Достав ежедневник и заполнив пару строчек сплошными сокращениями и условными знаками, Александр вновь задумался — вернее, его мысли вернулись к нежно опекаемой им германской автомобильной промышленности вообще, и к компании «AdamOpelGmbH» в частности. Полвека назад сын фермера и кузнец по первой своей профессии герр Опель основал фабрику исключительно с целью производства швейных машинок и велосипедов — и надо заметить, что получалось это у него исключительно хорошо. Однако время шло, и чтобы удержаться на острие прогресса, сыновья уже покойного к тому времени Адама приняли судьбоносное решение — рискнуть семейным капиталом и попробовать наладить еще и производство самобеглых экипажей. Сказано-сделано: правление компании заключило контракт с инженером Фридрихом Луцманом, который в самые сжатые сроки представил нанимателям мотоколяску с очень удобным в управлении кормилом и тормозами, и двигателем аж в целых пять лошадиных сил. Увы, но лидером продаж «Опель-Луцман» так и не стал, не выдержав конкуренцию даже с мотоколясками Бенца и Даймлера — что, в свою очередь, плохо отразилось на партнерстве с самим автоконструктором. Как говорится, ничего личного, только бизнес…
Меж тем, приунывшие наследники Адама Опеля подсчитали все расходы на самостоятельные разработки, огорчено сплюнули, и начали активно вертеть головами по сторонам. Изначально братья больше ориентировались на Францию и мсье Даррака, но тщательнее изучив и просчитав экономическую сторону вопроса, решили, что выгоднее сотрудничать напрямую с компаниями князя Агренева. Последний был совсем не против, вот только русско-немецкой дружбе мешала одна довольно существенная деталь. Вернее даже чувство — в виде большой и толстой жабы по имени Жадность. Одни хотели заплатить поменьше и получить за это побольше, а у второго с этим обстояло с точностью до наоборот.
«Хрен с ними, немного ужмусь в аппетитах! Все равно тут главное начать, а со временем и при удаче откушу еще пару-тройку процентиков акций».
Покрутив в руках карандаш, аристократ бросил его в ящик стола вслед за ежедневником. Пролистал журнальные страницы, фотографии на которых отображали достижения русского автопрома, и прижал подушечками пальцев картинку с самым комфортным и надежным средством передвижения во всех Соединенных Североамериканских Штатах, более известным как автомобиль «Паккард».
«Тридцать семь процентов акций».
Пальцы скользнули на изображение темно-коричневого «Бьюика», выделявшегося среди остальных моделей и марок аж четырьмя большими «блюдцами» круглых фар.
«Четверть всей компании».
Рука подалась еще немного вниз. Так, что ладонь накрыла легкий автомобиль с деревянными колесами и покатой крышей, и название компании, которая его произвела — «FordMotorCompany».
«Восемьдесят процентов акций, с обещанием продать половину из них обратно Генри Форду — сразу, как только он сможет заплатить за них хорошую цену».
В процессе обработки пока оставалась семейная компания Студебеккеров — занятая производством вагонов для горной промышленности, и о грузовиках даже и не помышляющая. Как ибратья Додж, зарабатывающие себе на кусочек хлеба с беконом торговлей различными автозапчастями — впрочем, родственники-коммерсанты были явно не прочь увидеть в своих тесных рядах богатого инвестора без каких-либо управленческих амбиций…
— Господин, ваш гость прибыл.
Ради коллеги-миллионера гостеприимный хозяин не поленился встать и проследовать в Восточную гостиную — где незамедлительно пожал дорогому гостю его крепкую и весьма ухоженную руку.
— Как добрались?
— Благодарю, вполне.
Покосившись на скромницу Трэю, одетую в льнущие к ее гибкому телу штанишки и длинную рубаху из кипенно-белого шелка, лицо нефтяного магната непроизвольно дрогнуло, а в глазах сквозь замешательство промелькнул явный интерес. Если бы Эммануил Людвигович хоть сколько-то разбирался в восточных красавицах и их нарядах, и его при этом сопровождала супруга… То в ответ на ее вполне закономерную ревность можно было бы сказать, что он весьма удивлен. К примеру, тем самым обстоятельством, что красивая кореянка надела на себя не приличествующий ей традиционный ханбок,[6]а совсем даже вьетнамский аозай[7].
