необходимое, чтобы обеспечить безопасность пассажиров.
– Генерал, – сказала Алина с подчеркнутым послушанием, поднимаясь со стула. – Вы позволите удалиться в свою каюту?
– Удаляйтесь! – отмахнулся генерал.
– А мне позволите сесть на свой стул, который вы изволили занять? – поддержала игру Стелла.
– Подождите! – рявкнул генерал, снова опуская голову и выгибая шею, чтобы увидеть лицо Виктора. Он уже терял самообладание. – Виктор, еще раз призываю вас проявить благоразумие! Я не хочу, чтобы вы потом горько жалели! Идите в свою каюту!
– Я повторяю в последний раз, – так же тихо и невозмутимо ответил врач. – Я буду находится там, где мне вздумается.
Меня удивило поведение госпожи Дамиры. Нельзя сказать, что она сохраняла спокойствие и была безразлична к тому, как ее сын выяснял отношения с генералом. Она была не в себе; ее руки не могли найти себе места, совершенно бессмысленные глаза шарили по столу, будто женщина потеряла среди тарелок и чашек нечто очень ценное и никак не могла найти. Тем не менее, она даже не пыталась вмешаться в разговор, который с каждым мгновением становился все более нервным и напряженным, рискуя если не перерасти в драку, то закончиться серьезной размолвкой.
– Бог свидетель, – произнес генерал, вставая на ноги. – Я сделал все, что мог. Как хотите, – добавил он, подойдя к двери и обернувшись. – Продолжайте упрямиться! Потом увидите, чем это закончится.
– И вы хотите сказать, – произнесла Стелла, как только генерал вышел, – что это ни с чем не сравнимое удовольствие стоит всего тысячу двести долларов?
– Тысячу четыреста, – поправила Дамира, и ее лицо, наконец, приобрело осмысленное выражение.
– Для молодого и перспективного врача это не столь много, – легкомысленно предположила Стелла. – Правда, Виктор?
– Сынок, тебе надо успокоиться, – вдруг засуетилась Дамира. – Идем отсюда!
– Как вы мне все надоели! – с внезапной злостью произнес Виктор и грубо дернул рукой, словно прикосновение матери к его плечу было равносильно удару электрическим током. Бокал с томатным соком, стоящий перед ним, опрокинулся, и по белой скатерти живо расползлось красное пятно.
– Ваууу! – взвыл Мизин. – Не переводите продукты!
Все начали подниматься из-за стола. Среди нас засуетилась Лора, несколько раз, как бы случайно, задев меня то ли плечом, то ли грудью. Вытирая выпачканную в соке ладонь платком, из кают-компании первым выскочил врач. Госпожа Дамира плыла за ним, намного уступая в скорости, и пыталась подкурить на ходу, но дверная створка, вернувшись после Виктора как огромное опахало, задуло пламя зажигалки. Я следовал за Дамирой, и Стелла, воспользовавшись случаем, ущипнула меня под лопаткой.
– Очень мило, правда? – спросила она.
– Очень, – согласился я.
– Ты подчинишься или тоже будешь бунтовать?
– Подчинюсь.
– Почему? – разочаровано протянула Стелла. – Тебя же лишили права быть сыщиком! Ты тоже должен возмутиться и примкнуть к когорте бунтовщиков!
– А ты провокатор, Стелла.
– Я ужасный провокатор! – согласилась девушка.
Мы вышли в коридор. Госпожа Дамира, занявшись огнем и сигаретой, на миг остановилась, и я поравнялся с ней.
– Как бы то ни было, – негромко произнесла она, раскуривая сигарету и окутывая меня сладким дымом, – но я склонна вам доверять… Не торопитесь, пожалуйста.
– Шу-шу-шу! – передразнила женщину Стелла, проходя мимо нас и, прежде чем открыть дверь и войти в свою каюту, показала спине Дамиры язык.
– The silly wench, – сказала Дамира по-английски, полагая, что Стелла ни в коем случае не может владеть каким-либо еще языком, кроме родного, и добавила: – Whore![7]
– Сама шлюха! – на удивление легко подготовила ответ Стелла и оглушительно захлопнула за собой дверь.
Некоторое время женщина жевала губы, глядя на пуговицу на моей рубашке. Ее естество отказывалось усваивать ответ дерзкой девчонки. Наконец, она справилась с бурей эмоций, бушевавшей в ее душе, подняла на меня глаза и еле слышно сообщила:
– Да будет вам известно, господин Нефедов, что на полочке, в гардеробе нашей с вами каюты, я нашла фонарик. – Она вскинула на меня проницательный взгляд и, найдя в моих глазах понимание, сделала вывод: – Тот страшный человек, который ворвался ко мне ночью, оставил его на полочке, когда сбежал, испугавшись меня… Вам все понятно?
Я не знал, что она имела ввиду, уточняя, все ли мне понятно. Но мне было совершенно ясно одно: вольно или невольно, но госпожа Дамира старательно копала яму своему сыну.
– Очень хорошо, – ответил я. – Вы не могли бы мне показать его?
– В чем вопрос! – сразу же согласилась женщина. – Конечно! Я так и подумала, что вы захотите взглянуть на эту штуковину.
Мы были в коридоре одни, тем не менее женщина несколько раз посмотрела в обе стороны, уж очень явно демонстрируя мне свое усердие в конспирации, и лишь потом поднесла ключ к замочной скважине.
– Сейчас, – бормотала она. – Сейчас вы все увидите… Что такое? Что с моим замком?
Она не могла провернуть ключ. Я вежливо отстранил Дамиру и попытался ей помочь.
– У вас каюта не заперта, – сказал я, нажимая на ручку и открывая дверь. – Вы, наверное, забыли ее запереть.
– Что? – с возмущением спросила женщина, открывая дверь нараспашку. – Не надо, мой милый, приписывать моей памяти те свойства, которые ей пока не присущи! Я еще ничего не забываю!
Я уже знал, что сейчас увижу, точнее, чего не увижу, и вспоминал, кто пришел на завтрак последним. Кажется, госпожа Дамира и явилась последней.
– Идите сюда! – пригласила она меня в прихожую. – Смотрите наверх, вы повыше меня…
Значит, это произошло во время завтрака или сразу после него, думал я, рассеянно глядя на пустую полку. Виктор не при каких обстоятельствах не успел бы отпереть дверь и взять фонарик никем не замеченным – Дамира и я выходили из кают-компании почти следом за ним. Значит, это мог сделать только капитан или его дочь.
– Что такое! – встрепенулась Дамира, вставая на цыпочки и вытягивая шею. – Ничего не понимаю! Буквально пятнадцать минут назад он был здесь! Когда я выходила к завтраку, он лежал здесь!
Я прикрыл дверь, потому что женщине не удавалось контролировать громкость своего голоса, и дал ей простой совет:
– Все, что могут украсть, надо хорошо прятать или
