Посоветовался с напарником. А напарником у меня незадолго до этого стал мой друг машинист Ванеев, так как Ирина Зубарева после войны перешла на другую работу.
Ванеев меня горячо поддержал.
— Давай, — говорит, — попробуем, может, получится.
На свой страх и риск, никому ничего не говоря, загрузили мы в тендер бурый уголь и стали топить паровоз смесью: пятьдесят процентов жирного угля и пятьдесят бурого. С непривычки на первых порах было трудно. Потом приспособились, определили, где и какую шуровку надо давать, в зависимости от профиля пути, и стали уже уверенно водить тяжеловесные поезда.
С месяц поездили, подсчитали, что получается, и видим — эффект налицо.
Тогда мы к начальству и к товарищам обратились. Приводим такие доводы: если хотя бы десять паровозов будут работать на угольной смеси и пусть даже не на пятидесятипроцентной, а всего на двадцатипятипроцентной добавке бурых углей, и то будет годовая экономия в семьдесят с лишним тысяч рублей.
Нашим почином заинтересовались. Но вместо радости начались огорчения.
Заедешь, бывало, для экипировки на угольный склад и требуешь:
— Давайте столько-то жирного и столько-то бурого угля.
А там отвечают:
— Берите жирный, а бурого у нас нет.
— Как так нет?
— Не завозим.
— Да ведь мы же на смеси работаем!
Заведующий топливным складом даже обижается:
— Ох уж мне эта куприяновская затея! Не планировали мы завоз бурого угля, значит, и нечего канитель разводить.
Но тут нам печать помогла. В «Правде» появилась статья под заглавием «О новаторстве и косности». Газета высказалась в поддержку нашего начинания. И что же вы думаете — буквально сразу же после того в Златоуст пригнали целый состав бурого угля. Все пошло, как следует быть, то есть как нам хотелось.
Так в трудных заботах и хлопотах дожил я до тысяча девятьсот пятидесятого года, и тут в моей жизни произошло еще одно памятное событие.
Событие это было связано с генеральным планом электрификации железных дорог.
Реконструкция нашего горного участка дороги началась еще во время войны, а летом тысяча девятьсот сорок пятого в Златоуст из Челябинска прибыл первый поезд на электрической тяге. Потом был электрифицирован и участок Златоуст — Кропачево.
Преимущества электровозов были наглядны и убедительны. Новая тяга давала возможность увеличить интенсивность грузовых и пассажирских перевозок потому, что электровозы сильней паровозов. Все это мы понимали, однако расставание с привычным делом для многих из нас казалось просто немыслимым. Ведь с паровозом была связана вся жизнь машиниста, а начинать ее заново не так-то легко.
Зимой тысяча девятьсот пятьдесят первого года приехал в Златоуст начальник дороги, зашел в дежурку, увидел меня и сказал:
— Ну, Куприянов, пора и вам на электровоз переходить. Сдавайте свой паровоз и поезжайте в Челябинск на курсы электровозников.
— Разрешите подумать.
А он отвечает:
— Некогда. Послезавтра в Челябинске должны быть.
Конечно, я думал о том, что рано или поздно с паровозом придется расстаться. Дело шло к этому. И все-таки предложение, а вернее сказать, распоряжение начальника дороги ошеломило меня. Домой я пришел в расстроенных чувствах. Сели обедать. Хлебнул две-три ложки борща и отодвинул тарелку.
Тоня сразу заметила.
— У тебя, — говорит, — какая-то неприятность.
— Да вот, — отвечаю ей, — с паровоза снимают меня.
— Как так снимают?
Ну, рассказал ей о беседе с начальником.
Она подошла, обняла меня и так, знаете ли, сердечно, как только она умеет, сказала:
— Чего же расстраиваться. Поедешь на курсы, потом получишь электровоз, и будет все хорошо.
— Трудно будет учиться, — сказал я. — Ты же знаешь, какая у меня подготовка.
— А я, — говорит, — очень верю в тебя.
И от этих слов ее мне как-то легче вдруг стало. И сам я сильнее поверил в себя.
Через день после того я уехал в Челябинск на курсы, а через три месяца вернулся оттуда с дипломом машиниста электровоза.
Начальник депо говорит:
— Вот что, Максим Игнатьевич, Новочеркасский завод выпускает юбилейный, пятисотый электровоз ВЛ-22. Придется тебе ехать за этим электровозом, а потом и работать будешь на нем.
Поехал я в Новочеркасск. Признаться, была у меня надежда — по пути заглянуть в станицу Морозовскую. Но времени оказалось в обрез, так что от этой мысли пришлось отказаться. Да и то сказать, с Морозовской связывали меня только воспоминания, к тому же не очень веселые, а все самое близкое было теперь на Урале.