— Эм-кхм…
Но так как Нобель прибыл один и поводы для стеснения отсутствовали, он несколько мгновений беззастенчиво разглядывал столь экзотическую горничную — для начала оценив ее кукольно-красивое личико, а затем и прочие достоинства, упруго выпирающие сквозь струящийся по телу шелк.
— Вина? Или прикажете чего покрепче?
— Благодарю, но не стоит.
Дождавшись, когда служанка покинет гостиную, Нобель стал просто-таки убийственно серьезен.
— Александр Яковлевич. Я полагал, что между нами существуют… Определенные договоренности. Даже, можно сказать, крепкие дружественные отношения!.. Я прав?
— Несомненно, Эммануэль Людвигович.
— Тогда как мне понимать те слухи, что ходят о вашей сделке с Дойче-банком касательно «Русской нефтепромышленной компании»?
— Она идет обеспечением необходимого мне товарного кредита станками и прочим оборудованием.
— Вы могли обратиться с этим ко мне!
— Дорогой Людвиг, мы оба прекрасно знаем, что возможности шведской промышленности сильно уступают германской, и что торговля нефтепродуктами во Втором Рейхе в основном ведется компаниями Джона Рокфеллера. Вы абсолютно ничего не теряете, ведь Германия изначально не ваш рынок — и посему ваши претензии мне… Непонятны.
— Хорош-шо, оставим пока это. Но что вы скажете о вновь начавшемся переманивании у меня опытных мастеровых?
Откинувшись в своем кресле, гость придал лицу холодное выражение и проинформировал, что не далее как две недели назад с «Механического завода Людвиг Нобель» в один день резко уволилось полторы дюжины мастеровых. На общем фоне заводского персонала величина довольно незначительная… Но это только без учета квалификации рабочих-«бегунков». А вот если ее учитывать, то сразу становилось понятно, почему вдруг сильно замедлилось производство судовых двигателей русского типа[8] — да потому, что на предприятии почти не осталось высококлассных токарей и фрезеровщиков!..
— Небольшое расследование показало, что большинство уволившихся в тот же день выехало со своими семьями в Ярославль, где их без малейших проволочек приняли на ваш, Александр Яковлевич, моторный завод. А пять мастеровых подалась в Сестрорецк, на известную нам обоим оружейную фабрику. Учитывая нашу договоренность о том, что ваши рекрутеры не будут сманивать работников моих предприятий, я требую…
Сделав паузу, нефтяной магнат выдохнул, слегка оттянул безупречно отглаженный вортничок и постарался успокоиться — ведь ему было крайне нежелательно доводитьразговор до крупной ссоры. Во-первых, на данный момент у них с аристократом-промышленником были совместные проекты по части нефтепереработки и нефтехимии. Во-вторых, известнейший конструктор Борис Луцкой все свои двигатели проектировал конкретно под нобелевский бензин, что позволяло «Товариществу нефтяного производства братьев Нобель» быть фактическим монополистом на внутреннем рынке Российской империи — и тихой сапой проникать на рынки европейские. Челябинские трактора, топки Людиновских локомобилей и паровики заводских приводов с большим аппетитом «кушали» именно бакинский и грозненский мазут. Начали строить первые ТЭЦ[9]на мазуте — и случае удачи всем участникам-компаньонам этого проекта светили миллионные барыши!.. Помимо этого, производство судовых двигателей русского типа на соляровом масле (которое прежде выливали и сжигали в ямах как никому не нужное), князь Агренев отдал полностью в руки своего компаньона, и пустил Нобиля в пайщики стремительно разрастающейся сбытовой сети автомобильных и судовых заправок… Нет, с таким компаньоном Эммануилу Людвиговичу ссориться не хотелось. Да и вообще, в глубине души он лелеял надежду на обычный «эксцесс исполнителя» — хотя Греве с Сониным упорно отрицали свою причастность к переманиванию мастеровых.