берет Оливию за руку.
— Я ее поддержала, — повторяет она
Барбара понимает, что они ждут от нее гнева. Но она не сердится. Она лишь немного шокирована. Она хранила свои стихи в тайне не потому, что стыдилась их или боялась, что люди будут смеяться (ну... может быть, немного), а потому, что боялась, что показав их кому-то, кроме Оливии, она ослабит внутренний напор, который ей нужен, чтобы писать больше. И есть еще что-то, а точнее, кто-то: Джером. Хотя на самом деле она начала писать стихи — в основном в своем дневнике — с двенадцати лет, задолго до того, как он начал писать.
Но за последние два-три года что-то изменилось. Произошел загадочный скачок не только в способностях, но и в амбициях. Ей приходит на ум документальный фильм о Бобе Дилане[94]. Один фолк-певец из Гринвич-Виллидж в 60-х годах сказал: "Он был просто еще одним гитаристом, пытавшимся звучать, как Вуди Гатри[95]. А потом вдруг стал Бобом Диланом".
Было что-то вроде того. Может быть, ее встреча с Брейди Хартсфилдом была как-то связана с этим, но она не считает, что дело только в этом. Ей кажется, что что-то — ранее дремлющая цепь в ее мозгу — просто включилось.
Тем временем они смотрят на нее, выглядя нелепо, как пара старшеклассниц, которых поймали за курением в школьном туалете, и ей это не нравится.
— Оливия. Мари. Две девочки из моего класса сделали голые селфи — для своих парней, наверное, — и их фотографии выложили в Интернет. Вот это неловко. А это? Не так уж. Вы получили письмо с отказом? В этом всё дело? Могу я его посмотреть?
Они обмениваются еще одним таким же взглядом. Оливия говорит:
— Жюри конкурса составляет лонг-лист финалистов. Количество варьируется, но это всегда очень длинный список. Иногда шестьдесят, иногда восемьдесят, в этом году девяносто пять. Глупо иметь столько, но... ты в списке. Письмо у Мари.
На журнальном столике, рядом с которым сидит Мари, лежит лист бумаги. Она протягивает его Барбаре. Бумага шикарная, тяжелая в руке. В верхней части — тисненая печать с изображением пера и чернильницы. Адресат: Барбара Робинсон, для передачи Мари Дюшан, Ридж-роуд, 70.
— Я удивлена, что ты не сердишься, — говорит Оливия. — И признательна за это, конечно. Это был такой бесцеремонный поступок. Иногда мне кажется, что у меня куриные мозги.
Вмешивается Мари.
— Но я...
— Поддержала ее, я знаю, — бормочет Барбара. — Наверное, это было бесцеремонно, но ведь это я однажды просто появилась тут со своими стихами. Это тоже было бесцеремонно. — Не совсем так это было, да и вообще она себя почти не слышит. Она просматривает письмо.
В нем говорится, что комитет по присуждению премии Пенли с удовольствием сообщает мисс Барбаре Робинсон по адресу Ридж-роуд, 70, что она была включена в лонг-лист премии Пенли, и если она хочет, чтобы ее кандидатура рассматривалась и в дальнейшем, пожалуйста, пусть пришлёт к 15 апреля стихотворения большего объема, не более пяти тысяч слов в совокупности. Никаких стихов "эпической длины", пожалуйста. Есть также абзац о предыдущих лауреатах премии Пенли. Барбара знает три имени из тех, что она прочла. Нет, четыре. Письмо заканчивается поздравлением "с вашей превосходной работой".
Она откладывает письмо в сторону.
— А какой приз?
— Двадцать пять тысяч долларов, — говорит Оливия. — Больше, чем зарабатывают многие прекрасные поэты на своей поэзии за всю свою жизнь. Но это не самое главное. Сборник произведений победителя публикуется, причем не маленьким издательством, а одним из "Большой пятерки". В этом году это "Рэндом Хаус". Книга всегда привлекает внимание. Победитель прошлого года выступал по телевидению вместе с Опрой Уинфри.
— Есть ли шанс, что я смогу... — Барбара замолкает. Даже сказать это кажется бредом сумасшедшего.
— Очень маловероятно, — говорит Оливия. — Но если ты попадешь в шорт-лист, на тебя обратят внимание. Шансы, что твой сборник будет опубликован небольшим издательством, будут довольно высоки. Единственный вопрос в том, захочешь ли ты дальше продолжать. У тебя достаточно стихов для включения в лонг-лист, и если ты продолжишь писать, то, уверена, хватит и на книгу.
Нет никаких сомнений в том, чего она хочет, особенно теперь, когда несколько ее стихотворений увидели посторонние люди и выразили одобрение; вопрос в том, как это сделать. Она говорит:
— Если бы вы меня спросили, я бы не возражала против отправки стихов на конкурс. Как поется в песне, девушка может мечтать[96].
Щеки Оливии розовеют. Барбара не поверила бы в то, что у старой поэтессы достаточно кровообращения, чтобы покраснеть, учитывая состояние ее организма, но, по-видимому, это так.
— Это было очень неправильно, — повторяет она. — Я попросила Мари написать на конверте ее имя, потому что мое узнаваемо, а я бы не хотела, так сказать, влиять на ситуацию. Всё, на что я надеялась, это получить несколько слов поддержки от комитета.
"Слова поддержки, которые вы бы мне показали", — думает Барбара, — "и тогда вы бы оказались в таком же неловком положении, отправив на конкурс мои стихи без моего разрешения... только с меньшим эффектом, чем это удивительное письмо".
Она улыбается.
— Вы вдвоем не очень хорошо всё продумали, верно?
— Нет, — говорит Мари. — Мы просто... ваши стихи...
— Вы их тоже читали, я так понимаю?
Румянец на щеках Мари проступает гораздо сильнее, чем у Оливии.
— Все. Они замечательны.
— Хотя всё равно есть куда расти, — быстро добавляет Оливия.
Барбара внимательнее перечитывает письмо. Ее удивление уступает место новому чувству. Требуется секунда, чтобы понять его. Она в полнейшем восторге.
— Мы должны отправить стихи, — говорит она. — Можно попробовать ухватить быка за рога. Вы поможете мне их выбрать, Оливия, не так ли?
На лице старой поэтессы появляется улыбка облегчения. Барбара и не подозревала, что они считают ее такой дивой. То, что они сделали, даже круто.
— С удовольствием. Ключевым, на мой взгляд, является твое стихотворение "Лица меняются", с его чувством ужаса и дезориентации. Есть целый ряд стихотворений, в которых присутствует этот лейтмотив, это сомнение в идентичности и реальности. Они самые сильные.
— Пока это должно быть секретом. Только между нами тремя. Из-за моего брата. Он должен быть писателем в нашей семье, и я почти уверена, что его книгу о нашем прадеде опубликуют. Я ведь рассказывала вам об этом,
