«В чем дело? — недоумевал Семененко. — Неужели ракетчики еще не пришли в свой окоп?»
Когда Семененко подумал об этом, в его голове быстро созрел план действий. Он решил забраться в окоп раньше ракетчиков, а когда они придут — наброситься на них и скрутить.
Он уже хотел повернуться к Логунову и Кондратюку, чтобы рассказать им о своем замысле, как неожиданно из окопа раздался кашель, а через секунду вылетела ракета. Семененко прижался к земле. «Не успел», — подосадовал главстаршина.
Когда ракета погасла, непроницаемая темнота встала перед ослепленными глазами.
Ракеты взлетали через каждые десять — пятнадцать минут, освещая землю бледным светом. При каждой вспышке Семененко пытался рассмотреть, сколько в окопе ракетчиков — один или два. Но сколько ни напрягал зрения, ничего не увидел.
«Сидят и носа не кажут», — подумал Семененко, в задумчивости почесывая нос стволом нагана.
Лежавший слева Логунов тяжело вздохнул. Семененко ткнул его кулаком в бок, сердито зашипев: «Тише дыши».
«Курить, наверное, захотел», — с сочувствием подумал главстаршина.
Он не угадал. Непроизвольный вздох вырвался у Логунова не потому, что хотелось курить. Несколько дней тому назад он получил письмо от дальнего родственника Семена Кудряшева. Передавая приветы и сообщения о сельских новостях, Семен будто между прочим оговорился, что за Дуней увивается бригадир тракторной бригады Анисим Портнов, имеющий бронь как специалист сельского хозяйства. А Дуня веселая ходит, словно не ее муж Трофим Логунов мучается на фронте. Сначала Логунов не поверил письму Семена. Этот Семен был известен на все село как болтун, склочник. Трофим с ним не переписывался, и это было первое письмо от него, чему, надо сказать, Трофим удивился. Но сейчас, лежа в кустах держидерева, Логунов подумал, что женщины — народ податливый и, может быть, в этот миг его Дуню обнимает пройдоха Анисим. Вот почему и вздохнул тяжко моряк.
Кондратюк отламывал от куска хлеба, лежавшего за пазухой, по кусочку и отправлял в рот. А чего больше делать? Хуже нет, когда приходится лежать без движения по нескольку часов, не имея возможности ни покурить, ни поговорить.
Нащупав под рукой какой-то проводок, Кондратюк стал внимательно исследовать его. Оказалась мина натяжного действия. Кондратюк похолодел, узнав, что лежит на мине. Он подполз к Семененко и шепотом сообщил о своем открытии.
— А ежели вокруг окопа ракетчиков натыканы мины? — высказал он свое предположение.
Семененко шикнул на него, чтобы молчал.
«Вот новая задача», — с неудовольствием подумал главстаршина.
Он уже обдумал план действия. Нужно подползти еще метров на пятнадцать, держа перед собой для маскировки кусты держидерева. Как только ракета погаснет и на какое-то мгновение ракетчики будут ослеплены, броситься к окопу. Логунов и Кондратюк останутся сверху, а Семененко вскочит в окоп и рукояткой нагана оглушит обоих ракетчиков. Логунов и Кондратюк помогут их связать и заткнуть рты кляпом. А потом дадут сигнал ракетой.
Теперь же, после того как Кондратюк высказал свое предположение о минах около окопа, план этот нуждался в поправках. Взлететь на воздух около самой цели — удовольствие ниже среднего. Так, чего доброго, если и уцелеешь, то можешь попасть в лапы гитлеровцев.
Не сводя глаз с окопа, Семененко раздумывал о том, как теперь поступить.
Шел первый час ночи. Небо по-прежнему было затянуто тучами. С полуночи подул холодный ветер. Лежать стало холодно, у разведчиков коченели руки и ноги.
В горле запершило, и Семененко с трудом удержался, чтобы не кашлянуть. «Довольно лежать», — решил он.
Повернувшись к товарищам, главстаршина зашептал:
— Ползем к окопу с тыла. Маскируйтесь ветками. Первым в окоп прыгаю я.
Держа в левой руке густую ветку, а в правой — наган, Семененко медленно пополз.
Вот когда у всех троих заколотились сердца. Так всегда бывает перед схваткой.
Уже никто из них не ощущал холода, хотя ползли не быстрее черепахи.
Между дзотом и окопом ракетчиков не было хода сообщения, но оказалась большая яма. Разведчики нырнули в нее и затаились. Теперь до ракетчиков было не более десяти шагов. Стал слышен разговор в окопе. Семененко не понял, о чем они говорят, но, услышав слова «шнапс» и «глитхен», решил: «О выпивке и бабах рассуждают, сволочи».
