— Не иначе как выдвигают на премию, — соображал Новиков.
— Боюсь, тут другое, — сказал Борисов.
Но как бы там ни было, Андрею приходилось тратить половину дня, готовя ответы для министерства, — вопросы были заковыристые. Он напрягал все силы, чтобы не отвлекать Новикова от локатора и не срывать лабораторных испытаний.
Кроме того, захлестывали административные дела: наряды, диспетчерские совещания, заказчики; Кузьмич опять вздыхал в дверях — помогите выхлопотать мотор для фрезерного…
Помимо этого Андрей должен был всегда находиться в курсе научных работ своих инженеров, считавших за нечто само собою разумеющееся, что ему точно известно, на каком этапе они сейчас находятся и что надо сделать, чтобы выйти из того или иного затруднения. От этих постоянно меняющихся, совершенно разных занятий у него кружилась голова. Когда он добирался до своего лабораторного стола, где Саша и Новиков возились с макетом, он чувствовал себя опустошенным.
Если бы не Борисов, Андрей пришел бы в отчаяние. На партсобрании Борисов прямо сказал: «Так Лобанова надолго не хватит. Если мы настоящие товарищи, мы должны разгрузить его от мелочей». Андрей недоверчиво пожал плечами, но вскоре заметил, что примерно с полудня его оставляли в покое.
Даже нерешительный Усольцев избегал приставать к нему со своими бесконечными согласованиями.
Это свободное время помогло Андрею закончить и испытать схему для Григорьева. Правда, ради этого пришлось задержать на несколько дней работу над локатором, специально оставаться по вечерам. «Что за тоска — торчать в лаборатории!» — хныкал Новиков.
Вечера были душные. Они работали, скинув пиджаки, и часто посылали Сашу за лимонадом. Под столом у них скопился целый ящик пустых бутылок. Всю эту неделю они покидали лабораторию поздно и втроем, под руку, отдыхая, медленно шли домой по набережной.
На улицах Андрей упорно продолжал вглядываться в лица встречных женщин, надеясь на счастливый случай. Порою, завидев впереди рыжевато- красные волосы, он с бьющимся сердцем спешил, догонял — и разочарованно отворачивался.
Всякое чувство должно питаться жизнью, действием, иначе оно умирает.
Любовь тоже не может жить одними мечтами. Постепенно образ Марины отодвинулся — не поблек, не стерся, а именно отодвинулся.
Андрей отдал схему Григорьеву и переключил свое внимание на усилитель. Без смородинского конденсатора собирать усилитель было невозможно.
Сразу же после выздоровления Андрея позвонил Смородин и сказал, что как раз сейчас его занимают конденсаторы, о которых шел разговор на даче Григорьева, что он без всякой оплаты берется выполнить их у себя. Андрей обрадовался и отвез ему материалы. Смородин был очень любезен, и Андрей испытал легкое раскаяние за свою грубость в тот вечер у Григорьева. Они поговорили несколько минут. Смородин извинился, он спешил на теннисный корт.
Помахивая ракеткой, он зашагал — веселый, стройный, в отлично сшитом костюме. Андрей с завистью посмотрел ему вслед. С тех пор прошел месяц.
Несколько раз Андрей справлялся, как идет расчет. Заказал, делают, мешали всякие поручения, успокаивал Смородин.
Между тем отсутствие конденсатора могло задержать испытание макета. В министерстве также требовали для полноты картины данные этих конденсаторов.
Однажды вечером в лабораторию зашел главный инженер, сопровождаемый Долгиным. Андрей показал новое оборудование, закупленные приборы. Дмитрий Алексеевич прошел в «инженерную».
— А что, — с удовольствием сказал он, — вполне научная лаборатория стала. Книги на столах. Книги, а не отвертки!
Долгин задержался у стенда с макетом локатора. Андрей зачем-то вернулся туда и увидел, что Долгин вытаскивает из ящика бутылки из-под лимонада и одну за другой нюхает, поднося горлышко к своему вдавленному, плоскому носу, — не водка ли? Андрей, улыбаясь, бесшумно вышел и вернулся к главному инженеру.
Дмитрий Алексеевич сварливо осведомился: что хочет от Лобанова министерство? Выслушав, он задумался, охватив рукой длинный подбородок.
Узкое, беспорядочно пересеченное морщинами лицо его вытянулось еще больше.
Любопытно. Любопытно.
Он поднялся с Андреем к себе в кабинет. Не зажигая огня, сел на край стола, вызвал Москву. Дрожащие отсветы автомобильных фар обегали огромную комнату, освещая коротким взмахом усталые, глубоко запавшие глаза Дмитрия Алексеевича.