Получил я в Новочеркасске электровоз и сразу же заторопился домой, в Златоуст.
Теперь-то электровозы серии ВЛ-22 водят преимущественно пассажирские поезда, а для вождения тяжелых составов выпускаются более мощные. Тогда же ВЛ-22 считались еще самыми сильными. И снова пришлось мне водить через уральские перевалы товарные поезда.
За электровозом тогда закреплялось по три бригады. Моими сменщиками были машинисты Сурков и Хужеев. Между прочим, Мунир Хужеев прежде ездил со мной помощником, и я хорошо знал его. Человек он очень аккуратный, добросовестный, но чуть-чуть робковатый. Как старший машинист, я составил такую карту, в которой было расписано, что должен делать каждый из нас. Отдельные узлы машины по моему расписанию закреплялись за одним из трех машинистов, и он обязан был особо тщательно наблюдать за их состоянием. Результаты осмотра узлов и деталей отмечались в специальной книге. Таким образом, заступая на смену, мы по этой книге, как в зеркале, видели состояние электровоза. Это, между прочим, повышало ответственность каждого из напарников.
Электровоз у нас был в образцовом порядке. Мощность его позволяла дать нагрузку больше той, что определялась существующей нормой. И я предложил своим сменщикам попробовать водить поезда весом в две с половиной, а то и в три тысячи тонн, и даже на повышенной скорости.
Сурков говорит:
— Давайте попробуем.
Начало я взял на себя. Несколько поездок прошло удачно. Состав в две с половиной тысячи тонн электровоз ведет без особой натуги и скорость дает довольно приличную. Значит, думаю, на таком режиме работать вполне возможно.
Пришла очередь начинать и моим напарникам. Муниру Хужееву предстояло вести тяжелый состав от Златоуста в Челябинск, а он приходит ко мне и говорит:
— Максим Игнатьевич, я боюсь.
— Чего, — говорю, — ты боишься?
— Сам не знаю чего. Робею, и всё тут.
— А если вместе поведем?
— Это другое дело.
Поехали мы с ним вместе. Но я предупредил:
— Веди ты сам, а я только присутствовать буду.
С места он взял хорошо. И дальше, смотрю, действует грамотно. А между прочим, первые перегоны от Златоуста к Челябинску самые трудные. Тут и подъемы большие и закругления очень опасные. А как это место прошел, считай, что поездка сложилась удачно.
Проехали мы с Муниром станцию Таганай, подошли к Уржумке, и я говорю ему:
— Дальше один поезжай, мне учить тебя нечего — ты сам не хуже меня ведешь.
Спрыгнул я с электровоза, помахал ему рукой, а сам на станцию побежал, к селектору, и прошу, чтобы мне сообщили, как Хужеев пойдет по трудному перевалу.
Мне передают:
— Первое удаление прошел хорошо.
И через некоторое время опять:
— Второе удаление прошел хорошо…
Ну, думаю, после этого мне можно спокойно домой возвращаться.
В Челябинск Хужеев пришел молодцом. Обратно он тоже ехал с тяжелым составом и также вполне успешно, хотя подъем от Тургояка до Хребта считается трудным. Я у него потом уже спрашивал:
— Чего же ты боялся, чудак человек?
А он говорит:
— Я и сам объяснить не могу.
— Теперь убедился, по крайней мере, что это дело возможное?
— Вполне убедился.
Вслед за Муниром и третий сменщик, Сурков, начал водить тяжеловесы. С этого началось у нас новое соревнование тяжеловесников.
Один товарищ тогда вроде бы упрекнул меня:
— Опять, — говорит, — ты начал нормы ломать. Какой-то микроб беспокойства в тебе сидит.
Насчет микроба — это, конечно, глупость. Но равнодушно относиться к работе я действительно не могу. Характер не позволяет. Это у меня еще с Магнитогорска, с той комсомольской поры, когда я костыльщиком на строительстве заводской дороги работал. Мы ведь как свою роль понимали? Новый мир строим! С этим и в партию я пришел и уже никогда не сойду с этой линии.
Глава шестая
В июле тысяча девятьсот пятьдесят девятого года я получил очередной отпуск, и мы с женой надумали провести его в Сочи. Нам полагается бесплатный проезд по железной дороге туда и обратно, так почему же не поехать и не пожить под южным солнышком на морском берегу? Решили взять с собой и младшую дочку Люсю. Ей тогда исполнилось четырнадцать лет, и девочке было очень интересно побывать на Кавказе. Старшая дочка Галя осталась домовничать в Златоусте с бабушкой, Тониной матерью. А бабушка у нас в то время была очень больна, и за ней требовался постоянный уход.
