немецкими солдатами. Многие штабы с комфортом устраивались в покинутых домах; одним из любимых занятий германских солдат и офицеров был поиск винных погребов, которые владельцы вилл перед уходом, как правило, замуровывали. Время от времени немецкие подразделения менялись местами, и офицеры часто прихватывали с собой все необходимое им для комфорта. Предметы интерьера кочевали из одного дома в другой, и бывали случаи, когда вернувшийся после войны домовладелец обнаруживал, что его дом обставлен гораздо лучше, чем до войны.
Основной ущерб пригородная архитектура Парижа понесла не от расквартирований, а от огня артиллерии. Так, 13 октября орудия форта Мон-Валерьен обстреляли дворец Сен-Клу — любимую резиденцию Наполеона I. Французы считали, что немцы устроили там наблюдательный пост. В результате возникшего пожара дворец был полностью уничтожен, немецким солдатам удалось спасти лишь часть библиотеки. Ближе к концу осады та же участь постигла дворец Медон. Французская артиллерия практически ежедневно вела огонь с фортов по германским позициям. Потери немцев были невелики, однако со временем начал чувствоваться моральный эффект этих обстрелов — особенно с учетом того, что ответный огонь немцы открыть не могли, ввиду отсутствия тяжелой артиллерии[569].
Французы тоже не теряли времени, проводя активные оборонительные работы. Линия укреплений усиливалась, форты совершенствовались. Эти работы имели не только военное, но и психологическое значение: активная деятельность позволяла поддерживать боевой дух гаронизона.
Активно действовала разведка с обеих сторон. Парижские власти засылали агентов в немецкий тыл — учитывая сравнительно низкую плотность германских войск, на начальном этапе им часто сопутствовал успех. Немцы, в свою очередь, смогли организовать несколько каналов получения свежей французской прессы; инициатива при этом в большинстве случаев исходила от самих жителей города. «Однажды утром, — вспоминал Гогенлоэ-Ингельфинген, — мы нашли на тропинке свежие парижские газеты и листок, на котором доставивший их написал, что если он найдет ночью на этом месте двадцать франков, то с удовольствием продолжит этот обмен»[570]. Парижские газеты служили важным, хотя и не всегда надежным источником информации о настроениях в столице и действиях правительства «национальной обороны».
В начале октября германская главная квартира перебралась в Версаль, где уже находился штаб 3-й армии. Кронпринц и его подчиненные были не в восторге от столь близкого соседства, но поделать ничего не могли. Блументаль с обычным драматизмом записал в дневнике, что ему словно обрезали крылья[571]. Действительно, пребывание двух штабов в одном городе порождало определенные трения.
Жители Версаля встретили приход немцев достаточно спокойно. Некоторые из них даже предпочитали оккупантов, наводивших порядок, хаосу безвластия. Знаменитый на весь мир дворец был по большей части отдан под госпиталь. Многочисленные офицеры, политики и придворные были расквартированы по всему городу. «Жизнь здесь ужасно скучна», — писал Гатцфельдт жене[572]. Свой день он описывал так: «Встаю в один и тот же час, завтракаю, пишу, потом второй завтрак, снова пишу, пью чай, обедаю, ложусь в кровать; заверяю тебя, это отвратительно»[573].
Действительно, для тех, кто не занимался непосредственным руководством операциями, время тянулось медленно. Надежды на скорую капитуляцию Парижа или заключение мира постепенно таяли. «Я не вижу этому конца», — писал Гатцфельдт жене 7 ноября[574]. К числу немногих развлечений относились поездки на передовую, где можно было с высот полюбоваться осажденным Парижем, да редкие выезды на охоту. Многочисленная свита короля и других германских князей вообще маялась от безделья. Над «военными туристами» любил подшучивать Мольтке; так, однажды он напугал герцога Саксонии-Веймара рассказом об огромной французской пушке, снаряды которой способны долететь до Версаля[575].
Жизнь военных тоже постепенно вошла в размеренный ритм. К примеру, Верди вставал в семь часов утра, неспешно завтракал и вдвоем с сослуживцем, расквартированным вместе с ним, отправлялся на службу в дом, где размещались бюро генерального штаба. К пяти-шести часам вечера все дела оказывались сделаны, и офицеры собирались в большой комнате у камина. В половине седьмого они во главе с Мольтке отправлялись на ужин в отель, в большом обеденном зале которого собиралась вся главная квартира. После еды офицеры некоторое время отдыхали, улаживали текущие дела или играли со своим шефом в вист. «Домой» Верди приходил в районе одиннадцати часов вечера, если не случалось ничего чрезвычайного. В бюро генерального штаба на ночь оставался дежурный офицер[576]. Иногда только грохот тяжелых французских орудий напоминал о том, что идет война. Ежедневно в 10 часов утра Мольтке делал королю доклад о военной ситуации; кроме него, присутствовали Подбельски, Роон, Альбедилль и кронпринц, однако, как не уставал подчеркивать шеф Большого генерального штаба, исключительно в роли слушаталей[577].
Конечно, далеко не всегда жизнь осаждающих была монотонной. Французы вовсе не собирались оставаться пассивными. 30 сентября 13-й корпус провел разведку боем в южном направлении. Ее целью было не только попробовать на прочность германские позиции, но и успокоить парижан, требовавших активных действий, а также поддержать боевой дух солдат. Ирония судьбы заключалась в том, что Винуа атаковал позиции того самого VI корпуса, который упустил его после Седана. Командир корпуса генерал Тюмплинг считался одним из наименее талантливых во всей германской армии, и, возможно, поэтому корпус так и не принял участия в сколько-нибудь серьезных боевых столкновениях. Тем не менее, французская операция закончилась полным провалом.
Несколько более успешной оказалась вылазка 13 октября. Она тоже была произведена в южном направлении и по сути представляла собой разведку боем — Трошю подозревал, что значительная часть осаждающей армии была направлена на борьбу с новыми формированиями во французской провинции. В ходе атаки на позиции II баварского корпуса французам удалось взять около 200 пленных. Однако для немцев это были не более чем булавочные уколы, и проблем осажденного города они не решали.
В германских штабах с удовлетворением замечали признаки надвигающегося голода во французской столице. Все чаще на полях перед немецкими окопами появлялись жители Парижа, собиравшие картофель. Некоторых из них не останавливали даже предупредительные возгласы и выстрелы германских солдат. В Версале думали, что город падет самое позднее через несколько недель; считалось крайне маловероятным, что Париж продержится до конца года. Верди в начале октября полагал, что продовольствия в городе осталось примерно на месяц[578].
В середине октября, получив информацию о формировании новых корпусов к югу от Луары, Трошю разработал план более масштабной операции. 40 тысяч солдат должны были прорваться из Парижа на запад и создать ядро сил, которые могли бы в дальнейшем взаимодействовать с новыми армиями. 21 октября была проведена разведка боем; несмотря на то что продвинуться практически не удалось, французское командование осталось
