Будь моя воля, всю жизнь так бы простоял. Но жизнь для этого слишком длинная штука. Даже у самой могущественной ведьмы этого Мира не хватит терпения так долго кого-то обнимать.
Вот и леди Сотофа меня отпустила какое-то время спустя. Видимо, убедившись, что я больше не готов рыдать и требовать от неё невыполнимых обещаний. А вполне удовлетворюсь дружеской улыбкой.
— Ты справишься, — сказала она. — Понимаю, что прямо сейчас тебе непросто в это поверить, тем не менее, справишься. Рано или поздно, так или иначе. Вообще со всем. Удивительно, но факт.
— Беда в том, что я даже не представляю, с чего начинать, — признался я.
— Нет, — она укоризненно покачала головой. — Беда в том, что ты очень хорошо это представляешь. И всё так удачно сходится в одной ослепительной точке, да?
Крыть было нечем. Но и соглашаться с ней не хотелось — я что, совсем псих?
Леди Сотофа сочувственно улыбнулась, ухватила меня за локоть и повела к калитке, да так проворно, что я едва за ней поспевал.
— Не то чтобы я была не рада тебя видеть, мальчик, — сказала она, обняв меня ещё раз, на прощание. — Ты прекрасно знаешь, как обстоят наши с тобой дела. Поэтому возвращайся, когда пожелаешь. Единственное условие: с конкретными вопросами. А не вот с этим облаком тумана вокруг головы. С облаками у меня разговор короткий: я их разгоняю.
Ну что тут скажешь. Давненько меня не выставляли вон с такой любовью.
Разговор с леди Сотофой пошёл мне на пользу и придал мужества. Настолько, что я наконец отправился домой и позавтракал. Ну, то есть, как — позавтракал. Выпил полкружки камры и чашку кофе, добытую из Щели между Мирами. Некоторое время разглядывал остальную еду, но так и не испытал к ней интереса. Отвращения, впрочем, тоже не испытал, а это хороший признак. Значит, есть надежда, что к моменту визита в «Свет Саллари» я проголодаюсь. И буду вести себя там, как всегда. В смысле, жрать, что дают. И нахваливать от всего сердца.
А потом я послал зов Нумминориху, убедился, что он уже на ногах, и палатки Правдивого Пророка сегодня на ярмарке нет, и бывшие на его попечении столичные гости разъехались, вдохновлённые услышанной правдой о себе, снова ни одного скорбящего, об этом я сразу спросил. Потому что Шурф, конечно, на удивление легко принял мою идею насчёт благих намерений Магистра Хонны, это он большой молодец. Дело теперь было за малым — убедить себя самого. Мне с этим мрачным скептиком ещё жить и работать. Другого себя у меня нет.
Но Нумминориху я всего этого говорить, конечно, не стал. А просто доставил его в Ехо. Минутное дело. Чем дальше, тем меньше понимаю, как ухитрялся жить прежде, не владея искусством Тёмного пути. Уму непостижимо.
— Это, пожалуй, самая удивительная командировка в моей жизни, — сказал Нумминорих, расположившись в гостиной Мохнатого Дома и приняв из моих рук кружку с камрой. — Больше похоже на студенческие каникулы, чем на работу. По утрам я становлюсь чем-то вроде экскурсовода по Нумбанской ярмарке: «Посмотрите направо, позавчера здесь стояла палатка Правдивого Пророка, и я случайно выяснил, что вон за тем прилавком продают совершенно сногсшибательные травяные леденцы из Вувакки. Нет, одеяла тут лучше не покупать, я знаю торговца, у которого они действительно отличные, могу вас к нему отвести. И кстати, кто-то вчера интересовался работами местных ювелиров, так вот, посмотрите налево, лучшие стоят вон в том ряду». А по вечерам бесконечные задушевные разговоры за выпивкой, у меня уже от протрезвляющих заклинаний волосы дыбом — это чистая правда, Макс, именно так они и действуют, если применять слишком часто, по крайней мере, на меня. Хорошо хоть под тюрбаном не видно, какой я всклокоченный бываю по утрам… Ну что ты смеёшься?
Я и правда рассмеялся — просто потому, что внезапно обнаружил в себе способность смеяться, как ни в чём не бывало. Дураком был бы, если бы тут же ею не воспользовался. Неизвестно, когда в следующий раз так повезёт.
— Задушевные разговоры — это после посещения Правдивого Пророка? — спросил я.
— Ну да, — кивнул Нумминорих. — Обычно людям, внезапно узнавшим о себе что-то очень важное, хочется об этом поговорить. Не всем, но многим. А тут как раз я. Сотрудник Тайного Сыска, оплатившего поездку в обмен на отчёт о встрече с пророком, так что мне, по идее, даже положено всё знать. И заранее ясно, что сплетничать не стану, для меня же все их секреты — служебная тайна, это особенно подкупает.
— Отлично, — сказал я. — И каковы твои впечатления от суммы услышанных правд?
