Тогда я обращаюсь к Арону.
— Может, пойдём?
— Куда хочешь, — отвечает он.
Эпилог
Год спустя
— Джейн? Где ты? — громко позвал он, отходя от штурвала парусника.
За несколько недель до этого они спустили на воду судно Libertà, и ему показалось, что Джейн нравится ходить под парусами. Он научил её основам мореплавания, и она показала себя необыкновенной спутницей, с которой можно ходить в море.
Ну а для жизни она была просто невероятным компаньоном. После их возвращения из Арканзаса Джейн переехала к нему. Не было момента, когда Арон не задавался вопросом, как он жил раньше. Он плохо помнил пустую жизнь тех дней, когда ничто не имело содержания, а форма была ширмой, скрывавшей тщету дней, которые проходили, не совершая ничего значимого.
Теперь всё, даже самое банальное действие, приобретало значение вехи. Он стал адвокатом по уголовным делам. Занимался не только важными делами, но и мелкими спорами, от которых раньше у него просто слабели колени. Он распрощался с былыми щедрыми заработками, но ему было всё равно. Дед обещал ему, что скоро сделает партнёром, но даже это не имело для него значения. Всё, что его действительно волновало, — это Джейн.
Жаль, что в последние несколько дней она вела себя странно.
Джейн продолжила работать с Дит в галерее, с энтузиазмом относилась к тому, что делала, но в последнее время выглядела нервной, беспокойной, временами меланхоличной.
И сегодня, хотя в океане дул приятный ветер, а плавание проходило гладко, как по шёлку, она спустилась под палубу, оставив его одного.
Арон добрался до неё в полном смятении. Обнаружил Джейн сгорбленной на полу, с бледным лицом и остекленевшими глазами.
— Джейн, малышка, в чём дело? — спросил он, всё больше проникаясь ужасным предчувствием надвигающейся катастрофы. — Немного морской болезни?
— Да, — пробормотала она, и её щёки цвета как у мертвеца не отрицали этой истины.
Однако Арону показалось, что это ещё не всё. Он увидел, как Джейн стала накручивать на палец локон и поджала губы — так она делала, когда была опечалена или чем-то обеспокоена.
Инстинктивно в Ароне проснулся прежний ревнивый парень. И во много раз сильнее, так как ревновал он часто.
Ей нравился кто-то другой? Кто-нибудь из художников, которые постоянно тусовались в галерее Дит? Или он ей уже надоел?
Проклятье, что?
Арон сел рядом с ней, прислонившись к той же стенке.
— Окей, колись, — сказал он. — Ты не можешь больше скрывать от меня правду.
— Откуда ты знаешь… что я от тебя что-то скрываю?
— Ты всё ещё открытая книга, любовь моя. Или, может, я больше не имею права называть тебя так? Может быть, ты собираешься открыть мне тайну, которая разрушит то, что я считал идеальной жизнью?
Джейн смотрела на него с неподдельной тревогой.
— Я не… Я не знаю… Мне тоже нравится наша жизнь, и я счастлива, но…
— Но кто-то вот-вот нарушит наше чудесное равновесие, — при этих словах он почувствовал, как в сердце кольнуло, словно в грудь вонзилось остриё невидимого лезвия. Он почувствовал боль в сердце, потому что Джейн, казалось, кивнула в задумчивости. Он увидел это в её глазах, и ещё страшнее было то, что вместе с этим невольным признанием он уловил нотки затаённого счастья. Она изменила ему и, в конце концов, была счастлива это сделать.
Неужели всё кончено?
Великолепный год, который умер таким образом и в таком месте?
Неужели она полюбила кого-то другого?
Он попытался представить себе, кто из этих художников мог бы её очаровать, но не смог продвинуться дальше смутных догадок.
Теперь укачивало его.
Внезапно он почувствовал, что его тошнит.
— Давай, колись, — повторил он уже менее примирительным тоном.
— Арон, ты всегда говорил, что свобода для тебя — это всё, верно?
— Я так и говорил.
— Поэтому так ты и парусник назвал. Потому что свобода предшествует любви, а без свободы не может быть любви.
— Я помню это, Джейн, переходи к делу, не ходи вокруг да около, боясь причинить мне боль.
