они оказались в огромном зале, залитом бледно-розовым светом. Откуда-то из серебристого марева лилась негромкая музыка. В ней не было ни ритма, ни гармонии, а лишь завораживающее переплетение звуков, плавно перетекающих один в другой. В воздухе витали ни с чем не сравнимые ароматы, вызывающие то чудные воспоминания, то странные желания, то чувство абсолютного, нереального счастья.
Посреди зала стоял Монолит - огромный, в три человеческих роста, черный кристалл. Абсолютно черный. Непроницаемый. Вещь в себе. Но почему-то при взгляде на него Гупи захотелось нырнуть в непроглядный мрак Монолита. Чтобы утонуть. Чтобы раствориться в нем. Чтобы стать неразделимым с тем, что он собой олицетворял.
– Здорово, да?..
Хрипловатый голос Главного прозвучал, как явный диссонанс тому, что окружало сталкера. Поэтому Гупи снял с плеча автомат и передернул затвор. Чтобы пристрелить наглого старика.
Но его опередил Журналист.
Выбросив гипертрофированную левую конечность, Излом схватил Главного, разорвал надвое, будто бумажного человечка, и отшвырнул останки в разные стороны.
Сталкер поставил автомат на предохранитель, одобрительно улыбнулся Излому и сделал шаг к Монолиту.
– Нет, ребятки, здесь не все так просто!
Главный, живой и невредимый, вынырнул из тумана прямо перед Гупи.
Не заморачиваясь вопросом, как седому удалось уцелеть после экзекуции, учиненной ему Журналистом, Гупи просто поднял автомат и почти в упор разрядил в Главного пол-обоймы.
Излом показал сталкеру большой палец.
И оба они еще на один шаг приблизились к Монолиту.
К осуществлению своей мечты.
– Ну, ладно, Излом, - услыхал у себя за спиной Гупи. - Но от тебя, сталкер, я такой подлости не ожидал.
Гупи достал гранату, выдернул из нее чеку и, не оборачиваясь, кинул назад.
Даже грохот взрыва не смог перекрыть негромкий, психоделический нотный перебор.
– Ну, все, хватит!
Главный выбежал вперед, направил на Монолит вытянутую руку, в которой у него был зажат пульт, и нажал кнопку.
Все исчезло.
Все - разом.
Они стояли посреди грязной, захламленной комнаты - обрезки проводов, обрывки шлангов, раздавленные диски, пластиковые обломки корпусов, картонная упаковка еды из фаст-фудов, - посреди которой возвышалось нечто громоздкое, здорово смахивающее на старый, покореженный, много раз ремонтированный, паяный и латаный автоклав. Или на прибор из лаборатории Франкенштейна, с помощью которого он оживлял мертвецов.
Кстати, и мертвецы в наличии имелись. На полу лежало десятка полтора тел, находящихся на различных стадиях разложения. Дух в помещении стоял соответствующий.
– Эй, старик! - Излом выбросил вперед огромную руку и схватил Главного за шею. - Что это значит? Где Монолит?
– А, вот он, - усмехнувшись, указал на «автоклав» Главный.
Он сделал быстрое, неуловимое движение, и рука Журналиста повисла в пустоте.
Главный провел пальцами по шее, как будто проверял, на месте ли галстук.
– Это - Монолит? - указал стволом автомата на «автоклав» Гупи.
– Он самый, - уверенно кивнул Главный.
– Тот же, что мы видели до этого?
– Конечно. Я всего лишь на время отключил его. Чтобы продемонстрировать вам иную сторону реальности.
– А это? - взглядом указал на мертвецов Гупи. - Тоже пиры?
– Нет. Это те, что пришли к Монолиту сами. Не повинуясь его зову, а лишь из праздного любопытства.
– И что с ними произошло?
– Они умерли.
– Тоже сами?
– Быть может, они именно за этим сюда и шли?
– Я слышал, что неосознанное стремление к смерти заложено в самой человеческой натуре.
– Сдохнуть можно где угодно. Необязательно идти для этого к Монолиту.
– Э, нет! - помахал рукой Главный. - Здесь они умерли счастливыми! Уверенные в том, что исполнилось их самое заветное желание!
Гупи подошел к «автоклаву» и заглянул в круглое окошко из толстого стекла. Как на подводной лодке. Внутри странного агрегата медленно пузырилась густая, грязно-желтая жидкость. Гупи показалось, что жидкость неоднородна. И, верно, то, что вначале выглядело, как шматок вязкой слизи, начало приобретать вполне определенные черты. Одновременно с этим объект перемещался к окошку, в которое смотрел Гупи. В тот момент, когда он приблизился к самому стеклу, Гупи понял, что это лицо. Человеческое лицо. Более того - его собственное лицо. Только обезображенное так, что не сразу узнаешь. Как будто полубезумный художник решил с помощью своего умения превратить сталкера в жуткого монстра.
Чудище за стеклом клацнуло зубами и откусило себе язык.
Гупи невольно отшатнулся назад.
– Не понравилось? - участливо поинтересовался Главный.
Гупи отыскал взглядом Журналиста.
Излом стоял, упершись лбом в стену.
– Ну, и что мы теперь будем делать? - спросил его сталкер.
Он чувствовал не злость, а зудящее, словно комариный укус, раздражение из-за того, что все настолько глупо закончилось.
