Ночь я намеренно провела у постели раненного. Обрабатывала рану и не раз подзывала Эбена помочь, когда тот снова бредил. На этот раз военный звал свою супругу, говорил о сыне, которого потерял два года назад. Он хотел вернуться в приграничные зоны Андариона и у него был шанс, если бы лекари смогли провести операцию.
К сожалению, несчастный не дождался госпитализации. Наутро его не стало. Военный ушел тихо, во сне…
Первая смерть поселила в душе холодную острую скорбь. Я пулей вышла прочь и даже пробралась за двери штаба, согнувшись пополам и собрав волосы на затылке. Мне вдруг так ясно стало видно наше будущее… Война никогда не закончится. Голодная черная пасть костлявой старухи не прекратит сжирать детей семей Пустоши и Андариона.
— Эмбер! — Лекарь подошел ко мне и присел рядом на ступеньку крыльца, — Ты как?
— Так нельзя, — прошептала я, почувствовав руку юноши на своей спине, — Ты понимаешь, что это не закончится? Он хотел вернуться к жене. А еще сказал страшное…
— Он был в бреду.
— Нет, — я подняла голову и посмотрела в глаза черному волку, — Он знал о чем говорит. Сказал, что вторжение по всем приграничным городам. Думаешь Андарион нас пощадит? Если другие сектора падут, что будет?
— Вернемся в штаб, — сухо и тихо произнес лекарь, — Здесь не безопасно.
Эбен заботливо проводил меня обратно. Уговорил отдохнуть и уложил в зале совещаний на двух сложенных вместе куртках. Той, которую мы сняли с предателя в жилом блоке и на своей. Но мне не спалось. Я думала, как поступить дальше.
К вечеру второго дня поступило оповещение населения. Нам разрешили вернуться в жилые боксы. Людей отправляли по очереди. Сначала госпиталь, затем остальные по порядку. Когда очередь дошла до нас, я была наготове. Стояла у дверей, кусая ноготь на большом пальце правой руки. Все внутри свербело от волнения.
— Я провожу тебя, — прошептал Эбен. Я обернулась назад. Парень выглядел ужасно уставшим. Под глазами темные круги, щеки впали, а рана на брови схватилась неровной уродливой коркой.
— Эбен, ты совсем не отдыхал?
— Я? Поспал пару часов сегодня и вчера немного.
Я покраснела, опустила голову и почувствовала себя законченной эгоисткой.
— Тебе есть куда вернутся? Где ты остановился в Сильве?
— Как и многие лекари — в госпитале.
— Если ты вернешься туда, то снова приступишь к работе. Нужно отдохнуть. Ты можешь остаться у нас с Адамом. Хотя бы на ночь, чтобы выспаться.
Эбен покосился на меня с недоверием. Губы лекаря исказила странная улыбка.
— Ты шутишь? Ценю гостеприимство, но вряд ли это уместно.
— Война, — опережая Эбена, твердо ответила я, — Не время для приступов ревности. Ты спас мне жизнь.
— Если Адам…
— Он поймет.
Лекарь облокотился на стену, сложив руки на груди. К выходу стали собираться люди. Парень ничего не ответил, но не отказал.
Когда пришло время выходить, мы пересекали улицы шеренгой, строго по указанию старших. Военные разводили нас по домам, минуя опасные участки. Благодаря фонарному освещению я увидела масштаб борьбы. Следы пуль на стенах, огонь, запах дыма и погибшие, накрытые полотном. Здесь прибрали для того, чтобы прошли гражданские.
На глаза от дыма или боли проступили слезы. Чтобы побороть их я подняла глаза к нему и сердце сковал холод. Все небо в коричнево-сером дыму. Без просвета. Нет больше глубины черного бархата бесконечности, нет станций и холодного мерцания огней… Город скрыл мрачный смог войны…
Возвращение в жилой блок должно быть счастливым, но мне казалось, будто я вернулась в чужой дом. Окно разбито, грязно, холодно и мрачно. Зато есть свет. Благодаря Питу, энергоснабжение восстановлено. Интересно, где сейчас смышлёный юнец из команды Архитектора?
— Эй, — я обернулась, заметив, что лекарь стоит за дверью, — Входи. Это мой дом.
— Хорошо потрепало жилой корпус, — парень переступил порог, оглядывая коридор и мельком заглянув в спальню, — Заметно, что ты покидала жилище впопахах.
