— Больше ничего не имеем, — сказал Глушецкий.
— Как! У вас не найдется полбанки мясных консервов и ста граммов спирта?! — обидчиво воскликнул Новиков.
— Представьте себе, — усмехнулся Глушецкий. — Старшина принес со склада только хлеб и пшено. Видимо, на складе больше ничего нет.
Новиков подозрительно покосился на него.
— Что-то тут не так, — хмуро заметил он. — Ну, ладно, поужинаю в батальоне. Докладывай, что намерен делать. Полковник злой, меня прогнал в батальон и запретил являться в штаб, пока не будет приведен пленный.
Глушецкий рассказал, что в двух пунктах ведется наблюдение, следующей ночью взвод Крошки пойдет за «языком». Выслушав командира роты, Новиков назидательно заявил:
— «Язык» должен быть добыт любой ценой. Таков приказ командующего. Людей не жалей. На то война.
Когда Новиков ушел, Глушецкий с озлоблением подумал:
«Эх ты, начальник! Не жалеть людей… И откуда ты взялся такой? Удивительно, как терпит его полковник?»
В блиндаж вошел Семененко. У него был растерянный вид.
— Не нашел Когана, — доложил он.
— Куда же он мог деться? — удивился Глушецкий.
— Шукали, шукали. Нема, — Семененко развел руками. — Мабуть, немцы его забрали. Буркова и Олещенко принесли. Похоронили в батальоне.
Глушецкий задумался.
— Мертвый немцам не нужен. Может, он не был убит?
— Не дышал. — Семененко глубоко вздохнул и растерянно проговорил: — А может, и верно!.. Бывает, сердце не стучит, а потом отходит… Неужто я оплошал? — И уже решительно заявил: — Не мог я ошибиться! В грудь и голову… Сам бачил.
— Да, нехорошо получается, — огорчился Глушецкий. — Надо бы похоронить его, как полагается.
Семененко вышел, сутуля широкие плечи и растерянно разводя руками.
Глушецкий также вышел из блиндажа на свежий воздух. Ночь выдалась лунной. На передовой шла оживленная перестрелка, взлетали вверх ракеты. В общем, все было так, как каждую ночь. При лунном освещении Глушецкий увидел солдат, идущих с грузами на передовую. Это шли повара с пищей, старшины с продуктами, полученными в береговом складе, солдаты с патронами и снарядами. Шли на передовую штабные и политотдельские работники, интенданты, разведчики. С передовой к берегу шли раненые. Из всех землянок вылезали люди, оживленно переговаривались, слышался смех. Быт на Малой земле сложился сам собой. Днем противник, владевший всеми высотами, просматривал Малую землю до самого берега и, обнаружив хотя бы одного человека, открывал огонь целой батареей. Поэтому всякое движение днем замирало, десантники спали. Но как только спускались сумерки, Малая земля оживала.
Море было пустынным, и на берегу царила тишина. Караван судов еще не показывался. При лунном освещении четко обрисовывался треугольник Суджукской косы. Глянув на нее, Глушецкий вдруг вспомнил, что до войны грязью из лагуны люди лечили ревматизм. «Как же это я раньше не вспомнил, — ругнул себя. — Надо сказать Гридневу, чтобы попробовал лечить этой грязью свои ноги».
3
У разведчиков наступила полоса неудач.
Взвод Крошки не привел пленного. Вначале как будто все шло хорошо. Разведчики незамеченными подобрались почти к самому дому, в котором находилось боевое охранение немцев. Перед домом не было ни мин, ни проволочного заграждения. И вдруг раздался сильный звон, под ногами стали рваться фугасы. Оказывается, немцы хитро придумали: перед домом вся земля была опутана мелкими проводочками, соединенными со звонками и фугасами. Из двух окон, превращенных в амбразуры, немцы открыли огонь из пулеметов. Пришлось залечь.
Медлить было нельзя. Уральцев вскочил и, крикнув, чтобы подбегали вплотную к дому, где безопаснее, побежал к дверям. Не добежав нескольких шагов до порога, он упал. И в этот момент немцы открыли заградительный огонь из орудий. Снаряды ложились густо, и разведчики начали пятиться. Из дверей выскочили два гитлеровца и подбежали к Уральцеву. Их намерение разгадал Зайцев, и раньше, чем они схватили замполита, он в несколько прыжков оказался около них. Выстрелы раздались одновременно. Свалились оба — и гитлеровец и Зайцев. Артиллерийский обстрел длился минут десять. Одного разведчика убило и трех ранило. Крошка решил, что продолжать блокировать дом бесполезно. Когда артиллерийский обстрел затих, он послал Лосева и Добрецова вынести Уральцева и Зайцева.
