Я забралась под простыни, переоделась, хотя не помню, чтобы делала что-то из этого. Помню, как легла в мокрой одежде и это последний момент, который зафиксировало сознание. После этого небытие. Сейчас на мне футболка и шорты, и я не знаю, когда их надела.
Растерянно оглядываюсь вокруг и задаюсь вопросом, когда я открыла чемодан, когда достала из мини-холодильника воду и шоколад, а главное, откуда я взяла то, что выглядит как жаропонижающие таблетки, миску с холодной водой и марлю.
Я беру прозрачную баночку и подношу ближе к глазам.
Парацетамол.
У меня был с собой парацетамол?
Этого я тоже не помню.
Подношу ладони к вискам. Лихорадка прошла, но голова словно зажата в железном ящике. Я слышу звон в ушах и странное журчание, такое же, как…. как вода в душе.
Я морщусь, зажимаю уши руками, а потом поспешно отпускаю их, надеясь, что этот странный шум пройдёт. Но он не проходит. Кажется, что кто-то… кажется, что кто-то моется рядом в душе.
Конечно, я до сих пор сплю и вижу сон.
Я встаю с кровати, точнее, с кровати встаёт Джейн, которая не может проснуться. Я наблюдаю за ней и воспринимаю её со стороны, как зритель нового сна. Она слабая и вялая, пошатываясь, идёт к ванной. Ей интересно, кого она встретит и что увидит: гигантских муравьёв, мать с утюгом в руке или какой-то сюрприз? Не родит ли её больной разум очередную абсурдную галлюцинацию?
Ванная комната маленькая, в ней скудный душ, прикрытый белой занавеской. За занавеской кто-то есть.
Что мне снится?
Если отдёрну занавеску, не закричу ли я от ужаса?
Я отдёргиваю занавеску.
И я кричу.
Но не от ужаса.
В моём сне Арон.
В моей ванной.
Голый в душе.
Вода льётся на него, капает с длинных светлых волос, ласкает грудь и спину, повторяет линию ягодиц, пробегает рябью по животу и тут же исчезает.
Мой взгляд безнаказанно копирует живопись воды.
Я смотрю на его волосы, задыхаюсь, следую скульптурным линиям груди, задерживаюсь на его животе и попе, судорожно ловлю ртом воздух вокруг его живота, а затем теряю сознание.
За мгновение до того, как я упаду на пол, Арон из сна бросается ко мне, сжимает в своих влажных объятиях, а затем спрашивает тоном ласкового упрёка:
— Неужели я так уродлив, что заставляю тебя упасть в обморок, Джейн?
***
Он не был уродливым, нет.
Он был невероятно красив.
Арон был ужасно сексуален.
В реальности, я никогда не видела его голым. Но сон был подробным и реалистичным. Очень подробно и реалистично.
Мне бы хотелось видеть такие сны чаще.
Я ёрзаю в постели, со вздохом произношу его имя.
— Я здесь, Джейн.
Широко распахнув глаза, я так резко сажусь, что кружится голова.
— Осторожно, иначе снова потеряешь сознание.
И-что-происходит?
Я оборачиваюсь, и вот он, рядом со мной.
Боже мой, как реально выглядит Арон.
На нём боксеры и красивая татуированная кожа, небольшая борода, волосы влажные, длинной до плеч.
— Мне больше нравился прежний сон, — говорю я, — когда ты был голым.
— Это не займёт много времени, малышка, если хочешь, — говорит он одновременно ироничным и нежным тоном. — В любом случае ты не спишь, и я тебе это докажу.
Арон наклоняется надо мной, а я падаю спиной на кровать, ошеломлённая этой слишком реальной нереальностью. Он придвигается ближе, касается губами моих губ. Затем открывает их языком. Одна его рука скользит мне под футболку и ласкает грудь. Дрожь. Трепет. Мурашки. Его язык и рука вызывают ощущения, которые невозможно представить. Я никогда не чувствовала ничего подобного, никогда в жизни, и моё воображение не может зайти так далеко.
— Как думаешь, я настоящий? — спрашивает он, пока та же рука тянется вниз, приподнимает резинку моих шорт и осторожно пробирается между ног. Он ничего не делает, просто проводит пальцами по моей коже.
— Ммм, — бормочу я, всё ещё не веря.