— Я не усела прибраться, — усмехнулась я, скинув обувь, — Сейчас наведу порядок и постелю тебе. Можешь лечь в кровать, я всю сменю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет уж, прости, но на это я не пойду, — поднял руки лекарь, закрыв за собой дверь и разувшись, — Мне подойдет простое одеяло, наличие подушки и пол.
— Прости, я во многом говорю раньше, чем подумаю.
Додуматься предложить бывшему парню спать в кровати, на которой спим с супругом. До такого могла додуматься только я.
— Сейчас, у нас есть раскладушка. Я видела ее в кладовой, но никогда не доставала.
Я открыла шкаф и чуть было не завалила себя множеством вещей, которые держались внутри только за счет нее. Эбен оказался рядом быстро, предотвратив травмирование.
— Ох, черт! — Удерживая груду вещей одной рукой, я схватилась за лоб. Эбен подтолкнул все обратно и сам достал раскладную кровать. Затем он быстро оказался около меня, заботливо отняв мою руку ото лба.
— Так, будет шишка. Давай приложим что-нибудь холодное.
— Мое сердце, например, — отшутилась я. Кареглазый юноша улыбнулся, не сводя с меня глаз. Я почувствовала тепло и доброту, с которой он смотрел на меня, заботу, которой пытался окружать. Жаль, что все так. Жаль, что он выбрал не ту.
— Не занимайся самобичеванием. Я посмотрю, что осталось в вашей морозильной камере.
— Там все умерло. Я чувствую запах даже отсюда.
— Значит я смочу полотенце. Посиди.
— Я никуда не уйду, — ответила уже сама себе, опираясь спиной о стену. Я сидела на тумбочке для обуви. Напротив, висело зеркало. После взрывов прямо по центру прошла трещина. Она резала отражение пополам. Но даже при этом я выглядела от чего-то свежей и красивой. Цвет лица оливково-бежевый, темные локоны, ясные глаза. Словно не было двух дней без сна, где я чуть было не словила пулю….
— Вот, давай, подними голову.
Эбен приложил ко лбу ледяное мокрое полотенце. Я ахнула, а потом стало легче. Уже не так пекло. Пульсация постепенно прекратилась. Все это время мы молчали, улыбаясь друг другу. Я чувствовала некоторую неловкость, особенно когда Эбен присел рядом и слегка наклонился. В голове все кричало — беги!
— Я… Мне нужно постелить для тебя постель. А ты пока можешь принять душ. Я найду для тебя что-нибудь из вещей Адама.
Брюнет медленно убрал руку, осмотрел место удара и едва заметно кивнул. Карие глаза блестели.
— Когда-нибудь я смогу тебя забыть.
— Не буду врать. Мне бы не хотелось этого… Ты дорог мне как друг.
— Другом быть я сыт по горло, — прошептал он, вновь подавшись вперед. Я вжалась в стену, стараясь не допустить ничего большего, чем разговор, — Но и закончить все сейчас не могу. Ты права, я тоже врать не стану — забывать не хочется.
— Прости.
— Все в порядке. Что есть из вещей?
Как будто ничего не было. Он переключился за секунду, встал на ноги и направился к шкафу. Я украдкой обтерла с щеки проступившую слезу и прошла к шкафу следом.
— Есть совершенно новый комплект робы для дома. Он его не надевал. Бери. И вот еще чистое полотенце. Если ты не против, я постелю на кухне. Мы заделаем окно пленкой и будет тепло.
— Сама на окно не забирайся. Дождись меня, я помогу.
— Хорошо.
Эбен ушел в ванную комнату. Замок защелкнулся, загуле кран и пошла вода. Я же осела на пол, собрав волосы на затылке. Такого эмоционального напряжения давно не было. Он почти поцеловал меня. Почти… В доме, где я живу с Адамом. И какая-то часть меня хотела позволить этому случится. Как будто из жалости и тепла, которое я называю дружбой. Ужасное чувство… Если бы он был не один, если бы влюбился, может чувство вины наконец бы оставило меня.
Пока лекарь был в душе, я постелила свежее постельное белье на раскладушку, придвинув ее к стене у двери кухни. Только там не было стекол. Затем взяла щетку и совок, чтобы собрать осколки. Из окна душ прохладный ночной воздух, освежая голову от тревог. Сейчас, мне казалось, будто все мы стоим на самом краю высотного здания и вот-вот сорвемся. Просвета нет. Но в любой темноте есть свет и он напоминает о себе.
