– Вот после общения с Лаврентием Палычем меня к товарищу Сталину и вызвали.
– И что?
– Что, что. Андрей, ты что думаешь, товарищ Сталин первым делом поинтересовался у меня, когда фашисты на СССР нападут? «А скажите мне, товарищ старший лейтенант, а то мои маршалы не знают, когда у нас война начнётся. Да как будет разворачиваться приграничное сражение, не забудьте рассказать, а то Генштаб что-то мнётся». Так, что ли? Ты сам поверил бы мне в тридцать девятом? Молчишь? Правильно молчишь. И я бы не поверил. Никто бы не поверил. Тогда вопрос стоял, что с нами делать: просто из армии выгнать или всё-таки под трибунал.
– За что?
– Вот заладил. Да хотя бы за лётчика этого, обер-лейтенанта. Как там его звали? Которому ты помог шею свернуть?
– Фальк Вольфган. Только польские патриоты к его смерти никакого отношения не имеют, сам он с моста свалился. Не надо было так нажираться да ещё хвалиться, какой он классный пилот и что ему сам Геринг Железный крест вручил.
– Польские-то, конечно, ни при чём, верю. А вообще, думаю, это, конечно, авантюра была. Адреналин из ушей пёр: как же, по сути, первое подразделение диверсантов в Красной армии получилось создать! Сам Жуков на нас внимание обратил. Сейчас как представлю, что кто-то в гестапо попал, дрожь пробирает.
– Ну, документов у нас не было. Форма, оружие, деньги – всё немецкое или польское. А живыми мы бы не дались, сам знаешь.
– Дались или нет, это вопрос профессионализма тех, кто брать будет. Того же снотворного сыпануть, всего делов. Но вот наша готовность подорвать себя, но в плен не попасть, похоже, всё-таки товарища наркома тогда зацепила. Отчитал он меня, конечно, сильно, но знаешь, такое ощущение было, как бы это сказать… Ну вот как сын пришёл с улицы, рубаха разодрана, фингал под глазом – подрался. Ты его и ругаешь, а сам в то же время доволен – не трус растёт. Вот и Лаврентий Палыч решил: вроде как раздолбаи, но смелые. А раз смелые, то, может, ещё на что-то сгодятся. Ясно? Вопросы есть?
– Ясно. Есть. Я так и не понял: товарищ Сталин тебе поверил или нет?
– Но я же тебе только что сказал.
– Командир, нас потом развернули в батальон и предоставили учебную базу. А тебе лично, насколько я помню, вместо трибунала шпала упала.
– То, что немцы с нами воевать будут, товарищ Сталин и без меня знал и знает. Я просто озвучил своё мнение: чтобы Польшу переварить, Германии понадобится около двух лет. А мы с финнами договориться не сможем, придётся воевать.
– Ну и?
– Вот мало того, Андрей, что у тебя память хорошая, так ты ещё упёртый, как танк. Насчёт Германии ничего товарищ Сталин не ответил, а вот насчёт финнов, можно сказать, пари предложил.
– Какое пари?
– Товарищ Сталин сказал, что если войны с финнами не будет, то придётся такого шебутного командира из армии убрать и направить его народное хозяйство Крайнего Севера поднимать.
– А ты?
– А что я? Я согласился, чем товарища Сталина немного удивил.
– Правильно! Откуда ты знал, что война будет?! Поехал бы на Колыму золото мыть, и хорошо если в конвое, а не под конвоем. Хотя чему я удивляюсь? Сказал, будет, значит, будет.
– Верно. Учитывая, какие финны упёртые, я ничем не рисковал.
– Ну а сейчас? Командир, сейчас-то почему товарищ Сталин тебе не верит?!
– Потому что ни товарищ Сталин, ни товарищ Берия, ни Борис Михайлович Шапошников, ни другие ответственные товарищи Гитлера дураком не считают. Война на два фронта – для Германии неизбежное поражение. Да к тому же если в плане промышленности и людских ресурсов у рейха всё хорошо, минеральные ресурсы, включая нефть, весьма ограниченные. Войну на истощение они проиграют однозначно. Да, по сути, Германия со всеми сателлитами уже сейчас проигрывает даже одному СССР в плане промышленного потенциала, только сами они об этом, к сожалению, не знают.
– Так, что-то я запутался.
– Давай попробую тезисно. Повторяю, наше политическое и военное руководство совершенно справедливо считает, что Гитлер не идиот и понимает последствия ведения войны на два фронта. Это вот просто такая скала, аксиома – на два фронта Германия воевать не будет. А кто думает иначе, сам дурак. Пока ясно?
