не сполз медленно по металлическому желобу, ни на секунду не теряя выражения сосредоточенной серьезности.
– Я уже и не помню Элис в таком возрасте, – заметила Бет, кутаясь от октябрьского холода в кашемировое пальто кремового цвета. – Воспоминания теряют четкость очень быстро… Утром вскочил, завтраком накормил, в сад отправил, забрал, поиграл, сказку на ночь прочел и в кровать. Иногда я думаю, что нужно было больше обращать внимание на ребенка как на личность, даже когда она была совсем маленькой. Но этого не осознается за кучей забот, кажется, что она всегда будет милой малышкой.
– У всех нас есть дела и обязанности, которые невозможно взять и отложить. Элис – хороший ребенок. Ты можешь гордиться тем, какой вы ее воспитали.
– Я и горжусь, ты даже не представляешь насколько. Просто иногда хочется, чтобы она снова была маленькой – жизнь тогда была намного проще.
Мы помолчали, глядя, как мальчик бежит вокруг горки и снова начинает карабкаться наверх.
– Ты как, держишься?
Она пожала плечами:
– Ну, так, бывало и лучше.
Потом я рассказал Бет про письмо от адвоката по семейным делам, о том, как чуть не поймал Бена в торговом центре, о допросе в полиции. В глазах ее появилась тень сомнения. Не страх – этот этап мы уже миновали, – но некая нерешительность. Сомнение, можно ли мне доверять.
– Похоже, полиция взялась за тебя всерьез.
– Да уж, твой муж об этом позаботился.
– Но так не может длиться вечно.
– Не, Бен всегда думал только о себе…
– Не совсем, – ответила Бет тихо. – Когда мы только поженились и родилась Элис, он был очень милым и заботливым.
– А последние несколько лет?
Бет не ответила, а только отвернулась и заплакала. Она совершенно не скрывала слез, которые катились по щекам, и я с удивлением подумал, как быстро могла вечно собранная Бет дойти до такого состояния.
– Все будет хорошо, Бет, – сказал я. – Мы с этим разберемся. Вместе.
Она достала из рукава салфетку и принялась вытирать слезы.
– Так глупо все это, – всхлипнула она. – Я всегда жила с твердой верой, что всё в конце концов будет хорошо, что жизнь придет в равновесие. Инь и ян. Но сейчас я уже не знаю, во что верить. Похоже, иногда что-то ломается так, что не починишь и вообще ничего не изменишь.
– Нет, это не правда, Бет, я не хочу в это верить.
Она грустно усмехнулась:
– С тем же успехом можно не верить в силу тяжести, но ее существование от веры не зависит.
– Слушай, мы могли бы действовать сообща, вместе.
– Вместе?
– Да, нам нужно объединиться, чтобы найти и образумить Бена.
– Звучит немного странно, как будто какая-то коалиция против него.
– Знаешь, Бет, мне очень неприятно это говорить, но сейчас так оно и есть.
– Разве нельзя иначе? Просто найти его и вернуть? И даже не ради меня, пусть хотя бы Элис знает, что отец жив и здоров, этого будет достаточно. Больше ничего и не нужно.
– Да, я хочу того же.
– Бен будет вне себя, если узнает, что мы действовали вместе. – Бет на мгновение задумалась, разглядывая мое лицо, словно в поисках решения. – Ладно, вместе, – наконец тихо проговорила она, – но ровно до того момента, как мы его найдем.
– Договорились, – ответил я, протягивая ей руку.
Она всего на секунду сжала мою ладонь своей, и тут же снова спрятала руки в карман. Она колебалась и явно что-то напряженно обдумывала.
– Если мы работаем вместе, то, наверное, тебе будет интересно кое о чем узнать. Нашла сегодня в почте. – Она достала из кармана надорванный конверт на имя Бена.
– Что это? – спросил я.
– Сам посмотри. Последние дни я вскрываю всю его почту, надеюсь найти хоть что-нибудь о нем.
Сначала я подумал, что это кредитка – лист бумаги с приклеенной к нему пластиковой карточкой. Но когда я развернул сложенный лист, то увидел платиновую членскую карточку некоего заведения под названием «Казино Мираж».
Уважаемый мистер Делейни!
Благодарим за ваше письмо от 5 октября. Мы с удовольствием возобновим ваше членство в нашем заведении. Прилагаем перевыпущенную платиновую карту…
– «Мираж» – его любимое казино в Сандерленде, – объяснила Бет, пока я читал письмо. – Да и после переезда он туда время от времени отправлялся встретиться со старыми друзьями.
– А письмо с просьбой восстановить членство отправил на прошлой неделе. За день до нашей встречи на парковке.
Дальше перечислялись преимущества платинового статуса. Название казино казалось мне смутно знакомым, но я не мог сообразить, где его встречал.
– Сама не понимаю, зачем я принесла это письмо с собой, – пробормотала Бет. – Просто не могу понять, почему он вдруг вспомнил про казино, учитывая, что у нас тут творится. Казалось бы, для ностальгии по родному городку сейчас совсем не время.
В конверте обнаружилась еще листовка с рекламой покерного турнира, который должен был состояться в ближайшие дни: «Платиновый турнир Лас-Вегаса». Участие – тысяча фунтов, а главный приз – не меньше тридцати пяти тысяч. На листовке девушка-крупье в блузке с глубоким вырезом перегибалась через карточный стол, заваленный пачками десятифунтовых купюр. По сторонам от нее стояли сурового вида молодые люди в смокингах – охрана или вышибалы.
– Поверить не могу, что он все бросил и поехал в Сандерленд, – заметила Бет.
– Твой муж отличный игрок. Спокойный, с острым умом и развитой интуицией. Прекрасно разбирается в людях. – Я еще раз внимательно прочитал листовку, прежде чем отдать ее Бет. Да уж, мои действия он смог предугадать легко. – Но нет, не думаю, что он все это затеял ради покерного турнира.
– Что ты имеешь в виду?
Я достал кошелек и вынул из него сложенный стикер, который нашел в кабинете Бена.
СТИБ?
Это была не совсем аббревиатура. Приглядевшись внимательнее, я заметил, что промежуток между третьей и четвертой буквой чуть больше, чем между первыми тремя.
СТИ Б?
Это имя и первая буква фамилии. Мир будто замер вокруг, когда я понял, что это значит.
Два как один, один – ничто.
Старая заметка в «Сандерленд Эхо».
– Вот этот вот громила, – сказал я, указывая на одного из телохранителей с листовки, на шее которого виднелась татуировка в виде кельтского узора. – Его зовут Стивен Бичем. Бен его знает еще с тех пор, когда ходил в казино в Сандерленде. Несколько лет назад Бичема задержали за нанесение тяжких телесных повреждений – он за деньги избил кого-то арматурой, – но отпустили из-за какой-то процедурной мелочи. Тогда же выяснилось, что номер Бена был у этого Бичема в записной книжке, и
