Эти губы — мои.
Эти ресницы — мои.
Это тело — моё.
Ну, так сказать, моё.
Мы никогда… Я имею в виду, мы никогда не занимались любовью. Мы вместе спали, обнимались, целовались, но дальше этого, дело не шло.
— Арон, — тихонечко зову я. Надеюсь, он проснётся и надеюсь, что нет. Хочу задать ему вопрос, но от одной мысли об этом меня бросает в дрожь.
— Джейн, — бормочет он, открывая глаза. — Что происходит?
— Можно тебя спросить?
Он слегка хмурится, словно в недоумении.
— Вопрос жизни и смерти?
— Как… как ты догадался?
— Сейчас три часа ночи, ты давно в задумчивости, и тон у тебя озабоченный. Давай, выкладывай.
Я сглатываю. От проезжающей по дороге машины, сквозь жалюзи в комнату проникает волна света. Я смотрю на его силуэт, очертания мускулов, норвежского типа светлые волосы, и думаю, что Арон — действительно самый красивый мужчина в мире. Вопрос возникает спонтанно, испуганный, но необходимый.
— Как ты можешь говорить, что… что любишь меня, если… если я тебе не нравлюсь?
Арон широко раскрывает глаза и смотрит на меня так, словно я только что произнесла ересь, достойную приговора к сожжению на костре.
— Что ты выдумываешь?
— Ты… ты никогда не пытался… Я уверена, что со всеми остальными тебя и не надо спрашивать. Но я просто… я не думаю, что нравлюсь тебе в этом смысле, вот и всё.
— Никогда не слышал столько глупостей одновременно.
— Тогда почему… почему ты обращаешься со мной так, будто я… сделана из стекла?
Арон приближается и обхватывает ладонями моё лицо.
— Потому что я не хочу причинить тебе боль своей порывистостью! Думаешь, я не желаю тебя? Я мечтаю о том, чтобы каждый грёбаный день делать с тобой всё законное и незаконное. Но потом я делаю шаг назад, думаю, что на тебя уже нападали, причиняли боль и чуть не изнасиловали, и я не хочу усугублять твои кошмары. Я хочу, чтобы со мной ты чувствовала себя в безопасности.
Я высвобождаюсь и встаю с кровати.
— Хорошо, — бормочу я, но чувствую горечь.
Арон тоже встаёт с кровати и подходит ко мне. Он берёт меня за руку и притягивает к себе с такой лёгкостью, что это почти похоже на танцевальный шаг.
— Нежная и неуверенная Джейн… Не выпускай на волю голодного демона внутри меня, я могу причинить тебе боль.
— Я хочу… чтобы мне было больно с тобой. Больно и хорошо, и всё, что разрешено и запрещено. Иногда я думаю, что… будь я такой, как Лилиан, у тебя не было бы всех этих угрызений совести.
— Будь ты похожа на Лилиан, меня бы здесь не было, — говорит он раздражённо. — Я здесь потому, что ты похожа на Джейн. Чем скорее это вдолбишь себе в голову, тем скорее перестанешь чувствовать себя неуверенно, — он стучит меня по лбу костяшками пальцев, мягко, но многозначительно. — Я никогда ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе.
Я кусаю губы и от досады надуваю губы.
— Не говори того, о чём можешь пожалеть. Ты и о Лилиан говорил то же самое, а теперь она тебе безразлична.
Арон крепко обнимает меня, наклоняется и говорит прямо мне на ухо. Голос у него низкий, но твёрдый.
— Мне было восемнадцать, и я был настоящим придурком. Меня ослеплял театр, который устраивала Лилиан, чтобы показать себя не такой, какой она была на самом деле. Я любил не её, а то представление, которое у меня сложилось о ней. И впоследствии я чувствовал только злость на то, как она со мной обошлась. Это была уже не любовь, а уязвлённая гордость и сентиментальная незрелость. Теперь я мужчина, который знает и уверен в своих чувствах и желаниях. А ты не стерва, которая носит маски. Ты открытая книга, твои эмоции правдивы, порой жестоко правдивы. Твоё сердце сделано из золота, даже если считаешь себя жестоким монстром и убийцей. Тебе придётся смириться со своим прошлым, с тем, что ты сделала, но прежде всего с тем, что тебе пришлось сделать, и я тебе помогу, но ещё тебе придётся обратиться за помощью к хорошему психотерапевту. Об этом мы ещё поговорим. А пока знай, — ты моя прекрасная малышка Джейн, ты ужасно чувственная и я хочу тебя как безумец.
Я поднимаю лицо и хочу плакать, но от радости. Все слёзы, которые пролила в прошлом, были только от горя. Я никогда не испытывала такого странного чувства, как желание плакать от счастья.
