Как только Пианхи отбыл, Тефнахт принялся за старое. Мы не знаем, что делал Пианхи, пока его враг нарушал свои торжественные клятвы; нубиец прожил достаточно долго, чтобы установить в храме Амона в Джебель-Баркаль красивую стелу с надписью на хорошем египетском. Именно из этой стелы мы и почерпнули историю нубийского завоевания. Несомненно, однако, что Тефнахт достаточно преуспел, чтобы сделать своего сына фараоном. Этот сын, известный грекам как Бокхорис, был единственным царем XXIV династии (по Манефону). Нубийцы, начиная с Пианхи, основали XXV династию. Налицо легкая хронологическая путаница, но это еще наименьшая часть той неразберихи, которую представляют собой годы Позднего Египта.
Бокхорис продержался недолго; Манефон говорит, что его сжег живьем Шабака, наследник и младший брат Пианхи. Сожжение, быть может, и придумано, но Шабака действительно положил преждевременный конец Бокхорису и его династии. Кушит завоевал весь Египет, перенес свою столицу в Фивы и правил как царь Египта и Куша.
На этом пункте мы приобретаем новые источники информации. Самый важный исходит из Ассирии, которая пролагала себе путь к мировому господству в серии кровопролитных войн в Западной Азии. С этого времени мы можем видеть Ассирию и Егпет также и глазами израильтян. Книги Царств рассказывают об ассирийском терроре и о «надломленном тростнике» Египта, на который мелкие царьки Иудеи и Израиля пытались опереться в борьбе за независимость против яростных воителей Саргона и Синаххериба. Египетские надписи придерживаются характерного молчания относительно Ассирии.
То было время Осии, когда Саргон II увел Израиль в плен и Египет не прислал помощи. Имя египетского фараона в Книгах Царств нельзя отождествить ни с кем из правивших в то время в Египте людей; он мог быть вице-королем или генералом. Позднее, возможно при Шабаке, происходит первая встреча двух держав – Ассирии, молодой, надменной, на ранней заре своей мощи, и Египта, ветхого колосса, который 3 тысячи лет возвышался над Востоком. Синаххериб Ассирийский повел свои армии на Иерусалим, и, когда египетские солдаты пришли защищать своего временного союзника, ассирийский царь посмеялся над ними, используя знакомую аналогию сломанного тростника. Но чума – или вмешательство Господа – опустошила ряды ассирийцев, и армии пришлось отступить, не дав сражения. Критическое столкновение было еще впереди.
Шабаке наследовал его брат Шабатка, а ему, в свою очередь, наследовал второй и последний из великих кушитских царей – Тахарка. Он оставил в разных частях Нубии несколько стел, поэтому мы знаем о нем больше, чем о некоторых его предшественниках. Тахарке было только 20, когда старший брат избрал его соправителем, и 25, когда он начал править один. Его пирамида – крупнейшая в Напате, но она кажется патетически маленькой даже в сравнении с царскими гробницами Среднего царства. Несмотря на плохую конструкцию, пирамиды Напаты еще стоят на равнине близ Священной горы, Джебель-Баркаль. Они находятся в полуразрушенном состоянии и выглядят странно из-за того, что угол наклона граней круче, чем стандартный 52-градусный угол египетских пирамид. Все они в древности были ограблены, в наше время их раскапывал Рейснер, которому точные и утомительные методы позволили реконструировать генеалогию многих поколений кушитских царей.
Прежде чем Тахарка занялся своей пирамидой, ему пришлось столкнуться с другими проблемами. Фивы, на его вкус, располагались слишком далеко на юге; большую часть времени он жил в Танисе, где, как можно предположить, было удобнее наблюдать за опасной активностью ассирийцев. Синаххериб, бич Иерусалима, был мертв, но Асархаддон, его сын, был еще более грозным воителем. Ему пришлось иметь дело с рядом восстаний среди вассальных городов Финикии, в некоторых из них мы можем разглядеть тонкую нубийскую руку Тахарки. Попытки отвлечь ассирийцев только откладывали неизбежное. В 671 г. Асархаддон двинулся маршем на юг, гоня армию Тахарки перед собой, пока наконец не оказался под стенами древнейшего Мемфиса, столицы Менеса. Есть доля истины в мрачном отчете ассирийского царя об этой кампании; египетские архивы, нет нужды говорить, красноречиво молчат о событиях. Асархаддон отдает Тахарке должное; битвы были кровопролитными, и он лично нанес не менее пяти ранений кушитскому царю. Доблесть Тахарки ни к чему не привела. Ассирийцы взяли Мемфис и сровняли с землей его легендарные стены. Среди пленников оказались женщины из гарема Тахарки и его старший сын.