— Ты нездорова, недостаточно здорова, чтобы вынести всё остальное и окончательно не потерять сознание, но мы это компенсируем. Сейчас ты должна отдыхать.
Я смотрю на него, всё больше и больше изумляясь.
— Неужели это и правда ты? Как такое возможно?
— Возможно всё стоит только захотеть. Как только увидел картину и прочитал твоё письмо, я понял, что если не буду тебя искать, то сойду с ума.
Я протягиваю руки, касаюсь его, словно мой разум продолжает плыть по морям чудес. Его тело кажется сделанным из металла, настолько он твёрд и мускулист. Я могла бы утонуть в нём, настолько я мала. Я счастлива, и я боюсь, и не дышу, и впервые в жизни я дышу глубоко.
— П-правда? — заикаюсь я. Я прижимаюсь к нему ещё крепче и клянусь, клянусь, клянусь, я никогда не была так счастлива.
— В своём письме ты написала, что хочешь найти в себе силы встретиться со своими самыми страшными кошмарами, с которых всё началось. Я предположил, что ты приедешь сюда. Здесь не так много отелей, и после нескольких попыток я тебя нашёл. Хозяину сказал, что я твой адвокат, и если он не откроет мне твой номер запасным ключом, я подам на него заявление за препятствование осуществлению прерогатив адвоката.
— И существует преступление с таким названием?
— Нет, но это произвело фурор. А мой неприглядный вид дополнил сцену. Теперь я тоже бывший заключённый.
— Мы что, оба были осуждены?
— Да, малышка.
— Ты оказался в тюрьме из-за меня, — с горечью бормочу я.
— Я оказался там из-за этих двух придурков и продажного судьи. И сделал бы это ещё тысячу раз. Ты в моей голове, Джейн, ты испортила моё ясное мышление, выпустила хищника, готового на всё, чтобы защитить тебя. Я провёл шесть дерьмовых месяцев, но не из-за самого тюремного заключения, а потому что не знал, где ты. Я боялся за тебя, за твою безопасность, за твоё душевное спокойствие. Думал, что схожу с ума, клянусь. Чем ты занималась последние месяцы? Где была?
Я рассказываю ему о своих бесцельных странствиях. Арон слушает меня. Он слушает и целует меня. Временами его язык прерывает меня и проникает в меня. Временами его руки забывают, что я недостаточно здорова, чтобы вынести всё остальное, и ласкают меня, словно желая дать мне попробовать вкус того, что будет позже.
Я висну на его губах, буквально отчаянным образом. Я висну на его губах и боюсь, что всё закончится, и это в конце концов окажется сном. Я проснусь и снова окажусь одна, в лихорадке на неприбранной кровати в мотеле, а он будет далеко, с другой женщиной и другой жизнью. Так что тем более стоит наслаждаться сном, получать удовольствие от его поцелуев и покалывания кожи, желая большего.
— Я… я в порядке, Арон, — бормочу. — Я могу… то есть… Я хочу…
— Я нашёл тебя промокшей от дождя, ты лежала на кровати и дрожала от холода. Я устроил тебе горячий душ и попросил принести сухие одеяла. Я вышел на минутку за лекарствами, но тебе было нехорошо, малышка, совсем плохо. Я испугался. Так что отдыхай и будь умницей. Будет время, обещаю тебе, быть непослушной. Ведь я не уйду.
— Почему? — импульсивно спрашиваю я. — Ты… можешь иметь кого хочешь… Почему бы тебе не уйти?
Ещё один поцелуй развеивает мой испуганный вопрос. Ещё больше ласк стирают все мои мысли. Затем, без сомнения, возвращается лихорадка. Я горю. Огонь распространяется по моему лицу, когда ответ Арона заставляет дрожать каждую клеточку в теле.
— Потому что я люблю тебя, Джейн.
***
Никто обо мне не заботился… никогда. Я не привыкла к этому и почти чувствую себя виноватой. Несколько дней мы с Ароном остаёмся запертыми в номере мотеля. Я счастлива, так счастлива, что мне страшно. В некоторые моменты говорю себе, что это не может быть правдой. Но потом я смотрю на него, прикасаюсь к нему и не сомневаюсь, — Арон здесь.
Мы вместе едим, вместе спим, и когда мы спим, в полумраке этой крошечной, далеко не элегантной комнаты, которая кажется мне залом дворца, я смотрю на него. Боже мой, что это за мужчина. Я касаюсь пальцами его губ.