Глушецкий разозлился, узнав о происшедшем.
— Почему замполит должен быть впереди, черт вас возьми? — возмущенно кричал он на Крошку, стоявшего с понурым видом. — Хотя бы приволокли убитых гитлеровцев. Вам бы вовремя смыться. Хорошо заучили это правило… Ах, как бездарно вы руководили операцией! Идите с донесением к начальнику разведотдела.
Сам он пошел в санроту, находившуюся метрах в двухстах, проведать раненых.
Когда он пришел туда, Уральцев лежал на операционном столе. В операционную Глушецкого не пустили. Он дождался, когда оттуда вышел хирург, и спросил:
— Каково состояние старшего лейтенанта?
— Выживет, — уверенно ответил хирург. — Организм у него железный. Операция прошла удачно. Сегодня отправим на Большую землю.
Среди раненых, лежавших на носилках в полутемном коридоре, Глушецкий заметил Зайцева. Склонившись к нему, он услышал, как тот тихо стонет, закрыв глаза.
— Как самочувствие, товарищ Зайцев? — спросил он.
Тот открыл глаза.
— Товарищ командир… — слабым голосом произнес он, пытаясь улыбнуться, — я вот, как видите…
— В какое место ранены?
— В плечо и шею…
— Вылечат, — уверенно произнес Глушецкий.
— Товарищ командир, — в глазах Зайцева показались слезы, — Верните мне тельняшку…
Глушецкий тихо пожал ему руку и пообещал:
— Вернем.
С Уральцевым так и не удалось поговорить. После операции он долго не приходил в сознание. В полубессознательном состоянии санитары понесли его к берегу.
На рассвете Глушецкий пошел на кладбище, чтобы лично пронаблюдать за объектом, на который ночью должны напасть разведчики. На этот раз Глушецкий решил сам возглавить разведгруппу.
Вечером он вернулся в роту, поужинал и в полночь с десятью разведчиками, взятыми из обоих взводов, пошел на передовую.
Но и на этот раз поймать пленного не удалось. Немецкие ракетчики заметили разведчиков метров за тридцать и подняли тревогу. И сразу же со всех сторон застрекотали пулеметы и автоматы. А через минуту вся нейтральная полоса была засыпана вражескими снарядами. Высота, на которой находилось кладбище, была господствующей. Малая земля и город отлично просматривались с нее. Поэтому гитлеровцы особенно сильно укрепили высоту, поддерживали тяжелой артиллерией. Двух разведчиков убило, а Глушецкого слегка контузило. Пришлось вернуться ни с чем.
Капитан Новиков дожидался возвращения разведчиков в штабе батальона. Выслушав Глушецкого, он сердито сказал:
— Будет мне от полковника… Единственное, чем могу успокоить его, это сообщить, что ни одна бригада пленного не поймала. Пусть поймет, что при нынешней обороне противника невозможно действовать мелкой группой, а надо предпринимать разведку боем в составе одного-двух батальонов.
Вернувшись в роту, Глушецкий лег. Его тошнило. Сильно болела голова, зубы непроизвольно выбивали дробь.
На третьи сутки Глушецкого вызвали в штаб корпуса. К этому времени он чувствовал себя почти здоровым.
В штабе корпуса Глушецкий пробыл пять часов. Там состоялось нечто вроде семинара разведчиков. Командир корпуса, начальники разведотделов бригад и командиры разведывательных рот рассказали много интересного. Глушецкий записал в свой блокнот немало полезных советов. Возвращаясь, он размышлял: «Генерал сделал правильный вывод — разведчики храбры, но не умеют применять хитрость».
Было уже темно, когда Глушецкого вызвал командир бригады. К нему он пошел вместе с Новиковым.
Полковник встретил их не очень дружелюбно. Не поздоровавшись и не приглашая садиться, он довольно резко проговорил:
— Ну, так называемые разведчики, вижу, что привести пленного вам не по силам. Может, мой умишко окажется сообразительнее вашего. Когда-то во время гражданской войны и я был разведчиком. Слушайте, что скажу.
Он развернул карту и показал пальцем на красную пометку.
— Вот Безымянная высота. Между ней и кладбищем стык двух частей противника. Стык хорошо охраняется несколькими пулеметными гнездами. Перед этим пулеметным гнездом метрах в пятнадцати сидят в яме два ракетчика. А перед ними минное поле и проволочное заграждение. Я облюбовал этих ракетчиков. И вот почему. Здесь кругом растут кусты держидерева. Немцы допустили ошибку, что не вырубили их. Мы воспользуемся их ошибкой. Ваши соображения? — полковник вопросительно посмотрел на Новикова и Глушецкого.