Чувствую, как они капают на щёки. Я плачу перед Ароном. Я плачу перед кем-то. Это впервые.
Он берёт меня за руку и ведёт к кровати.
Я продолжаю плакать от радости, пока его руки освобождают меня от одежды. Я задерживаю дыхание, пока он раздевается сам. Я чуть не умираю от приятного напряжения, когда чувствую его руки на своём теле. Голова кружится в тот самый момент, когда он целует каждый из моих шрамов. На лице, на колене, на спине. Когда его пальцы проникают между моих ног, я нахожусь в серьёзной опасности умереть от сердечного приступа, настолько быстро бьётся сердце.
После тысячи поцелуев и бесконечного количества ласк Арон отстраняется, чтобы что-то взять из своего чемодана. Он достаёт новую упаковку презервативов, и я не могу удержаться, чтобы не сказать ему тоном, одновременно смущённым и ироничным:
— Похоже, ты приехал сюда с довольно чёткими идеями.
Арон стоит передо мной, обнажённый, с эрегированным членом, как чувственный бог, и раскатывает презерватив ужасно эротичным способом. Всё во мне становится жидким и томным.
— О да, Джейн. У меня были очень чёткие представления, а теперь они стали кристально ясными… — Он подходит к кровати, возвращается ко мне, оказывается на мне сверху. — Если я сделаю тебе больно, скажи мне, — шепчет он, проникая в меня, порывисто-сладко. А потом только стремительно.
Я в раю. Наши руки переплетены высоко на подушке, пока его тело скользит по моему телу. Он целует меня, проникает, целует.
Мне хочется издать звук удовольствия, но я боюсь. Мне стыдно. Я задерживаю дыхание и задыхаюсь, мои губы запечатаны от страха совершить ошибку. Быть настолько собой, без щитов.
Но я и правда открытая книга, потому что Арон замечает это, смотрит мне в глаза и говорит:
— Наслаждайся, Джейн, делай это свободно. Не держи всё в себе. Кричи, стони, плачь, будь собой. Никто тебя не осудит, никто тебя не контролирует. Оскорбляй меня, если хочешь. Ты можешь делать то, что чувствуешь, всегда и навек.
Затем я позволяю дыханию взять ритм, какой оно хочет. Я отпускаю себя. Я доверяю. Я становлюсь собой.
Его руки, сковывающие мои запястья, позволяют мне наконец-то почувствовать себя свободной.
***
На следующий день я намерена снова отправиться в тот дом. Не могу назвать своим домом это странное место, полное призраков. Но мне всё равно необходимо туда зайти, я должна кое-что сделать, что-то взять. Это будет мой последний поступок, прежде чем те стены сожрут черви.
Арон настаивает, чтобы сопровождать меня, и я не возражаю.
Пока мы едем в машине, я спрашиваю:
— Джеймсу Андерсону это сойдёт с рук? Это единственное, что меня тяготит. То, что он на свободе и может погубить других девушек. Всё остальное я переживу, но то, что он не будет наказан — нет.
— Ему это не сойдёт с рук, Джейн. Несколько дней назад произошло нечто, что частично примирило меня с Лилиан. Нет, не напрягайся. Послушай меня. Похоже, что пока её детектив следил за Эмери в поисках доказательств измены, чтобы использовать их при разводе, он обнаружил гораздо больше. Лилиан могла бы шантажировать и получить взамен всё его состояние, но она решила передать всё прокурору. Думаю, она чувствовала себя дерьмово после того, что сделала, пытаясь навредить мне через тебя. А может, мысль о том, в каком мире вырастет её сын и какие плохие примеры он будет иметь, убедила её действовать. Эмери частенько посещал проституток, но это не самое главное. Раскрывая грязные трюки Эмери, детектив уличил в них и его брата. Он обнаружил сообщения, которые Эмери удалил со своего мобильного телефона. Лилиан решила, что они принадлежат любовнице, и поручила детективу восстановить переписку. Но смски принадлежали Джеймсу, который однажды ночью обратился к Эмери за помощью, сразу после того, как изнасиловал и едва не убил девушку. Он безрассудно назвал её имя, местонахождение, рассказал о том, что натворил и просил брата приехать, чтобы разобраться во всём. Мелинда без труда нашла девушку и убедила её заявить на него. Когда об этом стало известно, другие жертвы тоже набрались смелости и последовали её примеру. Джеймс окажется в тюрьме на долгие годы, да и репутация Эмери, конечно, будет подмочена, — Арон пожимает мою руку, подносит её к губам. — По словам Дит, это был очевидный финал. Она сказала, что никто не сможет причинить вред ангелам, если все Небеса не объединятся, чтобы справедливость восторжествовала.