«Ты причинишь мне боль. Ты уже убиваешь меня, просто этим ожиданием.
Что ты собираешься мне сказать? Что считаешь себя свободной любить другого?»
— Так что то, что я собираюсь тебе открыть, не воспринимай как способ… То есть, это произошло, но… Я не делала этого специально, понимаешь.
— Джейн, ты собираешься перейти к сути? Ты заставляешь меня потратить годы жизни. Скажи мне, что происходит.
Она сглотнула, а потом выдала на одном дыхании:
— Я беременна.
На мгновение Арону показалось, что он уже пережил этот кошмар, шестнадцать лет назад.
«Я беременна.
Ребёнок принадлежит Эмери.
Я не делала этого специально, но так получилось.
Мы поженимся.
Прощай, Арон».
В течение нескольких минут он чувствовал, как в его сердце и тело вливаются потоки чувств, все отрицательные, все мучительные, такие, что ломают даже мужество героев. Голова была словно набита липкой ватой, и тошнота, чёртова тошнота, имитирующая морскую болезнь целой пьяной бригады.
Задыхаясь от усилившегося дежавю и отвращения, он резко спросил:
— Чей он?
У Джейн расширились глаза, а её бледные щёки приобрели цвет свежей крови. Она встала и в шоке отшатнулась от него.
— Как…? Что это за вопрос? Что за грёбаный вопрос? Ты называешь меня шлюхой? Он твой, придурок, и от одного того, что ты сравнил меня с Лилиан или принял за шлюху, которая трахается с тобой, а потом ещё с кем-то на стороне, мне хочется ударить тебя!
Ветер, надувший паруса и очистивший небо от туч, освободил и душу Арона. Он улыбнулся. Улыбнулся, как идеальный идиот и был полным идиотом.
— Ты заставила меня умереть! На мгновение мне показалось, что…. Прости, я — мудак!
— Ты и есть! Можно сказать, это точно! Ты мудак! — крикнула она, и в её глазах пылал гнев.
Арон обнял её, крепко прижал к себе и к мягко скрипящей перегородке.
— Я так люблю тебя, Джейн, и так счастлив, что иногда боюсь всё потерять. Когда ты начала так двусмысленно, я представил себе абсурдные вещи. Но почему ты начала так чертовски двусмысленно?
— Потому что мы никогда об этом не говорили. О том, чтобы завести ребёнка, имею в виду. Судя по твоим разговорам, я всегда думала, что ты не готов стать отцом. И ещё я боюсь, что ты можешь подумать, что я сделала это специально, чтобы… заставить тебя остаться со мной, заманить тебя в ловушку, заставить жениться на мне или что-то в этом роде! Я не такая, я не такая.
— Шшш, — прошептал он ей на ухо. — Тише, Джейн. Не говори больше глупостей, иначе я буду вынужден наказать тебя так, что тебе понравится.
Она облегчённо хихикнула.
— Какое же это наказание, если мне понравится?
— Я могу наказывать тебя только приятными наказаниями, тем более сейчас.
— Значит, ты не злишься и не разочарован?
— Как я могу злиться или разочаровываться? Я-тебя-люблю. Хочешь, скажу это на других языках? Хочешь, прокричу это в мегафон в зале суда? Хочешь, я вызову заклинание, которое заставит тебя жить в моём сознании хотя бы день, почувствовать, что я чувствую, что думаю о тебе и насколько ты фундаментальна?
— Я не хочу, чтобы ты почувствовал себя несвободным.
— Даже если бы я был заключённым, я бы никогда не был заключённым с тобой. Никогда. С тобой я чувствую себя свободным. Я не думал о том, чтобы стать отцом, это правда. Но сначала. Если мать ты, то стать отцом тоже замечательно. Поэтому ты была расстроена последние несколько дней?
— Я не знала, как ты это воспримешь.
— Полагаю, года терапии недостаточно, чтобы излечить твою неуверенность в себе, она слишком глубоко укоренилась. Но уверяю тебя, этот год любви исцелил меня. Я новый мужчина, и этот новый мужчина научится менять подгузники. Если я согласился быть шафером на свадьбе моего отца с Лулу, значит, я смогу всё!
