Агнес снова оглядела квартиру – всё или не всё? И тут она увидела картину. Безглазый дядька с большим носом. Тобиас обожал Лунделя. Агнес сняла картину со стены – во второй раз, отволокла в прихожую и выставила за дверь.
С таким прибавлением груда вещей на лестнице выглядела солиднее, но Агнес не понравился ее слишком аккуратный вид. Безусловно, одежда в сумке была мятая и грязная, но снаружи этого не заметно, ведь Агнес не поленилась застегнуть сумку на молнию. И красные кроссовки стоят ровненько, как на витрине. Агнес пнула их ногой. Так уже лучше. Но еще оставалось целым и невредимым жуткое полотно Лунделя. В принципе Тобиас просто повесит сумку на плечо, возьмет гитару в одну руку, картину в другую – учитывая ее вес, это, конечно, не очень просто – и уйдет. Как ни в чем не бывало.
Несколько секунд Агнес разглядывала картину, изображающую непонятно что, затем скрылась в квартире и вернулась назад с фломастером. Большим красным фломастером. Первые штрихи дались ей тяжело – не в ее правилах было портить вещи, но она пересилила себя.
Над огромным носом она нарисовала вытаращенные глаза. Теперь это определенно был портрет. Какого-то полоумного мужика. Агнес добавила ему усы. Потом, войдя во вкус, – ярко-красные щеки, серьгу в ухо и конский хвост. Она была так довольна результатом, что у нее даже голова закружилась. Жаль только, после ее вмешательства картина стала лучше. На ее взгляд. Оставалось надеяться, что Тобиасу так не покажется.
Она вошла в квартиру и захлопнула дверь.
После звонка Иды не прошло и получаса, а Агнес уже снова сидела за столом в кухне. Вдруг ей стало страшно. Не от того, что она сделала, и не от того, что она не испытывала ничего, кроме холодного равнодушия. Она испугалась, что это чувство пройдет. Что гнев иссякнет и сменится горькими слезами. Или, еще того хуже, раскаянием, и она опять простит Тобиаса.
Агнес и сама не знала, сколько времени просидела в кухне. Звонок в дверь вернул ее к действительности. Агнес вздрогнула. В дверь снова позвонили. Потом постучали.
В крови резко подскочил адреналин – сработал инстинкт. Но не инстинкт загнанной газели. Агнес бросилась в прихожую, как разъяренный тигр.
– Катись к черту! – крикнула она так громко и с такой яростью, что, казалось, от ее крика дверь должна была рассыпаться на куски. – Убирайся! – На этот раз ее крик был похож на рычание.
Агнес слышала лишь собственное тяжелое дыхание, с лестницы не доносилось ни звука. Неужели он так легко сдался? Агнес почувствовала разочарование: она только-только успела показать клыки. Неужели он даже не вступит в борьбу, не даст ей возможности разорвать его в клочья и выплюнуть кровавые ошметки, как она выкинула из квартиры его грязные трусы?
В дверь снова постучали, осторожно, чуть слышно. Этого было достаточно. Агнес рванулась на звук, повернула замок и настежь распахнула дверь.
– Какого черта! Что ты… – Она запнулась. Дверь, чудом не задев Давида Куммеля, с силой ударилась о стену, скрипнула петлями и отлетела обратно, Агнес еле успела придержать ее рукой. И растерянно посмотрела на Куммеля. Недоговоренное ругательство встало в горле комом, который нельзя было ни проглотить, ни выплюнуть.
– Какого черта вы здесь делаете? – в конце концов выдавила Агнес.
Под ее испепеляющим взглядом Давид попятился.
– Я… я увидел вещи… и подумал…
– Что вы подумали? Какое вам дело до моих вещей? – Не в силах совладать со своей злостью, она набросилась на бедного ни в чем не повинного Куммеля.
– Простите. Я не хотел… – Он отступил еще на пару шагов и попытался нащупать перила. – Не буду вам мешать. – Развернувшись, он быстро пошел вниз по лестнице.
Агнес стояла и смотрела ему в спину. Ее гнев немного утих.
– Подождите! – крикнула она. – Извините, я не хотела… – Куммель уже скрылся из вида, но Агнес слышала, что он остановился. – Просто… – Она сама удивилась, как жалобно это прозвучало.
В наступившей тишине она снова услышала шаги. Через секунду на лестнице показался Давид.
– Я правда не хотел вас тревожить, – осторожно начал он. – Я был на чердаке и, когда спускался, увидел возле вашей квартиры эти вещи и забеспокоился… У вас что-то случилось? – Тем временем он успел вернуться на ее этаж.
Агнес вздохнула. Действие адреналина заканчивалось, по телу пробежала легкая дрожь. Агнес сама не понимала, рада она, что это оказался не Тобиас, или огорчена.
– Я не думала, что это вы, – наконец сказала она. – Извините, что накричала.
– Ничего страшного. – Они смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше.
– Может, зайдете? – Агнес оглядела Давида. На этот раз он был не в коричневых вельветовых брюках, а в джинсах и черной футболке. И на ногах – ботинки, нормальные ботинки, и носки.
– Ну… – Он колебался. – Вы уверены? Может, как-нибудь в другой раз? – Он покосился на вещи Тобиаса.
Агнес заметила его взгляд. И опять разозлилась. Значит, из-за Тобиаса она даже не может позвать в гости соседа? Хотя Тобиаса здесь нет, есть только его сумка с грязной одеждой и испорченная картина.
– Уверена, – твердо сказала она. – Входите! – Приглашение больше походило на приказ. Давид осторожно зашел в квартиру. – Хотите чаю? – спросила Агнес. В ее голосе все еще слышалась злость.
– С удовольствием, – робко улыбнулся в ответ Куммель.
Агнес прошла на кухню и стала заваривать чай. Молока в доме не было, Тобиас выпил его вчера с пиццей. Агнес уже раскаивалась, что позвала Куммеля. Зачем он тут? Меньше всего ей сейчас требовалось общество. Во всяком случае, постороннего человека. Давид вошел в кухню и сел к столу.
– Можно спросить, что все это значит? – Он кивнул в сторону прихожей.
Агнес, гремя чашками, накрывала на стол. Ей не хотелось рассказывать. Ее отношения с Тобиасом Давида не касаются. Тем не менее, возможно, именно поэтому она вдруг начала говорить. Сосед непричастен к этой истории и способен быть беспристрастным. Перед ним ей не надо оправдываться, ни за себя, ни за Тобиаса. Она просто рассказала Давиду все, с начала до конца. Про знакомство в «Трех ящиках» и любовь с первого взгляда, по крайней мере с ее стороны, про измены, ложь, примирения и обещания – вплоть до сегодняшнего телефонного разговора с Силиконовыми Сиськами. Давид почти все время молчал, кивал и слушал. Чайник опустел, и Агнес заварила еще. Почувствовав, что проголодалась, она поставила на стол сухари и банку апельсинового джема, которую обнаружила в холодильнике.
Наступил вечер, хотя до темноты было еще далеко. Газон перед домом на противоположной стороне улицы зеленел свежей травой, через закрытое окно доносилось пение птиц. Еще несколько теплых дней, и все вокруг зацветет.