Вверх взлетела ракета. Разведчики зажмурились, чтобы свет не ослепил глаза. И только ракета потухла, как Семененко рванулся вперед, держа наган за ствол. Прыгнув в окоп, он схватил первого попавшегося под руку ракетчика и ударил по голове рукояткой нагана. Второй ракетчик дико закричал и выскочил из окопа. Не видя ничего перед собой, он налетел на Логунова. Моряк ударил его по ногам, и ракетчик упал, продолжая кричать. Логунов и Кондратюк навалились на него, заткнули рот и начали крутить назад руки.
В дзоте услышали крик и застрочили из пулемета. Пули пролетали над головами Логунова и Кондратюка. Разведчики распластались, и этим воспользовался подмятый ими ракетчик. Вывернувшись, он быстро пополз на четвереньках. Логунов хотел вскочить и броситься за ним, но пули засвистели так низко, что разведчик не рискнул подняться.
— Давайте сюда, — раздался приглушенный голос Семененко.
Логунов и Кондратюк нырнули в окоп.
— Сбежал, гад, — смущенно доложил Логунов главстаршине.
— Нехай, — махнул рукой Семененко. — Хватит и одного. Вяжите ему руки. Глотку я заткнул.
Ракетчик покачивался, еле держась на ногах. Семененко с соболезнованием произнес:
— Захмелел хриц. Треба было потише кокнуть.
Когда Логунов связал ракетчику руки, Семененко распорядился:
— Завертывайте его в плащ-палатку, а я дам сигнал.
Он вытащил из кармана ракетницу и выстрелил вверх зеленой ракетой.
Пулемет из дзота продолжал неистово строчить. Пули летели над самым окопом. Открыли огонь соседние пулеметные гнезда. Взвились ракеты. По-видимому, сбежавший ракетчик добрался к своим и поднял тревогу. Разведчики, прильнув к краям окопа, с нетерпением ждали, когда заговорит наша артиллерия и заставит замолчать пулеметчиков. Минуты ожидания показались им вечностью.
Но вот в воздухе раздался свист — и около дзота сразу разорвалось несколько снарядов.
— Сейчас двинем, — радостно произнес Семененко.
Он думал, что пулеметы сразу замолкнут — и разведчики, пользуясь их молчанием, выскочат из окопа и успеют добежать до проволочного заграждения. А там уже можно не спеша ползком добираться до нашей обороны. Однако пулеметы гитлеровцев продолжали стрелять, несмотря на то что теперь их осыпали десятки мин и снарядов.
Семененко затревожился. «Язык» есть, но попробуй выберись отсюда!
Заговорила вражеская артиллерия. Гитлеровцы заранее пристреляли подступы к дзоту, и сейчас их снаряды и мины густо ложились впереди окопа ракетчиков метрах в тридцати и около проволочного заграждения.
«Быстро же сообразили», — поразился Семененко.
Наша артиллерия заставила замолчать дзот и пулеметную точку справа.
— Двинем? — вопросительно проговорил Кондратюк.
— Куда? — сердито отозвался Семененко. — Не бачишь?
Отходить было невозможно. Спереди и сзади рвались снаряды и мины.
— Оце попались так попались, — Семененко в ожесточении зачесал затылок. — Ситуация!
Логунов выглянул из окопа.
— Вот дают! — воскликнул он и повернулся к главстаршине. — А справа от нас тихо. Может, двинем туда?
Семененко стал размышлять. Выбраться из окопа, конечно, надо. Он, по-видимому, пристрелян, и если гитлеровцы узнают, что они все еще сидят в нем, то могут накрыть. Что же справа? Там густые заросли держидерева. Спрятаться можно. Труднее будет выбираться к своим. Там ни в проволочном заграждении, ни в минном поле нет прохода.
— Была не была, — тряхнул головой Семененко. — Двигаем.
Они вылезли из окопа и побежали в правую сторону, волоча за собой завернутого в плащ-палатку гитлеровца. Логунов и Кондратюк подхватили с собой два автомата ракетчиков.
Через несколько минут разведчики лежали в яме среди кустов. Отдышавшись, Семененко осмотрелся. Здесь снаряды не падали. А там, налево, артиллерийский обстрел продолжался. Дзот опять ожил.
Семененко успокоился. Ищи теперь ветра в поле. Гитлеровцы не догадаются ночью заглянуть сюда, а днем совсем можно чувствовать себя тут в безопасности. Остается только одна задача — выбраться к своим.
— Мы можем тут просидеть днем, — высказал он вслух свои мысли.
— Можем, — согласился Логунов.
Но Кондратюк не согласился:
— Удовольствие — весь день с голодным брюхом, — и кивнул в сторону пленного, — и он сдохнет.
— Вытерпит, — не совсем уверенно произнес Семененко.
Он развернул плащ-палатку и наклонился над пленным. Тот тяжело дышал, закрыв глаза. «Хлипкий», — обеспокоенно подумал главстаршина и приказал Логунову перевязать пленному голову.