— Алло! Семена Семеновича, пожалуйста. — Дмитрий Алексеевич закрыл рукой трубку и, улыбаясь, повернулся к Андрею: — Каждому руководителю полезно иметь в министерстве своего Семена… Сема? Еще раз привет. Не знаешь ли ты, кого там во втором отделе одолевает хвороба на нашу электролабораторию? Слыхал… да, насчет локатора… Ага… Ну ему-то что?.. Нет, вряд ли… Тоже сомнительно. Во-во, тут оно самое… Да, радости от этого мало… Этого товарища не пережуешь. Правильно, а пережуешь — не проглотишь.
Положив трубку, главный инженер усмехнулся:
— Великие умы сходятся… Что я вам могу сообщить? Один известный в ученом мире деятель, которому вы, очевидно, перебежали дорогу… Ну, словом, Тонков раскидывает эту паутину. У него в руках диссертация, написанная одним сотрудником министерства, а этот сотрудник, очевидно, старается угодить своему оппоненту. Такова принципиальная схема.
— Что же делать?
— Пока что покинем этот надоевший мне кабинет.
Одним из привлекательных качеств Дмитрия Алексеевича была глубокая уверенность, которой он умел заражать окружающих. Вот и сейчас, хотя в его откровенных размышлениях звучало мало утешительного, Андрей приободрился.
Главный инженер отпустил машину, они пошли пешком.
— Итак, ссориться с министерством из-за вас я не собираюсь. Я поговорю с начальником главка, еще кое с кем, и все. А то с более важными просьбами прогонят. Скажут: надоедаешь, старик. Да и чего жаловаться? Формально они имеют право проверять, чем вы занимаетесь. Так что вы не спеша строчите им реляции, а тем временем гоните работу вовсю. Часть запланированных тем я с вас сниму. Потапенко сильно жмет на вас? — вдруг спросил он, искоса посмотрев на исхудалое, с заостренными скулами лицо Андрея.
— Потапенко есть Потапенко, — безучастно сказал Андрей. — Тут какое-то несчастное стечение обстоятельств. — Он стал перечислять: бумажки, работа Устиновой, министерство, Тонков, Смородин.
— Вы полагаете, случайности? — протянул Дмитрий Алексеевич. — Для случайностей многовато. Одну такую случайность мы с вами сегодня раскрыли.
— Дмитрий Алексеевич, — подумав, спросил Андрей, — прости те за откровенность, но не кажется ли вам, что такие, как Потапенко и Долгин, мешают техническому прогрессу системы?
— Согласен, — сказал главный инженер. — У обоих есть кое-что положительное, но вообще-то их следовало бы сменить. Вы спросите меня, почему ж я этого не делаю? — Он вздохнул, улыбаясь. — Глазом окинешь, да тут же и покинешь. Должности номенклатурные. Надо большую войну начинать. Руки не доходят. За это время я успею сделать больше полезного, чем они плохого.
Знаете: за малое судиться — большое потерять. Вот я дал вам раз решение на локатор, так меня обвиняют в неуважении к постановлениям технического совета. Пиши объяснения. А ведь хочется в жизни успеть сделать больше и поменьше тратить времени на мелкую возню.
— Извините меня, Дмитрий Алексеевич, я понимаю вас, но такая политика развязывает им руки.
— Ничего вы не понимаете. Вы воспринимаете вещи односторонне. Ваш союзник — народ. Не ставьте себя, Борисова и ваш коллектив — он тоже по сути дела капля в общей массе, — не ставь те в положение одиноких борцов. Оно, конечно, красиво, но безнадежно. Заинтересуйте прежде всего рабочий класс. Ваш локатор нужен. Включите парторганизации кабельщиков, высоковольтников. Сумеете убедить народ, повести за собой, так никаких Потапенко, никого не потерпят, если мешать будут.
Слушая Дмитрия Алексеевича, Андрей вспомнил вычитанное им когда-то замечание Герцена: «Науку мало изучить, ее надо прожить». Недостаточно защищать правое дело, недостаточно быть сильным. Надо уметь добиться своего в кратчайший срок, уметь повести за собой людей. Быть организатором. Настоящим вожаком.
Жизнь настойчиво добивала остатки уже изрядно потрепанного девиза Андрея: «Все зависит только от меня самого».
На бульваре Дмитрий Алексеевич присел на скамейку под фонарем.
— Я вас на минуточку задержу. — Он посмотрел на Андрея не свойственным ему, просительно-застенчивым взглядом. — Личное дело к вам, хоть и неприемные часы. — Стеснительно посмеиваясь, он открыл туго набитый портфель, вытащил несколько напечатанных на машинке листков. — Статейку я тут нацарапал. В развитие идеи вашего локатора. Мне кажется, его можно применять не только для линии передач, но и для контрольной проводки на станциях. Я так и назвал «Определение повреждений по методу Лобанова». Не возражаете? Возьмите с собой, перелистайте…