В последующие годы случайности жизни и смерти превратили борьбу между Ассирией и Египтом в смертельные качели; уход Асархаддона позволил Тахарке на время вернуть Мемфис, но после смерти ассирийского царя его сын Ашшурбанапал вернулся, чтобы наказать упрямых египтян. Еще раз Тахарка бежал из Мемфиса и был преследуем до самых Фив. Ассирийцы заняли этот город, но не причинили большого ущерба. Тахарка уже отбыл в Напату, где и оставался.
Вплоть до этого момента ассирийцы совершали одну важную ошибку, которую позднейшие завоеватели не повторяли. Они завоевывали – и уходили. Унося с собой тяжелый груз добычи, вынудив у египетских вассалов, поставленных ими у власти, великие клятвы в верности, они уходили. И как только они уходили, мятеж начинался снова. Даже в агонии вырождения и поражений египтян было трудно завоевать.
Когда Ашшурбанапал покинул Египет, прогнав Тахарку домой в Куш, он оставил за собой вакуум власти. Мелкие князьки страны, как можно предположить, вновь начали по-обезьяньи копировать имперское достоинство. Тахарка вскоре умер, его племянник Танутамон сел на его место. Но сандалии Тахарки оказались слишком велики для Танутамона, а ведь даже Тахарка не сумел остановить ассирийцев. Снова кушитский царь пошел на север, занял Мемфис и правил Египтом, правда недолго. Ашшурбанапал вернулся, и его вторая военная кампания прикончила Танутамона. Он последовал примеру дяди, отступив сперва в Фивы, а затем, когда город оказался под угрозой, в Напату. На дальнем юге кушитские цари были в безопасности; ни один ассириец не хотел преследовать их через труднопроходимые области у нильских порогов. Но Фивы, брошенные так называемым царем, испытали ярость ассирийцев в полной мере. Разгром Фив был наглядным предметным уроком мятежникам; более 50 лет воспоминания о нем терзали память людей и нашли отзвук в словах пророка Наума, когда он грозит Ниневии подобной судьбой.
Библейское описание разгрома Фив наводит ужас, но реальность не могла быть настолько ужасной. Местный князек Ментуэмхет, который был наместником кушитских царей, продолжал править в Фивах, когда ассирийцы ушли. Но Танутамон так и не вернулся. Если говорить о национальных психозах, можно сказать, что у кушитских царей появился египетский травматический комплекс. Вверх и вниз, взад и вперед; всякий раз, как они приходили в Мемфис, появлялись ассирийцы и заставляли их паковать вещи. Хватит так хватит. Они в полной безопасности процветали в собственном царстве, и там с этого времени и оставались. Последующая история царства Куш, которое отвернулось от Египта и обратилось на юг, весьма любопытна, и я хотела бы иметь время поговорить о ней подробнее. Столица была в конце концов перенесена еще дальше на юг, в Мероэ, и здесь жалкая версия египетской культуры влачила существование столетия, смешиваясь с различными туземными элементами.
Последние пирамиды Африки были построены в Куше, странные маленькие кирпичные имитации величественных памятников Гизы и Дахшура. Развился новый мероитский язык, возводились и поддерживались дворцы и храмы. Куш смотрел на Египет как на источник своей культуры, но никогда более не думал о его завоевании. Великолепие Египта, помутившее зрение Пианхи и Тахарки, ослепило Танутамона.
5. ВЕРНЕМСЯ К ЧЕРТЕЖНОЙ ДОСКЕРано или поздно большинство историков поддаются искушению открыть в истории ее причины. Мы имели случай поразмышлять о причинности выше, когда говорили о происхождении цивилизации и предложили простую аналогию с телегой на склоне холма. Эту фигуру речи можно продвинуть дальше. Она применима, с удобством, которого я, признаться, не предвидела, не только к процессу роста, но и к процессу упадка. Но я допускаю, что у читателя достаточно воображения, чтобы изобрести собственные образы: телеги, скрипя, останавливаются на плоских и монотонных равнинах и т. п. Рассмотрим вместо этого некоторые из факторов, которые выдвигаются как причины упадка египетской цивилизации: подъем жречества, которое не только контролировало парализующий объем национального богатства, но и душило экспериментирование и новые идеи; появление железа, которого нет в Египте, как материала для изготовления оружия и инструментов; давление великих миграций народов; загнивание врожденного египетского гения или этоса под давлением плохо ассимилированных влияний извне; все более формализующаяся социальная структура, где богатые становятся богаче, а бедные – беднее; вытеснение содержания формой и отказ от борьбы в интеллектуальной и духовной областях.
