Можно было что-то изменить без сёрьезных спонсоров?
– Не думаю.
– Почему никто из писателей не возмущался, когда на этой исторической и уникальной территории таксисты гужевались с проститутками? Почему не писали жалобы, не обращались в суды? Вы не представляете, что здесь было, это просто пойти и повеситься… Почему меня судьба поставила сюда? Утро моё каждый день начинается с молитвы: «Господи, я больше не могу, сними с меня это бремя!»
– Я вас понимаю, Марина Владимировна, очень вам сочувствую, но я за вас спокоен, знаю, что вы сдюжите. Недаром Евтушенко отмечал: «Бог дал Кудимовой огромную энергию, и порой она сама не знает, что с ней делать».
Бог каждому даёт только посильную ношу. Просто человек, случается, сам много на себя берёт, но к Кудимовой, конечно, это не относится.
2021 год
«Анри»
В своем очерке о Есенине, написанном после смерти поэта, Максим Горький отмечал: «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии».
Слова эти мне пришли на память под впечатлением от беседы с моим ровесником, Юрием Васильевичем Юрченко. Он драматург, поэт, актёр и трудно поддаётся осмыслению, потому что он не столько человек, сколько редкое явление. Впрочем, так, наверно, можно говорить про всех талантливых людей. Юрченко – многообразен. У него французская жена, и каким-то боком этот факт делает его похожим на Владимира Высоцкого. Он брал в руки автомат и участвовал в войне, как Эдуард Лимонов или Эрнст Хемингуэй… Он, повторяюсь, трудно поддаётся осмыслению. В его жизни принимает все решения душа.
* * *
– Над входной дверью вашей квартиры выведено не без любования: Театр поэта… Ничего подобного я прежде не встречал. У вас тут необычно и уютно.
– Это театр в миниатюре, он устроен в моей квартире и рассчитан на 60 зрителей. Тут есть партер, ложа и балкон. А табличку-вывеску сделали и принесли мне зрители. Сами её выжгли и подарили театру.
Я давно мечтал создать домашний театр. Это старая московская традиция. Домашние театры были ещё во времена Пушкина.
Я купил здесь квартиру в 2011 году. Это старинный особняк, высота потолков составляет четыре метра. У меня нет ни одного соседа по бокам.
Место уникальное. Вот эта кирпичная кладка (Юрченко показывает на часть голой кирпичной стены) сохранилась с 17 века.
– Вы здесь и директор театра, и режиссёр, и художественный руководитель, и автор, и актёр, и рабочий сцены?
– Да. Тут воплотилось мое вечное стремление быть независимым, насколько это возможно.
– Как часто здесь идут спектакли?
– Здесь идут не только спектакли. Тут даже хор пел у меня казачий. Поэтические вечера проходят. Известные поэты проводят свои вечера. Например, не так давно, был вечер Инны Кабыш. Тут удобно. Центр Москвы, несколько станций метро рядом.
– Ваша жена – французская актриса Дани Коган. Она владеет русским языком, участвует в спектаклях?
– Нет, язык знает плохо, но играет иногда на русском, в этих случаях учит текст специально. Мы сейчас репетируем две пьесы с ее участием.
Отец Дани – Анри Коган – был легендарным человеком. Он дружил с Лино Вентура, они вместе занимались боксом и борьбой, Лино был чемпионом Италии, а Анри – Франции, потом оба стали чемпионами Европы. Потом Лино Вентура стал знаменитым актёром. Анри Коган тоже пошёл в кино, стал основателем школы каскадёров во Франции, ставил все драки в фильмах «Анжелика и король», «Три мушкетёра», сам играл, в основном, роли разных негодяев. Это история французского кино. Он умер у меня на руках.
– Поразительно! И кто бы мог подумать?! Вы родом из такого детства, что представить страшно: родились в пересыльной тюрьме, выросли на Колыме, в посёлке, среди бывших зэков…
– Да, посёлок Омчак, это 400 километров от Магадана. Рано начал курить и пить, в седьмом классе меня выгнали из школы. Вот этот дух свободы, который жил во мне всегда, всех от меня отпугивал. Я убегал из дома, однажды меня на вертолётах искали по тайге. Соседки говорили моей маме: «Ну, этот из тюрьмы не будет вылезать».
Спасла меня любовь. Худенькая девочка, с косичками. Её звали Нина. Она была моя ровесница, ходила в клуб, участвовала в самодеятельности. И я начал искать тропинки к ней.
В 14 лет бросил пить и курить. Пошил себе галстук-бабочку, пришел в самодеятельность, пытался танцевать, но меня выгнали из кружка танцев; пытался петь – мне сказали, что у меня нет ни слуха, ни голоса. Выучил стихотворение Смелякова и читал его со сцены. Имя «Лида» заменил на «Нина».
…Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжёт,
но вскоре над тихой Землёю
созвездие Нины взойдёт…
Все знали про мою любовь, и я сам прятать её ни от кого не пытался. Она жила в соседнем посёлке, я после клуба провожал её домой. На обратном пути меня ждут, молотят местные ребята, а я счастлив, что она мне позволила себя проводить. Вообще у меня было счастливое детство, хоть и Колыма была, и убегал из дома.
– Удивительная сила у любви…
– Когда выгнали из школы, отчим отправил меня в Магадан, в ГПТУ. Но в народе училище называли по старинке «фазанка» – раньше это было ФЗУ. Туда со всей Колымы собирали разную шпану. Из нашей группы, например, – 23 человека было в группе – 12 человек за время учёбы «ушли» в колонию. И мне после учёбы пришлось срочно уезжать из Магадана, проблемы с милицией были.
Уехал во Владивосток. Работал художником в Дальневосточном морском пароходстве, потом рабочим сцены во Владивостокском драмтеатре. Однажды народный артист СССР Андрей Александрович Присяжнюк обратил на меня внимание, он ставил какую-то сказку и дал мне роль стражника. Я должен был дудеть в трубу, то есть музыка играет, а ты делаешь вид, что это ты дудишь. Это была моя первая роль, и театр, конечно, затянул меня в свой колдовской мир. Я выходил из театра, а там уже девочки стояли, спрашивали: «Ой, скажите, это трудно – стать артистом?» Я отвечал: «Нет, но надо много работать».
(Мы, словно наперегонки, смеёмся с моим собеседником.)
– Театральный институт вы окончили в Тбилиси?
– Я работал в Грузинском театре пантомимы. В то время это был единственный в СССР государственный театр пантомимы. Приехал в Грузию в 18 лет, в январе 1974 года. В Тбилиси подделал справку о