– Да.
– Но! Есть два фактора, которые не учитываются. Первое, Германия с Британией не воюет, а только имитирует войну. Сейчас, конечно, мы ни реально задействованных сил, ни тем более потерь не узнаем. Английская пресса, захлёбываясь, кричит на весь мир, что это было грандиозное сражение, решившее судьбу мира. Германии тоже выгодно раздувать значение этих событий. А мы давай попробуем абстрагироваться от этой пропаганды и как боевые командиры прикинуть стратегическое значение этой битвы. Во-первых, какие цели ставились? Высадка десанта. Так?
– Да.
– Британский флот по линкорам и тяжёлым крейсерам превосходит немецкий в несколько раз. Авианосцев у англичан вроде бы четыре или пять, у Германии ноль. По авиации, грубо говоря, паритет. По подлодкам тоже паритет, но они однозначно эффективнее для противодействия десанту, чем для его поддержки. Встал линкор у берега, и по фиг ему на твои торпеды: торпедируй сколько хочешь – ляжет на грунт и также будет стрелять. Плюс британские береговые батареи, плюс поддержка США. Ну как, будем рассматривать воздушные бои или и так ясно, что это профанация?
– А можно прям в двух словах, Командир?
– Хорошо, попробую. Смотри. Бомбардировки – они, конечно, вещь для обывателя ужасная, тем более если красочно в газете расписать. Но для уничтожения, например, завода нужен налёт в сотню бомберов плюс такое же прикрытие. Бомбить города? Ну… Жертвы будут, конечно, но сильный народ этим не сломить, а в военном плане гибель даже ста тысяч горожан практически значения не имеет, как бы цинично это ни звучало. Выходит, разбомбили немцы максимум с десяток заводов, повредили инфраструктуру десятка портов. Всё! Ничтожный ущерб, если рассматривать в разрезе Британской империи.
Теперь по потерям авиации. Вот англичане боевым действиям восемнадцатого августа прошлого года аж название присвоили – самый трудный день. Между прочим, прошу отметить, люфтваффе тогда удар по аэродромам наносило. Так вот, в этот самый трудный день, точнее сутки, по сообщениям немецкой прессы Германия потеряла двадцать восемь самолётов, по сообщениям британской – более ста двадцати. Истина, значит, где-то посередине, пусть будет пятьдесят-семьдесят штук. Много это или мало? Для газет, конечно, много. А для наземного наступления? Помнишь наши потери в Монголии, когда Георгий Константинович танки в контратаку бросил на обходящих нас япошек?
– Смутно.
– Хорошо, я тебе сам скажу: наших танков сгорело примерно столько же, то есть под сотню. Только у нас это локальный конфликт, а у англов чуть ли не битва Судного дня.
– Да уж, ситуёвина. А второй фактор, Командир?
– Второй? А Гитлер не планирует войну на истощение.
– А что тогда планирует?
– Что планирует? Не уверен, что этому уже придумали название, но технология победы вермахта уже сформировалась и отчётливо прослеживается как в Польской, так и во Французской кампаниях.
– Ну, если и просматривается, то исключительно тебе, Командир.
– Давай попробую тогда также тезисно обобщить всё, что мы знаем о немецкой армии, раз ты такой непонятливый.
– Согласен, интересно будет послушать.
– По частям ты всё это и сам знаешь, я только соберу всё в кучу. Начнём с того, что сухопутные силы и авиация Германии на сегодняшний момент сильнейшие в мире. Что ты скривился, никто тебя лимонами насильно не кормит, это факт, а факты нужно принимать такими, какие они есть.
Итак, для скептиков объясняю, почему я так считаю. Сразу, чтоб не отвлекаться, несколько слов про авиацию. Скажем так, немецкие самолёты – что истребители, что бомбардировщики – как минимум не хуже лучших мировых образцов. По опыту с ними могут сравниться только англичане. Вот с ними и сравним. Согласен?
– Ну да, логично.
– Британцы заявили о своей победе. С одной точки зрения, да, победа, бомбить их прекратили. А с другой, смотри, что выходит: немцы сражались с британцами на равных, но, заметь, сражение-то было над Англией. То есть лётчикам Королевских ВВС и лететь ближе, и прыгать, если собьют, на свою территорию. Я уже молчу про ПВО острова. А когда немецкие потери достигли определённого предела, они просто прекратили операцию. И что? Британцы полетели бомбить рейх?