Нумминорих задумался.
— Знаешь, на что это больше всего похоже? — наконец сказал он. — Когда я поступил в Королевскую Высокую Школу, на радостях, что меня туда взяли, записался чуть ли не на все курсы подряд, включая алхимию, к которой никогда не имел ни способностей, ни даже особого интереса. Сам не знаю, зачем взялся её изучать. Но взялся и взялся, ладно, что делать. Тем более, преподаватель оказался отличный, профессор Тудокай Лусс, ради него и алхимию вполне можно было перетерпеть. Так вот, первые полгода я удивлялся, что у меня, вопреки ожиданиям, всё получается. Не то чтобы легко, но, в общем, жить можно. Порой сижу на лекции и чуть не плачу от досады на собственную тупость, но потом берусь выполнять задания и как-то с ними справляюсь. С трудом, но всё-таки…
— Но при чём тут?..
— Сейчас объясню, погоди. Мне проще рассказывать по порядку. В общем, я примерно полгода учил эту грешную алхимию и в глубине души очень гордился своими успехами. Пока случайно не увидел тетрадку своего сокурсника. И знаешь что? Там были совсем другие задания. Которые я не просто выполнить не мог, а даже понять, что собственно требуется. Тогда я стал расспрашивать остальных. И выяснилось, что у всех были разные задания, причём я практически не нашёл таких, что были бы мне по плечу. Мне всегда доставались самые простые формулы; подозреваю, вообще школьные. Когда я прямо спросил об этом профессора Лусса, тот объяснил, что не хотел убивать мой интерес к алхимии непосильными нагрузками. И так поступал с каждым из нас — давал задания, соразмерные способностям студентов. А самым талантливым — на пределе их возможностей, так что они нечасто справлялись. Зато не утрачивали интерес, для них это самое главное. Я восхитился его педагогической системой, но алхимию, конечно, бросил — нет призвания, значит нет… В общем, к чему я всё это говорю. От пророчеств Магистра Хонны у меня сходное ощущение.
— В смысле? Он выдаёт каждому ту правду, которая ему по силам?
— Совершенно верно. Я же после того, как услышал, что я могу быть проводником по Мосту Времени, думал, он каждому что-то такое сообщает. Грандиозное и невероятное! Совершенно переворачивающее представление о себе и о Мире. А оказалось совсем не так. Большинству людей он сказал какие-то совсем простые вещи. «Ты напрасно боишься путешествовать морем», «давно пора заняться делом, о котором ты мечтала сорок лет назад», «тебе не надо слушать советы, всегда поступай по-своему, не пропадёшь», «на самом деле, брат тебя не обманывал», «тебя хорошо обучили быть жадным, но ты не таков». И тому подобное. Одной нашей с Хенной общей подруге он сказал, что для счастья ей достаточно просто никогда не вставать рано утром, всё остальное наладится само. Вроде бы, ерунда, но Льёна была в таком восторге, будто ей посулили власть над Миром.
— Надо же, — невольно улыбнулся я, — родная душа!
— Да, я тоже сразу о тебе вспомнил, когда она рассказала.
— Удивительно, что она за всю жизнь сама не додумалась послать всех подальше и просыпаться, когда нравится.
— Сам знаешь, некоторые люди слишком сильно зависят от мнения окружающих, усвоенных с детства правил и просто привычного уклада жизни. Зато им проще даются дела, которые не под силу нам с тобой. И они, глядя на нас, тоже удивляются, как можно не справляться с такой ерундой. Поэтому со стороны может показаться, что правда, которую Пророк сообщает другим людям, это какие-то пустяки. Не то, из-за чего стоило, сломя голову, мчаться в Нумбану. Но сами они так не считают, вот в чём штука. Выходят от него в таком настроении, что кажется — вот-вот полетят.
— Как птенцы йорли на свет, — зачем-то сказал я.
Нумминорих удивился было, но видимо вспомнил, кто такие йорли, оценил метафору и согласно кивнул.
— Я правильно понимаю, что среди клиентов пророка, с которыми ты говорил, не было… как бы это лучше объяснить? — приговорённых? — спросил я.
— Что?! — изумился Нумминорих.
— Приговорённых. Тех, кому сказали: «Ты скоро умрёшь, спасения нет», или: «Сиди смирно, ничего из твоих затей не получится», или: «Как ни старайся, тебя никто никогда не будет любить». Ну или от чего ещё люди обычно приходят в отчаяние.
— А, теперь ясно. Нет, ничего такого при мне не случалось. Только Меламори вышла из палатки Пророка злющая, как будто проспорила ему тысячу корон. Я не знал, что и думать. Но вчера вечером она ненадолго вернулась в Нумбану, проверяла, не разучилась ли проходить Тёмным путём по чужому следу. Убедилась, что всё в порядке, на радостях позвала меня выпить, расспрашивала о Пророке, и о своём разговоре с ним рассказала… Ну, ты же знаешь, да?
