на полпути остановилась и повернулась ко мне.
– Посадить в трюм? – переспросила она. – Что значит посадить в трюм?
– Это значит насильно поместить в нижнюю часть отсека, прилегающего к днищу судна…
– Откуда ты знаешь?
Вот это другой разговор! Алина шагнула ко мне; мы стояли почти вплотную друг к другу.
– Капитан сказал.
– Может, врет?
– Не думаю. Он мне доверяет.
Девушка опустила глаза и принялась машинально тереть лоб.
– Нет, – сказала она тихо сама себе. – Только не это! Они все испортят! Этого нельзя допустить! Этого нельзя…
– Ты не сможешь переубедить капитана, – предупредил я. – Он настроен очень решительно.
– Смогу, – жестко проговорила Алина и покосилась на подушку.
– Не будь идиоткой! Если ты вздумаешь угрожать ему пистолетом, то сойдешь на берег Кипра под конвоем полицейских и уже никогда не найдешь убийцу Валеры!
Я удивился тому, что смог так быстро убедить девушку отказаться от оружия. Алина кивнула и принялась ходить по каюте, крепко обняв себя за плечи.
– Что же делать? – бормотала она. – Что же делать? Если они его посадят в трюм, то капитану придется сообщить об этом инциденте в полицию. Полиция наверняка временно арестует его, начнутся разбирательства… Это будет конец, он уже не сможет…
Она не договорила, подошла к столу и с щелчком раскрыла сумочку из коричневой замши.
– Кирилл, – произнесла она не поворачиваясь. – В душевой на полочке стакан; принеси, пожалуйста, воды.
Волнуется, подумал я, валерьянка, водичка и головная боль. Этого, впрочем, следовало ожидать.
Открыв дверь душевой кабины, я взял с полочки стакан, предварительно выудив из него зубную щетку, мельком взглянул на "жилеттовский" станок как на свое постыдное недавнее прошлое, наполнил стакан до половины водой и вернулся к Алине.
– Столько хватит? – спросил я.
Не открывая рта, Алина утвердительно промычала, взяла стакан и прильнула к нему губами. Она допила его до дна, поставила его на стол и медленно вытерла ладонью губы.
– Ни в какой трюм они его не посадят, – глухим голосом произнесла она, сделала шаг назад и опустилась в кресло.
Чувствуя неладное, я взглянул на стол и увидел опустошенную упаковку от таблеток. Я схватил ее и поднес к глазам. Клофелин! Сильнодействующее снотворное!
– Ты что?! – крикнул я, отшвыривая упаковку в сторону. – Ты сколько таблеток выпила?! Ты соображаешь, что сделала?!
Я стоял перед Алиной на коленях и тряс ее за плечи. Она не сопротивлялась, лишь морщилась от боли.
– Беги за врачом, иначе будет поздно, – прошептала она. – Двенадцать штук… Беги, не тяни…
Ее взгляд плыл, лицо побелело, дыхание стало частым и неглубоким. Я схватил Алину под мышки, поднял на ноги и потащил к раковине. Она слабела настолько быстро, что в душевой уже не могла стоять на ногах. Я открыл кран и сунул голову девушки под струю.
– Пей! – кричал я. – Быстрее!.. Слушайся меня!
Алина крутила головой, плевалась и пыталась укусить меня за палец, которым я давил ей на язык. Вдруг она резко дернула головой, выпрямилась и взглянула на меня полными смертельного ужаса взглядом.
– Я умираю!! – не своим голосом крикнула она. – У меня кружится голова… Я не хочу… Пожалуйста, спаси меня… Я не хочу умирать!!
– Дошло наконец! – заорал я. – Соображать надо было, что делаешь! Пей воду!
По ее лицу градом скатывалась вода, мокрые волосы налипли на лоб и щеки, глаза начали закатываться, рот безвольно раскрылся, и девушка стала оседать на пол. Она уже висела на моей руке, вдруг необыкновенно потяжелев. Я понял, что слишком медлил, когда увидел, что Алина проглотила горсть снотворного, что стремительно теряю ее и, испытывая ужас от убийственной скоротечности времени, принялся бить девушку по щекам, не позволяя ей заснуть.
– Не спать! – орал я.
– Не хочу… умирать… – все слабее произносила Алина.
Она боролась с собой, зрачки ее находились в постоянном движении, то закатываясь под веки, оголяя страшные мертвецкие белки, то фокусируя полный мольбы взгляд на мне. Ей стало по настоящему страшно, игра со смертью, которую она сгоряча затеяла, оказалась слишком опасной и все глубже затягивала ее за черту, за которой начиналась пустота. Она корчилась над раковиной, пытаясь избавиться от отравы, со стоном кусая мои пальцы, а я продолжал бить ее по лицу, поить с ладони и давить на язык. Она находилась в пограничном состоянии между сознанием и бессознательностью, наступая и на эту, и ту сторону, и в те мгновения, когда она переставала реагировать на мои команды, и ее голова безжизненно сваливалась под шипящую струю воды, я с ужасом думал, что это конец.
Я поставил ее на колени перед раковиной – она не могла самостоятельно стоять, и кинулся в коридор. Каюта Виктора была заперта, и я едва не выломал ее, обрушив град ударов.
– Доктор! – кричал я. – Доктор откройте!
Я выбежал на палубу, ногой раскрывая перед собой двери. Яхта казалась крохотной и тесной, как клетка для птиц. Я ударился плечом о стойку под тентом на корме, а мгновение спустя налетел лодыжкой на кожух лебедки на носу. Виктор сидел в шезлонге, глядя на горизонт по ходу яхты. Он только увидел мое лицо, как сразу же вскочил. Мне казалось, что для объяснений потребуется слишком много времени, и произнес только одно слово:
– Клофелин!
Он побежал вслед за мной. Я оглядывался, убеждаясь, что доктор не отстал, не потерялся, не отвлекся на какую-нибудь чепуху. Передо мной появлялись, как быстрые кадры, лица капитана, Дамиры, генерала и исчезали после взмаха моей руки. Распахнув дверь каюты, я остановился в прихожей, не смея подойти к лежащему на полу телу Алины, чтобы не мешать врачу.
– Мою сумку! – крикнул он, приседая перед Алиной, лежащей на порожке душевой кабины, и протянул мне ключ от своей каюты. Я уловил и понял его быстрый взгляд. Врач словно хотел спросить, нужен ли мне этот ключ или же я справлюсь своими силами. Сейчас можно было обойтись без этого отступления, без этой скрытой иронии, потому как каждое мгновение надо было потратить только на спасение Алины, и я, с трудом погасив в себе взорвавшуюся
